проблема. Нам позвонили раньше полиции. Одна из выписанных пациенток почему-то вернулась обратно с альбомом Челика и грозится включить его другим пациентам.
Бэтмен. Установите оцепление в радиусе 10 километров и обеспечьте звукоизоляцию. Каковы ее требования?
Альфред. В том-то и странность, мистер Уэйн. Она не требует ничего, кроме антибиотиков.
Бэтмен. Не давайте. Антибиотики – это вам не конфетки.
Альфред. Мы и не дали. Но она попросила нас поговорить кое с кем…
Протягивает телефон. Из трубки доносится уверенное ржание.
Конь-марксист. Эй, мистер, на пару слов. Ты ж большой человек. У тебя денег куры не клюют, все у тебя есть. Тебе не стыдно играть с хлебом? Почему у тебя люди работают без страховки?
Бэтмен. Так вот в чем проблема… Эти люди обязаны мне всем.
Конь-марксист. Ты большой босс, миллиардер мистер Брюс! Но ты не великий…
Бэтмен. Очень даже великий! Окстись! Ты по сравнению со мной – ноль без палочки, слышишь, ноль! Ты для меня ломаного гроша не стоишь!
Конь-марксист. Эй, мистер, это же моя реплика!
Бэтмен. Теперь моя. Я и реплику у тебя отобрал, и страховку у рабочих отобрал. Скоро я у тебя все отниму, береги копыта.
Конь-марксист. Этот разговор должен был пойти не так. Ты должен был провалиться сквозь землю от стыда, а мы – и дальше жить нищей, но счастливой жизнью.
Бэтмен. Закругляйся, мне еще кофе пить в Готэме.
78. «Бедный, но гордый». Апелляция к бедности[265]
Полагать, что всегда прав бедный.
Не заслоняй мне солнце, большей милости не прошу.
ДИОГЕН – АЛЕКСАНДРУ МАКЕДОНСКОМУ
В культурах, где мудрость и честность ассоциируются с бедностью, уловка ad Lazarum куда более действенная по сравнению со своей противоположностью. Думаю, самый известный исторический пример – Диоген.
Да вы наверняка слышали эту историю! Итак, однажды Александр Македонский приезжает в Коринф и желает лично повидать того странного философа, о котором так много слышал. У Диогена, разумеется, нет виллы, он бомж. Тем утром он прилег погреться на солнышке где-то на пустыре… И вот, приподнявшись на локте, он смотрит на приближающуюся толпу. Александр выходит вперед и представляется:
– Я великий царь Александр.
– А я – собака Диоген.
Великий царь спрашивает у человека, лежащего на земле, нет ли у того к нему какой-нибудь просьбы. Диоген невозмутимо отвечает:
– Да, не заслоняй мне солнце.
Вот, мол, как я презираю условности. Выслушав историческую фразу, Александр поворачивается к хихикающим спутникам:
– Не будь я Александром, я стал бы Диогеном… А у всех, кто тут ржет, я перепишу паспорта, мы еще поговорим.
Из-за этой истории, имеющей тысячу версий и, вероятно, вымышленной, так и тянет счесть Диогена слегка тронувшимся профессиональным комиком[266]. Но он был киником. Иными словами, то, что он жил в пифосе и нищенствовал, было его осознанным выбором.
Чтобы это уяснить, давайте взглянем на основателя кинизма Антисфена: некогда он учился у Сократа и довольно-таки роскошествовал. Однако упадок Афин и казнь учителя глубоко его изменили. Он возненавидел сладкую жизнь, которую прежде обожал, стал поносить институты, которые прежде чтил. Ему казалось, что так он видит «истину» более нагой.
С этой точки зрения его история отчасти напоминает историю Будды, который тоже был аристократом, бросил все, что имел, отправился странствовать и после бесчисленных испытаний обрел искомое просветление. Вот и Антисфен, впервые ощутив пустоту, начал проповедовать более простую и скудную жизнь. Отчасти из ненависти к Македонии он выступал против любых ценностей, утверждающих любую власть: славы, известности, богатства, религии, патриотизма… Даже против семьи – ее он считал мельчайшей ячейкой «власти».
Зная, что людей нелегко отучить от их привычек (это касается как действий, так и мыслей), киники пытались их шокировать. Они творили что хотели: лежали, испражнялись, совокуплялись и сквернословили прямо посреди улицы. По одной из версий, их потому и называли киниками – от греческого κύων, что значит «собака». Давайте считать их благонамеренными троллями.
•••
Строго говоря, в то время относительно универсальный архетип «нищий мудрец» уже существовал. Да и фильмы студии «Йешильчам»[267] вбили нам в голову все эти клише: «бедная, но счастливая семья», «бедный, но гордый юноша». В этих фильмах богачи ослеплены алчностью, а бедняки познают то, что действительно важно в жизни, – и, конечно, всегда выигрывают любой спор.
Жан-Леон Жером. Диоген (1860). У Диогена было прозвище Собака, которым он гордился. Поэтому на картинах его часто изображают с собаками
79. «Ради милости Аллаха…» Апелляция к состраданию[268]
Побеждать в споре, вызвав жалость к себе.
Хотя апелляция к состраданию (или манипулирование эмоциями) и не имеет отношения к ошибкам источника, мы все-таки ее затронем, потому что она имеет отношение к бедности. Но давайте не будем повторяться: говоря о бедности, мы упирали на мудрость, а здесь довод иной – направленный на последствия:
Пощадите, ваша честь! Вот села я в тюрьму – и что станет с моими детьми, что они будут кушать?
Речь здесь не о том, заслуживает ли обвиняемая тюрьмы, а о негативных последствиях этого. Когда приплетаешь невинных детей, апелляция к милосердию весьма эффективна.
Настолько эффективна, что исследование, проведенное в США, показало: за одни и те же преступления федеральные суды наказывают мужчин в среднем на 63 % строже, чем женщин{111}. Если уравнять все факторы – наличие судимости, уровень дохода и т. д., – то за преступление, которое будет стоить женщине 10 лет тюрьмы, мужчина получит 16 лет; довольно серьезная разница. Больше того, у женщины, чья вина доказана, шанс вовсе избежать тюрьмы вдвое выше, чем у мужчины. Разумеется, и в этом случае речь об одной и той же статье.
Отчасти в этом есть резон: среди подсудимых-женщин гораздо чаще встречаются матери-одиночки, чем отцы-одиночки, поэтому судьи и присяжные, думая о последствиях (помните пример в начале главы?), проявляют больше милосердия.
Есть и другой мотив: он, вероятно, коренится в наших бессознательных установках. Женщина-преступница, даже бездетная, кажется куда безобиднее в силу общекультурных условностей. Например, если по делу в качестве обвиняемых проходит семейная пара, многие автоматически предполагают, что женщину «заставили», и видят ее роль как «помощь и укрывательство». (Идея для феминистского плаката: сверху слоган «Равная оплата за одинаковый труд», снизу – «Равный срок за одинаковые преступления».)
Еще одна любопытная сторона милосердия – злоупотребление: мы не выносим, когда другие пользуются нашей добротой. Конечно, уличному попрошайке живется крайне тяжело, да и то, что он живет обманом, тоже можно понять, – но на тех, кто организованно эксплуатирует чувство сострадания, занимаясь мошенничеством под видом благотворительности, следует смотреть как на отбросы общества. Как одна гнилая ягода портит целую корзину, они заставляют сомневаться и в том, что делается из лучших побуждений, отвращая нас от добрых дел.
80. «Миллионы мух не могут ошибаться». Апелляция к большинству[269]
Верить в то, что мнение, разделяемое большинством, правильное.
Это, кажется, любимая тактика маркетинга (после апелляции к знаменитостям, конечно) – апелляция к большинству. Вам не кажется, что упор на фразы вроде «самый популярный бренд» порождает забавный цикл?
Мы должны стать еще популярнее, потому что самые популярные – это мы.
Любите меня еще сильнее, потому что меня любят больше всех.
Конечно, за этой тавтологией кроется куда более серьезное рассуждение:
Не может же столько людей ошибаться; наверное, они что-то знают.
И классическое противоядие к этой схеме:
Миллионы мух едят дерьмо.
Миллионы мух не могут ошибаться.
Давайте тоже есть дерьмо.
А теперь отбросим слишком
