головой.
– Эх, Алхаст-Алхаст, ничего-то ты не понимаешь… Нет, эта башня закрыта для моего несозревшего ума. И вижу я ее, и столько раз бродил вокруг нее, но нет, не смогу открыть эту дверь из окаменевшего дуба. Я не из посвященных, у меня другое предназначение. Когда-нибудь милосердный Бог, надеюсь, и меня призовет на службу нашему делу… Но не сегодня. Это не день Руслана… И все же сегодня… потому что… коль скоро… все же… с Овтой сотворили такое… мне придется взять на себя маленькую часть его миссии… На все воля Всевышнего…
Мы с Овтой умели общаться без помощи языка. Разбитый параличом, лишенный слуха, зрения, голоса, он все еще продолжал думать и беспокоиться о нашем будущем. Я должен был донести до тебя его желание, он обязал меня сделать это. Только поэтому и притащил тебя сюда… Овта всегда говорил, что всякое слово должно быть выверено с временем и местом. Нельзя осквернять величие и смысл слова, бросив его на откуп безжизненному ветру в песчаной пустыне… Время и место были определены. Время – вечерние сумерки, место – пасека в Чухажийлане. Мы там, где нам следует быть, и мы точно в границах нужного времени…
Слушай, Алхаст, недосказанное слово Овты! Ничего не добавлено, ничего не убавлено. Наставник передал моему сердцу, я же передаю сознанию Юсупан Абун Алхаста!
Мир наш – гнездо, которое в назначенный час надо покинуть. Когда отрастают перья и укрепляются крылья, птенец покидает гнездо. Одни улетают, сохранив и еще более украсив гнездо для тех, кто придет после них, другие – осквернив и изгадив его…
Птица уносит с собой в большую жизнь то, что было получено и накоплено в гнезде. Если это истинные знания и благие накопления – она живет легко и счастливо, наслаждаясь полнотой жизни. Если же знания ложны, а накопления неправедны – вся ее жизнь превращается в одно бесконечное страдание. И трудно ей тогда расти и находить себе пропитание. Враги надевают на нее ярмо рабства… Несчастная у нее судьба, но она сама и только сама виновата в этом…
Добро – Зло… Между ними идет вечная война. Беспощадная война. У обоих есть оружие, у обоих есть воинства. Война эта длится тысячи и тысячи лет, но до сих пор нет в этом противостоянии победителя…
Добро было сильным, оно не давало Злу, этому вечному своему врагу, насладиться победой. И тогда Зло затаилось… словно умерло оно… словно не стало его вовсе. Затаилось, чтобы накопить силы, пополнить ряды своего воинства. Зло облачилось в шелковые одежды, обмазало уста свои сладчайшим медом, украсило голос свой нежнейшими оттенками, обнажило для глаз людских округлые плечи и полные бедра. Притворилось рабом человека. Вечно бодрствующим, угодливым рабом. Перед похотливым самцом Зло кружило прелестной наложницей с тонкой талией, перед вечно неудовлетворенной самкой гарцевало рабом-атлетом, купленным у пиратов на диком острове. И не устоял человек перед чарами Зла… Человек поверил Злу, которое щедрыми посулами опьянило его разум. И человек открыл окна, открыл он и двери. И вошло Зло в душу человека. И слилось оно с его сердцем и мыслями.
Собрав свое разросшееся воинство и во всеоружии, Зло снова выступило против Добра. Жестокая битва разгорелась с новой силой. Добро не в силах одолеть Зло, и у Зла не хватает мощи, чтобы одержать победу над добром. Люди на земле, все до единого, разделились на два лагеря. Мы боремся, боремся и погибаем в схватке со Злом. Ты, дорогой мой брат, один ты не сделал еще свой выбор. Светлый, благоухающий океан Добра по одну сторону. Мутный, смердящий океан Зла – по другую. И тонкая нить песчаной суши, разделяющая две эти стихии. Еще одна, одна единственная капля – и океан Добра накрыл бы собой океан Зла… еще одна капля, одно слово, одна короткая черточка – и Добро навсегда покончило бы со Злом. Именно одной, одной только единственной капли недостает и Злу. Получи оно эту каплю, добейся оно хвалебного слова о себе – и Зло праздновало бы победу. Оно прожевало бы Добро в своей слюнявой пасти, перемололо бы в ядовитых жерновах своего желудка, растворило бы в кислых клоаках своего смертоносного нутра.
Весь мир, все живое затаилось в ожидании твоего выбора. Шагнешь в правую сторону – и ты спасешь и этот мир, и все человечество от вечного горя. Шагнешь в левую сторону – и ты подаришь победу Злу, совершишь великий грех, кровь и слезы всего живого будут на твоей совести. Выбор за тобой, время настало! О человек, приютивший в своем тленном теле Дух Божий, возвести свое Слово, сделай свой Шаг!..
Мир наш – гнездо, которое когда-нибудь надо покинуть. Когда отрастают перья и укрепляются крылья, птенец покидает гнездо…
Приобрел ли ты глубокие знания или знания твои неполноценны?.. Созрел ли ум твой, свободно ли сердце твое?.. Открыты ли глаза духа твоего, остер ли слух?..
Не мне ты должен ответить и никому другому. Ответь себе, ответь своей судьбе… Ответь от всего сердца, внятно, во весь голос… И иди вперед… твердым, уверенным шагом, широко расправив плечи… И да будет свободным и благословенным твой путь!
…Когда Руслан, тяжело вздохнув, закончил свою речь, Алхаст вздрогнул, словно выходя из транса. Он помассировал голову, крепко нажимая пальцы. Сын Абу понял, что должен сказать свое слово. Как бы ему не хотелось отойти в сторону от жизненных страстей, течение событий, как всякого человека, накрывало и его своей растущей волной необратимого предопределения. Возня вокруг него всех этих людей, посвященных в какие-то тайны… эти их странные беседы с ним, будто толкавшие его к решительному шагу в неизвестность… Все это было отнюдь неспроста. Алхаст понял, как бы он ни старался обходить события стороной, как бы не отворачивался, пряча свое лицо, убежать от предначертанного ему не удастся. И осознав это, распрощался навсегда, но не без сожаления, с меланхоличными своими мечтаниями о покое. И тут же почувствовал не совсем ему понятное, но долгожданное облегчение… словно бежавший из тюрьмы узник, обходивший стороной города и деревни, преодолевая голод и жажду пробиравшийся через чащи и болота, затравленно шарахавшийся от каждого куста; измученный этой голодной и слепой, бессильной и трусливой волей; возжелавший всем сердцем своим, чтобы охотники в погонах, наконец, настигли его; не в силах заплакать, иссохший настолько, что не находил в себе влаги даже для одной слезинки… и, наконец, рухнувший на землю, словно дуб, до сердцевины которого добрались острые зубья пилы… со
