— Что? — ошеломленно переспросила Ярил.
— Я имел в виду границу, где смогу начать новую жизнь.
Но я вовсе не это имел в виду. Словно наползающая тень, моим языком неожиданно овладело мое другое «я» и ответило ей. Я не мог представить худшего времени для того, чтобы оно объявило о своем присутствии. На меня накатила новая волна боли, когда я попытался осознать все значение того, что отец прогнал меня.
Ярил лишь ухудшила ситуацию.
— Я должна ехать вместе с тобой, Невар. Не важно куда. Ты не можешь бросить меня здесь. Не можешь. Я здесь умру.
— Не говори этого! Ты же знаешь, что я не могу взять тебя с собой. Я не знаю, куда я пойду и что стану делать. Я просто не имею права втягивать тебя в это.
И тут я понял, что должен делать. Я должен повиноваться воле доброго бога. Я запишусь в солдаты. Ближайшей военной заставой была Излучина Франнера. Я начну там и выстрою для себя новую жизнь. Но уже в следующий миг я отверг эту идею. Я уеду как можно дальше от отца и начну новую жизнь там, где, если я потерплю неудачу или опозорю свое имя, бесчестье коснется лишь меня одного.
— Если ты меня бросишь, я умру, Невар. Или утрачу рассудок. Не оставляй меня с этим безумным, злым человеком.
Первой моей мыслью было, что она должна остаться, потому что иначе наш отец будет совсем одинок. Несмотря ни на что, это мне казалось слишком жестоким.
— Он сейчас не в себе, — сказал я. — Горе лишило его рассудка. Со временем он может поправиться. И тогда он будет в тебе нуждаться.
— Только сперва сведет с ума и меня. Невар, попытайся представить, какой будет моя жизнь здесь. Мне не к кому будет обратиться за помощью. Совсем не к кому.
Я пытался придумать для нее что-нибудь утешительное, какое-нибудь убежище или дружбу, которая ее поддержит. Я подумал было о Карсине, но тут же вспомнил об их ссоре из-за Ремвара. У нашей семьи были и другие друзья и соседи. Правда, с тех пор, как к нам пришла чума, мы почти ни с кем не общались. Новости, которые мы получали из других поместий, были скудными и часто безрадостными. Но как только пройдут осенние дожди и зимний снег и дороги станут проезжими, люди снова начнут навещать друг друга. А пока… по крайней мере, она будет в безопасности. Это я ей и сказал.
— «В безопасности»! Чтобы меня унижали и помыкали мной каждый день. Чтобы меня выдали за какого-нибудь человека по выбору отца и тот стал унижать меня и помыкать мной в своем доме. У тебя своеобразные представления о безопасности, Невар. По-настоящему я почувствовала себя в безопасности, когда ты привез меня домой от Поронтов и доверил вести наше хозяйство. Невар, если не считать моей скорби, это были лучшие дни в моей жизни. О, я знаю, как глупо это звучит! — выкрикнула она, прежде чем я успел ответить на это удивившее меня заявление. — Но, прошу тебя, попытайся понять. Впервые я почувствовала, что могу расслабиться и быть собой. Я могла приказать подать еду, которая мне нравится, передвинуть мебель для собственного удобства и не отчитываться каждый вечер в том, как провела день. И в итоге я делала то, что считала нужным, и не переживала, одобрит ли это кто-нибудь. Моя жизнь стала чем-то большим, чем разучивание новой музыкальной пьесы или пришивание пуговиц на платье.
Я не знал, что ей ответить, но слова сами сорвались с моих губ:
— Я должен ехать. Что бы мне ни потребовалось для этого путешествия, у меня это будет.
Кровь вскипела у меня в жилах, когда я произносил эти слова. Я отбросил все посторонние ощущения. Это касалось только меня и моей сестры и не имело никакого отношения к проклятию древесного стража. Я попытался придумать, как бы утешить Ярил, и сказал, пожалуй, худшее, что могло прийти мне в голову:
— Я пошлю за тобой. Когда я устроюсь сам, я обязательно за тобой пошлю. Обещаю.
— А как скоро это будет? — тут же потребовала она ответа и в следующее же мгновение заявила: — Я не смогу оставаться здесь одна. А что, если он выдаст меня замуж до того, как ты за мной пришлешь? Тогда я навечно окажусь в ловушке. Куда ты направляешься? Как собираешься справляться в одиночку? Где ты будешь жить?
У меня упало сердце.
— Я не знаю. У меня нет ответов ни на один из твоих вопросов. Но я обещаю, что пришлю за тобой, как только что-нибудь прояснится. А если ты будешь несчастлива, где бы ты ни находилась, просто приезжай ко мне. Я обещаю. Поддерживай связь с Эпини. Я смогу отыскать тебя через нее, когда придет время. Я обязательно за тобой пошлю, Ярил.
Ярил проводила меня до моей комнаты, оглядела голые стены, простой стол и мои немногочисленные пожитки. Ее взгляд задержался на сломанном засове, до сих пор свисавшем со взломанной двери.
— Он действительно держал тебя взаперти и морил голодом, — тихо проговорила она.
— Да. Действительно.
И от этих слов мне вдруг сделалось легче уехать.
Вещей укладывать пришлось не много. Из одежды мне годилось лишь то, что приказала сшить Ярил. Еще я прихватил свой кадетский плащ, поскольку знал, что осенние дожди и ветра уже не за горами. Я собрал небольшую аптечку: бинты, целебные соли, мази и тонкую иголку с шелковой ниткой, чтобы зашивать раны, — но надеялся, что мне не придется всем этим воспользоваться. Я не мог оставить свой замечательный дневник сына-солдата и потому положил его вместе с остальными вещами. Мне было трудно отказаться от учебников и признать, что прекрасное образование больше не является частью моего будущего.
Той ночью я так и не уснул. На рассвете я встал, умылся, побрился и причесал волосы. Затем я надел костюм, который подходил мне лучше всего, и как следует начистил сапоги. Когда я собрался взять саблю и пистолет, я обнаружил, что отец нанес мне последний удар — они исчезли. Я на мгновение застыл, глядя на пустое место на стене, где они обычно хранились с остальным оружием нашего дома. Я едва не решился взять оружие Росса, но справился с низменным соблазном. Я не дам отцу повод называть меня вором, так же как и неудачником. Он выгнал меня из дома безоружным. Что ж, прекрасно.
Я тихо прошел по коридору в комнату матери, собираясь с ней попрощаться, но голая кровать и окна делали помещение холодным и безжизненным. Здесь почти ничего не напоминало о женщине, которая меня вырастила. Немного косметики на туалетном столике, рядом расческа в тяжелой серебряной оправе и гребешок. Я подошел к столику, надеясь найти несколько прядей волос, чтобы взять их с собой, но вдруг увидел свое отражение в зеркале. Я замер, глядя на человека, которого не узнавал.
Я хранил мысленный образ прежнего Невара. Я помнил, что у меня было тонкое лицо, широкие скулы и короткие светлые волосы, помнил высокого молодого человека с отличной осанкой и мускулатурой. Когда я думал о себе, я, хотя и знал, что растолстел, представлял себе именно такую картину. Но этот человек исчез.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
