Она стояла возле входа в зал, крепко сжимая ладонь Майи. На плечи той был надет рюкзачок, с которым мы вышли из дома совсем недавно, но как будто бы так давно… Лариса ждала своей очереди. Её светлые распущенные волосы струились по плечам, длинная юбка почти касалась пола.
Омоновец отдал приказ, меня отстранили в сторону. Я увидела, как к бывшей жене Якова приближаются трое: двое с одной стороны, ещё один – сбоку. И тут… Она обернулась. Посмотрела прямо на меня, как будто точно знала, что я тут.
Я остолбенела. Сердце перестало колотиться, упало вниз.
– Майя, – голос Якова…
Думала, Лариса начнёт истерить, сделает что-то, но она просто стояла и смотрела на нас. Молча, неподвижно. Один из полицейских подхватил Пчёлку. Всё остановилось и пришло в бешеное движение.
– Да пошёл ты, – я вдруг поняла, что это Яков.
Оттолкнув медика, он быстро прошёл через весь зал. Забрал дочь.
– Майя! – закричала Лариса. – Пустите… – её куда-то вели. Полицейский застегнул на её запястьях наручники.
Яков крепче прижал к себе Майю, и тут я увидела, как его повело.
– Яков! – я метнулась к ним. Придержала Якова за локоть. По виску его катилась капля пота, глаза лихорадочно блестели.
– Чёрт, – просипел он, тяжело опираясь на меня одной рукой, а второй всё так же держал дочь.
– Дай её мне, – рядом с нами оказался Руслан.
Подоспела бригада скорой, полицейские… Майя вдруг заплакала, принялась вырываться. Как ни пытался Руслан успокоить её – ничего не выходило. Майя захлёбывалась слезами, звала маму и хваталась за его пиджак.
– Тихо-тихо, – я погладила её по спинке. – Тихо, малышка. Всё хорошо. Ну… Тихо… – шептала, а у самой в глазах стояли слёзы.
Надрывисто всхлипнув, Майя уткнулась Руслану в плечо. Тот сделал знак, что справится. Я кивнула. Слишком много произошло за этот день. Для маленькой девочки это было слишком. Сейчас рядом с ней должен был находиться кто-то надёжный и спокойный. А я сама была на грани истерики.
– Я сам, – стоило врачу попытаться усадить Якова на кресло-каталку, огрызнулся он.
Медик посмотрел на меня, ища поддержки, но я только отрицательно качнула головой. Знала – мой муж ни за что не покажет дочери слабость. И мне не покажет, хотя я уже давно знала, что слабость у него всего одна – дочь. Нет… Дочь и я.
– Ты хуже барана, – когда мы наконец дошли до скорой, сказала я так, чтобы слышал только Яков.
Каждый шаг давался ему всё труднее. Он опирался на меня, и я чувствовала, что держится он из последних сил. Посмотрела на него гневно.
– Всё уже, – бросил, забираясь в скорую.
Наверное, уже сам пожалел о том, что отказался от каталки. Я только вздохнула. Хотела тоже нырнуть в скорую, но тут заметила полицейскую машину и стоящую рядом с ней в сопровождении омоновцев и незнакомого мне мужчины Ларису. Я никогда не видела её мужа. Даже на фотографиях. Но сразу поняла, что это он.
Что-то сказал одному из «конвоиров». Омоновец помедлил. А потом… снял с бывшей жены Якова наручники. Та прижала ладонь к губам. Замотала головой. Её длинные волосы качнулись в такт движению.
– Вы едете? – обратился ко мне врач.
– Да, конечно, – поспешно ответила я и поднялась в скорую.
Последним, что я увидела, было то, как Лариса оказалась в объятьях мужчины. Прижалась к нему. По тому, как вздрагивают её плечи, мне стало ясно, что она расплакалась сильнее. Но на душе у меня вдруг стало спокойнее – муж не бросит её. Я знала это. Знала и всё.
– Поехали, – громко сказал врач водителю. Другой уже обрабатывал рану Якова.
– Сообщи, пусть готовят операционную, – бросил он своему коллеге. – Огнестрельное. Пуля осталась в мягких тканях. Потребуется переливание.
Я распахнула глаза. Яков с шумом втянул носом воздух. Пуля, багряная кровь на руках… Перед глазами замелькали тёмные точки.
– Только не вздумай потерять сознание, – услышала я грозный голос Якова. Кое-как сфокусировала взгляд. – Ты ещё не ответила мне, какого дьявола не сказала сразу?
– Яков… – я едва могла шевелить губами.
Он что, серьёзно? Посмотрела в глаза – серьёзно.
Медики делали вид, что им не до наших разборок. Я облизнула солёные от слёз губы. Но только смогла качнуть головой. А потом просто пересела на кушетку к мужу, взяла его за ладонь и положила на свой живот.
Сидя возле операционной, я сжимала в руках телефон Якова. Его пиджак лежал на коленях, и я не могла отвести взгляд от пятна. Кровь давно высохла и потемнела, а мне всё ещё казалось, что она тёплая, что стоит коснуться, и пальцы окрасятся алым.
Вздохнув, перевернула пиджак другой стороной и провела ладонью по ткани.
– Да, Руслан, – ответила на вызов. – Ещё нет. Хотя… Подожди, – прислушалась.
Из-за двери послышался шум, звуки голосов. Сказав, что перезвоню, я поспешила отложить телефон и поднялась. Операция шла не так долго, но чувство было такое, словно я просидела у двери целую вечность. Майя спала в палате, Рус остался разговаривать со следователем, а я ждала. Ждала, скрестив пальцы, пусть даже врач предупредил, что серьёзной опасности для жизни моего мужа нет.
– Как всё прошло? – едва в коридоре появился хирург, я бросилась к нему. Он снял маску, посмотрел на меня. На миг показалось, что что-то не так. Что сейчас он скажет что-то такое, что я не смогу вынести, что…
– Всё в порядке, – он едва заметно улыбнулся. – Не беспокойтесь. Сейчас вашего мужа переведут в отделение интенсивной терапии.
Интенсивная терапия… Другими словами – реанимация. Но не успела я снова испугаться, хирург продолжил:
– В этом нет ничего страшного. После операции пациента всегда переводят в реанимационное отделение.
Наверное, в моих глазах отразился ужас. Иначе вряд ли бы врач стал растолковывать мне это, как неразумному ребёнку. Я кивнула, облизнула сухие губы и наконец смогла немного расслабиться.
– Я могу увидеть его? – уловила неодобрение врача и попросила с мольбой: – Пожалуйста. Я… у нас были очень сложные дни. И… кажется, нам
