Ралстон развернулся и молча вышел из комнаты, пытаясь убедить себя в том, что его срыв оправдан стремлением защитить даму, перед которой он был в большом долгу. Гораздо проще было убедить себя в этом, чем попытаться понять те чувства, которые все еще бурлили в нем при мысли о том, что Калли может стать баронессой Оксфорд.
После того как Ралстон стремительно покинул их дом, Калли некоторое время проплакала. Затем ей передали, что портниха закончила заказанное леди Хартуэлл платье, а также некоторые вещи из нового гардероба Джулианы.
Она восприняла это сообщение как знак: не стоит просто сидеть и жалеть себя — и приготовилась провести вторую половину дня в мастерской у портнихи — событие, которое для Калли было не многим веселее похорон. Но она остро ощущала потребность отвлечься, и встреча с французской модисткой вполне подходила для этой цели.
Калли убедила Марианну пойти с ней, и младшая леди Хартуэлл вышла из Аллендейл-Хауса раньше Калли, чтобы заехать за Джулианой, которой предстояло провести немало времени за примеркой своих новых нарядов. Калли следовало бы присоединиться к девушкам, но ей была невыносима сама мысль о новой встрече с лордом Ралстоном — пусть даже вероятность этой встречи была невелика. И вот теперь она стояла у двери салона, ожидая, когда кто-нибудь обратит внимание на ее появление.
В салоне царила рабочая суета, мадам Эбер не было видно, зато ее помощницы метались взад-вперед через занавешенный вход в примерочную, нагруженные рулонами ткани, пуговицами, кружевами и оборками. В передней части мастерской находились еще три дамы, которые рассматривали выставленные платья, восхищаясь мастерством швей.
— О! Леди Кальпурния!
Валери, помощница мадам Эбер, появилась из рабочей части салона и присела в быстром поклоне перед Калли.
— Мадам Эбер просит передать извинения, что заставила вас ждать. Она как раз сейчас заканчивает с другой леди, и мы специально освободили большую часть дня мадам, чтобы она могла уделить вам внимание. Она выйдет к вам... — Валери взмахнула рукой, пытаясь подобрать нужное слово, — tout de suite... в ту же секунду. Да?
— Да, конечно. Я охотно подожду.
— Валери! — раздался из-за занавески голос мадам Эбер, которая буквально через несколько секунд выглянула из примерочной в салон. — Пригласи леди Кальпурнию. Я начну с ней работать тотчас.
Калли проследовала за француженкой за высокую ширму, установленную у одной стены комнаты, и резко остановилась, заметив в углу манекен, на котором висело, вероятно, самое прелестное платье, какое она когда-либо видела.
Мадам Эбер ответила на ее взгляд понимающей улыбкой.
— Вам нравится?
— О да... — Калли очень хотелось коснуться пальцами ткани, погладить волны шелка: это было восхитительно и превосходило все ее ожидания.
— Превосходно. Думаю, пора посмотреть, каким оно должно быть... на вас. Вы согласны?
Портниха развернула Калли и начала расстегивать пуговицы ее платья. Указав на предметы туалета, выложенные рядом с платьем, модистка сказала:
— Мы начнем с нижнего белья.
Калли тотчас покачала головой:
— О нет, не стоит... У меня достаточно белья. Нет необходимости в новом.
Освободив Калли от платья, модистка возразила:
— Уверяю вас, это вам нужно. — Она помогла Калли снять корсет и рубашку, заметив: — Самые уверенные в себе женщины — это те, которые могут положиться на каждый кусочек ткани, облегающий их тело. Это те женщины, которым их трусики нравятся не меньше, чем платья.
Калли облачилась в прелестное нижнее белье, украшенное маленькими деталями: атласными ленточками, крошечными, ручной работы цветочками прелестных оттенков и кружевными вставками, которые добавляли такую нотку женственности, о какой она раньше не задумывалась и какую не считала необходимой в нижнем белье. По мере того как на нее набрасывали слой за слоем, Калли, ощущая на коже ласковое прикосновение чудесных тканей, убеждала себя, что глупо получать такое удовольствие от этих мелочей. Однако мадам Эбер была права. Было что-то чарующе особенное в облачении в это легкомысленно красивое нижнее белье. Тем более если учесть, что единственный человек, который когда-либо его увидит, — это ее горничная.
Словно читая мысли Калли, модистка наклонилась к ней и произнесла шепотом:
— И давайте не будем забывать, что никогда не знаешь, кто, возможно, однажды станет снимать такую красоту.
Калли страшно покраснела при этих словах, а француженка с понимающим видом слегка хихикнула.
Затем настал черед платья, которое село просто идеально. Мадам Эбер выглядела чрезвычайно довольной. Она медленно обошла вокруг Калли, придирчиво разглядывая каждую, даже самую мелкую, деталь платья. Модистка с удовлетворенным видом посмотрела в широко распахнутые глаза Калли и сказала:
— А теперь в примерочную, там мы посмотрим повнимательнее.
Постаравшись подавить в себе внезапно возникшее чувство неуверенности, Калли поднялась на возвышение. Мадам Эбер мягким движением развернула ее к зеркалу, и Калли с удивлением широко раскрыла глаза, когда осознала, что видит в этом зеркале свое отражение. Она никогда не видела себя такой красивой.
Глубокий вырез платья выгодно подчеркивал ее грудь, которая выглядела роскошной, но при этом никак не казалась вульгарной. Складки шелковой ткани вокруг изгиба талии, бедер и живота делали ее идеально сложенной, а не пухленькой. Цвет ткани — самый прелестный, какой она когда-либо видела, светящийся голубой — придавал ее коже, обычно слишком румяной, оттенок клубники со сливками.
На лице Калли расцвела улыбка. Мадам Эбер была права: это платье было создано для вальса. Калли не удержалась и в возбуждении покружилась перед портнихой. — О, оно прелестно, мадам!
Модистка ответила ей такой же улыбкой:
— Так оно и есть. — Она наклонила голову, критически глядя в зеркало на отражение Калли, и добавила: — Нужно сделать юбку немного повыше. Прошу меня извинить, я приведу девушку, чтобы помогла мне.
Француженка исчезла в дверях, а Калли смотрела на свое отражение в зеркале, расплывавшееся из-за набегающих слез. Она может каждый день быть такой же прекрасной, как эта женщина в зеркале, но это не заставит Ралстона полюбить ее. И возможно, если бы он был кем-то другим — тем, кого она любила бы меньше или не любила вовсе, — она бы воспользовалась его предложением и приняла его. Но ведь она так долго мечтала принадлежать ему. И этим браком по расчету он сокрушил все ее мечты. А ей хотелось заполучить все: его ум, его тело, его имя, — но больше всего — его сердце.
