Последние слова вице-президент произнес неожиданно резко, почти грубо. Это контрастировало с его тоном в предшествовавшие минуты, но не испугало никого. Встреча в таком составе была далеко не первой.
— Ладно. — Казалось, что вице-президент сейчас улыбнется, но он не улыбнулся. — Я вижу. Судя по всему, вы поняли, что я серьезен. А я серьезен чертовски. Представьте себе кризис, подобный тому, как выглядела Великая депрессия не в кинофильмах, а в жизни. Очереди бывших квалифицированных рабочих за похлебкой. Ряды заколоченных домов, в которых на стенах остались картины и семейные фотографии: один квартал за другим, целые жилые комплексы от Калифорнии до Северной Каролины. Банкротство компаний такого масштаба, что трагедия компании «Enron» или балтиморских сталелитейщиков будет выглядеть почти смешно. Вы можете себе представить, как это будет выглядеть, когда закроются «General Motors Corp.» и «Newport News Shipbuilding and Drydock Co.»? Когда выгонят своих служащих на улицу «US Airways», «Chrysler LLC» и Бог знает кто еще? «Белых воротничков», «синих воротничков», чернокожих уборщиц, охранников в их красивой форме? И я говорю не просто о «крупных предприятиях» — я говорю о компаниях, дающих полнокровные проценты федерального бюджета. Можете быть уверены: принимаются все возможные меры. Но это лавина, которую не остановить политическими решениями per se,[23] пусть даже самыми правильными. На улицах окажутся сотни тысяч людей, наших соотечественников. На улице — в самом прямом смысле этого слова. Им нечего будет есть, кроме того, что предложит им «Армия Спасения». Тысячи покончат с собой…
Вице-президент замолчал. Ни один из присутствующих в его кабинете офицеров и штатских не перебил напряженную паузу ни одним звуком.
— Это будет экономический аналог Судного дня, — медленно и раздельно сказал Байден полминуты спустя. — И три четверти населения не окажется способной увидеть ни одной реальной причины происходящему: прежде всего потому, что не видит глубже собственной чековой книжки. Мы сползаем прямиком в этот самый «кризис», о котором с глубокомысленным видом рассуждают идиоты с образованием уровня муниципального колледжа. В настоящий, а не в тот. Но вы это слышали уже, правда?
Вновь возникла пауза, и вице-президент обвел всех взглядом, в котором не читалось никакого определенного выражения.
— Да, разумеется, — сказал он. — И даже от меня. На самом деле глупо рассказывать вам о причинах, когда до начала остаются часы. Вы все это уже слышали год назад. И наверняка поняли, что сейчас я больше обращаюсь к самому себе, чем к вам. Но я начал о другом, — о «социальном заказе». Почему противник политики нашего президента вдруг начинает поддерживать нас — даже не перестав его критиковать, вообще-то говоря? Почему национальные телеканалы показывают в последние недели грязных русских старух в тряпках чаще, чем Памелу Андерсон в лучшие годы? Что, они получили миллионные правительственные заказы на такой показ? Да ничего подобного! Все они делают это по собственной инициативе, просто потому, что отлично чувствуют, к чему сделала тогда-то заявление бывшая госсекретарь Олбрайт, к чему другое заявление другая бывшая госсекретарь, мадам Райс, а к чему уже я сам. И почему это вдруг все они и многие другие касаются совершенно не запрета на жевание резинки в Сингапуре.
Офицеры изобразили вежливые улыбки. Личный секретарь вице-президента сидел неподвижно, из тени, не мигая, смотрели его глаза. Их выражение равняло сорокалетнего аскета со ждущим своего часа гепардом.
— Народ готов, джентльмены. Готов полностью. Вы являетесь ведущими специалистами по психологической войне в этой стране. Вы потратили массу сил и средств на компьютерные симуляции, на консультации с гражданскими специалистами и тому подобное. Я вовсе не упрекаю вас, не поймите меня превратно: все это действительно было необходимо, мы готовились к самому серьезному шагу в истории. Но не нужно иметь степень в области социальной психологии, чтобы осознать происходящее хотя бы в целом. Потому что когда грошовый журналистик из какого-нибудь «Вестника техасской скотофермы» посвящает разворот не прогнозу падения цен на говядину, а вопиющей проблеме, связанной с отказом России покупать его говядину по надуманным причинам, якобы имеющим отношение к санитарии… Посвящает по собственной инициативе, бесплатно, и именно потому, что считает это своевременным и важным… Это все в одну копилку, господа, в одну. В нашу. Сейчас народ готов больше, чем когда-либо, дальше качество психологического момента будет только теряться: так говорят ваши модели, так считаю и я сам. Люди «перегорят», махнут рукой на русских, потому что соседа уже уволили, а на два дома в квартале повесили таблички «Продается с большой скидкой». Но этого не случится, и мы все здесь прекрасно знаем почему. Потому что по телевизору начнут показывать такое, что люди будут гнать свои автомобили с работы выше всех ограничений скорости: лишь бы сесть к телевизору пораньше. Потому что рекой потекут военные заказы, оплачиваемые за счет тех же русских, в конечном итоге. И не только на бомбы и ракеты, но на пропитанную антисептиками ткань для пошива носков, на ту же консервированную говядину, на пластиковые вилки, на колючую проволоку… Я вижу, у нас есть вопрос?
Интонация, с которой он произнес последние слова, была точно скопирована с той, которую употребляют школьные учителя. Офицер со знаками различия полковника опять улыбнулся — одними глазами. Высказывание вице-президента о маловажности «степени в области социальной психологии» не покоробило его, но он это запомнил.
— Да, мистер вице-президент. Я никогда не задавал вопросов о составе ударных групп, числе задействованных в первом ударе эскадрилий и тому подобном. Это дело тех самых «настоящих» военных, которые сидят в приемной и ждут, когда мы закончим. Однако я все же задам один «чисто военный» вопрос, не имеющий отношения к психологии. Или имеющий, но далеко не прямое. Вы уверены, что мы справимся?
Возникшая после этого вопроса пауза была ненормальной. Ответное «Что вы имеете в виду?» не просто подразумевалось, эти слова были буквально написаны в воздухе огненными буквами. К чести вице-президента, он их не произнес. Вместо этого он поставил на стол опустевшую кружку и сжал освободившиеся руки в «замок».
— Простой вопрос. И мой ответ на него: «Да, я уверен в этом полностью. Безоговорочно». Но давайте подумаем вместе: ведь мы бы справились и годы, многие годы назад, и тогда ответ был тоже «да». Так что вопрос имеет не только качество, но и количество. «Да» с какими потерями, насколько большими? Людскими, материальными? Наши шансы решить проблему «в лоб» были максимальны около пяти лет назад. Заметьте, даже не десяти, когда их армия проигрывала войну с вооруженными легким стрелковым оружием индейцами, — условно говоря, конечно. Около пяти лет назад или чуть более того. Когда они загнали наиболее агрессивных индейцев в фильтрационные лагеря и догадались купить большинство остальных — но при этом продолжали все быстрее и быстрее терять военную мощь. Они продолжают лишаться ее и сейчас: каждый год русские ВВС теряют больше самолетов и вертолетов в катастрофах, чем вводят в строй, и это лишь один пример. Более того, и через пять, и через десять лет ответ будет тоже «да», потому что, несмотря на сурово сдвинутые брови их премьера, русские все же сдувают объем обычных вооружений стремительно — другого сравнения я подобрать не могу. И неуклонно теряют средства доставки ядерных зарядов, это еще важнее.
Вице-президент поискал что-то взглядом. Безмолвный секретарь неслышно поднялся и через секунду исчез за дверью.
— Вы знаете все это не хуже меня, я уверен. Вы военные или разведчики, либо даже и то, и другое вместе. Но вы очень особые специалисты, и вы должны вспомнить и другое. Десять лет назад мечтой рядового русского солдата было сдаться в плен. Сейчас же его мечта — это гонять индейцев по горам с такой скоростью и эффективностью, чтобы полученный опыт обеспечил ему хорошую работу после демобилизации, а девки млели от красивых цацек у него на груди. Что будет его мечтой через те годы, за которые ядерный потенциал русских опустится под уровень, приемлемый для нашей ПРО? Той самой, о которой так много рассуждают, но которая пока является фактически мифом? Дорогостоящим мифом. Может быть, это будет — спросить у соседей: а куда это они дели памятник его дедушке, который вообще-то охранялся соответствующим разделом Женевской конвенции 1949 года о защите жертв войны? Может быть, уточнить у них еще что-нибудь интересное? И между прочим, соседи русских понимают это очень неплохо. Люди поумнее уже начали задавать себе подобные вопросы. Но умных людей в мире вообще сравнительно немного…
Дверь снова приоткрылась. Секретарь поставил на стол поднос с очередным кофейником и очередными чашками. Сам Джозеф Байден «дома» пил кофе принципиально из собственной кружки, куда входила едва ли не пинта. Штатную подавальщицу за последние дни не допустили до этого кабинета ни разу.
