Вы же не станете…
– Разоблачать вас? Конечно стану! К чему мне прикрывать младшего члена Совета Серессы, которому его место досталось за взятки отца? Я забочусь о своих людях и о планах, с которыми приехал сюда. И я напишу обо всем Верховному патриарху.
– Верховному… из-за киндата? Во имя Джада, вы сделаете это ради одного из этих презренных…
Это была самая громкая оплеуха, скажет позднее Рафел бен Натан, которую он когда-либо слышал.
Возможно, из-за того, что звук эхом разнесся по прихожей с высоким сводчатым потолком, удар ладони Фолько д’Акорси по щеке Бранко Чотто прозвучал подобно пушечному выстрелу.
– Да, сделаю, – спокойно произнес д’Акорси в наступившей тишине. – Я сделаю это ради киндата. Ради любого друга, которому нанесли такую обиду, какую вы только что нанесли синьору бен Натану. Слушайте меня, Чотто: тот, кто напал на моего человека, будет отдан властям. Этим же вечером. Не завтра. Позаботьтесь об этом. Что до выплаты синьору бен Натану… двух тысяч сералей из средств вашего отца будет достаточно. Они также будут выплачены сегодня, а не позже. Ему угрожали, его схватили на улице. Он – мой гость. Следовательно, оскорбление нанесено мне. Сделайте, как я говорю, иначе я расскажу Совету о вашем поведении и напишу в Родиас. Вы, – прибавил он после короткой паузы, – удивительно глупы для серессца. Это плохо для будущего республики.
Впервые, наблюдая и слушая, Рафел понял и в полной мере прочувствовал, а не просто осознал, размышляя о силе, почему люди так преданы Фолько Чино д’Акорси и почему его так боятся. Он сам сейчас немного боялся этого человека, этого покрытого шрамами одноглазого командира наемников, правителя города, который ради него явился сюда, который назвал его другом.
Такого не захочется иметь среди врагов.
Они вышли из дома вместе, д’Акорси, сам Рафел и три человека, которых привел Фолько. Д’Акорси сказал, что подождет Чотто снаружи, они вместе пойдут во дворец. Вероятно, теперь он чего-то от него хотел. Хотел использовать эту историю к своей выгоде.
Рафел ни минуты не сомневался, что получит две тысячи сералей от Чотто сегодня же вечером или завтра. Он все еще слышал звук той пощечины.
– Мне не нужны эти деньги, – сказал он д’Акорси.
– Я знаю. Но ему необходимо их заплатить. В этом разница. Делайте с ними что хотите. Здесь есть больница для сирот. И я уверен, что у киндатов есть своя благотворительность.
– Да, – подтвердил Рафел. Потом сказал: – Спасибо.
– Я не думаю, что он настолько безрассуден, чтобы причинить вам реальный вред. А его кузен – Тацио, – мне говорили, что он хороший человек. Думаю, он бы это остановил.
– Он хотел заранее получить сведения о сегодняшнем заседании. То, что мне известно.
– Серессцы любят все знать заранее. Это их страсть. Здешние проститутки задают вопросы о кораблях и товарах, которые они везут, и вкладывают деньги исходя из этих сведений.
Рафел улыбнулся:
– Еще раз благодарю вас. Он, возможно, сдержался бы, но я… я вел себя неучтиво. Или неосторожно.
– Рассердились?
– Да. Это опасно для киндата.
Фолько д’Акорси несколько секунд смотрел на него.
– Это опасно для большинства людей. Но да, для вас особенно. К слову, Акорси – действительно надежная гавань, если вы решите, что можете жить на суше. Я предлагал это Раине Видал, как вам известно.
Донна Раина, подумал Рафел, принесла бы Акорси большие деньги и большую пользу. Но он не сказал этого вслух.
– Я не ищу гавани, господин. Я… мы строим корабль.
– Вам может понадобиться дом в этом мире.
Рафел ничего не ответил. «Дом в этом мире».
Д’Акорси снова улыбнулся:
– Как прошел ваш визит в Арсенал? Я думаю…
Послышались шаги. Кто-то бежал к ним.
Д’Акорси обернулся. Рафел увидел, как его рука потянулась к мечу. Трое его солдат сделали то же самое.
Ления и Гвиданио Черра выбежали на улицу, на которой они стояли. И резко остановились, тяжело дыша.
– Хорошо, – спокойно произнес Фолько. – Хорошо, что вы здесь. Отдышитесь, а потом проводите бен Натана домой. Я пойду во дворец отсюда.
Он улыбнулся Черре. У них своя история, вспомнил Рафел. Вряд ли он когда-нибудь ее узнает. Ты встречаешь людей, поду- малось ему, проводишь с ними время, беседуешь, совершаешь несколько поездок, делишь трапезы… и обычно так и не узнаешь, какие дни и ночи привели их к моменту встречи с тобой. Что сделало их теми людьми, с которыми ты познакомился.
Ления спросила у него:
– Ты в порядке?
Он кивнул:
– Как ты узнала, где я?
Она ничего не ответила. Даже отвела глаза.
Ответил Черра:
– Мой человек пришел на границу города и ждал нас, когда мы сошли с парома. Он нам сказал. – Он взглянул на Лению, но больше ничего не прибавил.
А мог бы прибавить. Это было очевидно. Больше похоже на придуманную историю, а не на правду. И Рафел, возможно, никогда не узнает, в чем было дело. Жизнь переполнена неизвестными вещами. Несмотря на это, ты пытаешься хотя бы отчасти управлять тем, что может с тобой случиться.
Рафел подумал, что очень хорошо понимает стремление серессцев обладать информацией.
Но когда они вернулись в палаццо д’Акорси и остались вдвоем, он все-таки узнал больше. Потому что она тихо сказала:
– Давай сядем. Мне нужно кое-что тебе рассказать.
И рассказала. Историю о потустороннем мире, на которую он не знал, как реагировать. Но он и не должен был на нее реагировать. Он всего лишь выслушал ее. Это была история Лении. Ее жизнь. Она сама должна была в ней разобраться. И она все же собиралась в Бискио.
Глава X
Сараний делла Байана, верховный священник, стоял в своем красивом Святилище Джада Милосердного в Фиренте и улыбался. Наступил Праздник Весеннего Солнца, один из самых его любимых дней в году. Когда-то это был языческий праздник (он знал это, большинство людей – нет, да им и не нужно было этого знать), а теперь он стал радостным днем в календаре джадитов: он принадлежал богу и тем, кто его почитает.
Строго говоря, Сараний понимал: ему следует раскаяться в том, что он считает святилище своим, но это вошло у него в привычку, и… нет, правда, кто, кроме самого всеблагого Джада, может считать его своим, как не верховный священник, которому поручено проводить здесь обряды?
Он. Сараний. Он имеет на это право! Уже почти десять лет – в середине лета будет ровно десять. Наверняка Бог в милости Своей (а это святилище названо в честь Джада Милосердного!) позволит ему это? Это было
