— Нам никто не нужен настолько, чтобы отказаться от чести ради них. Где бы ни проходили ярмарки, правитель страны обязан поддерживать перемирие, которое позволяет нам вести торговлю. Это всем известно. То, что только что произошло, нанесло оскорбление правительнице и Арбонне настолько наглое, что я не могу его спустить. Пускай Борсиард д'Андория делает что хочет, но эти три человека должны умереть. Когда мы приедем в Люссан и Барбентайн, я посоветую правительнице запретить Андории участвовать в ярмарке. Полагаю, так она и сделает.
Он отвернулся и снова вскочил на своего коня. Блэз последовал его примеру.
Далеко впереди, у головы их колонны, снова раздался какой-то шум. Рядом с дорогой кораны Бертрана перебросили веревку виселицы через ветку дерева. Приговоренного уже раздели до нижнего белья. Теперь Серло решительно достал из-за пояса кинжал и, пока другие держали вырывающегося портезийца, начал вырезать у него на лбу клеймо клятвопреступника. Блэз уже видел такое раньше. Он подавил желание отвернуться. Они услышали, как этот человек пронзительно, отчаянно закричал. Пять всадников отделились от колонны впереди них и быстрым галопом поскакали назад по траве на обочине дороге.
— Возьми столько людей, сколько понадобится, — спокойно приказал Бертран Валери. — Окружите дерево. Если эти люди попробуют помешать повешению, убейте их. Блэз, ты подожди рядом со мной.
Не говоря ни слова, Валери повиновался. Остальные кораны Талаира уже начали быстро занимать позицию, предвидя такой поворот событий. Обнажив мечи, вложив стрелы в луки, они образовали широкий круг вокруг дерева-виселицы. Стоя в хвосте колонны рядом с Бертраном и двумя лежащими на земле убитыми, Блэз наблюдал, как третьего портезийца взвалили на круп лошади со связанным за спиной руками и веревочной петлей на шее. С его лица капала кровь из клейма, вырезанного Серло. Пять скачущих к ним человек уже кричали, яростно жестикулируя. Серло оглянулся на Бертрана в поисках подтверждения. Герцог кивнул головой. Серло кольнул коня в бедро кончиком ножа. Животное рванулось вперед. Казалось, портезиец сделал с коня сальто назад. Потом повис, раскачиваясь, в воздухе. Они услышали треск. Он был уже мертв.
Пятеро кричащих портезийцев резко натянули поводья у самого края кольца из людей Валери. Конечно, они сильно проигрывали им в численности. Их предводитель крикнул что-то Валери, в бессильной ярости стегнул хлыстом своего красивого коня. Бертран повернулся к Блэзу, словно ему наскучило происходящее.
— Нам еще надо уладить между собой одно маленькое дельце, — произнес он так, словно они были одни среди приятного осеннего пейзажа. — Я только что сам это понял. Возможно, ты не готов предъявлять никаких прав в Горауте, но если мы сейчас едем в Люссан и ты открыто признаешь, кто ты такой — а после того, что только что случилось, решение уже принято за нас, — то я не могу обращаться с тобой как просто с одним из моих коранов. Тебе это может не нравиться — по причинам, которые мне понятны, — но если увидят, что я отдаю тебе приказы, это может сослужить плохую службу нам обоим. Ты согласен получить отставку с моей службы? Примешь гостеприимство и общество Талаира, в качестве моего друга и гостя?
Разумеется, это был единственно правильный выход при данных обстоятельствах. И Блэза действительно беспокоила эта перемена; она означала еще один переход в иное качество в тот год, когда течение жизни стремительно несло его к какой-то цели, еще скрытой вдали.
Ему удалось улыбнуться.
— А я уже гадал, когда размер моего жалованья начнет тебя раздражать. Должен признаться, что считал тебя не столь бережливым, господин мой, это идет вразрез с тем представлением, которое сложилось о тебе во всем мире.
Бертран, искренне пораженный, громко рассмеялся. Как раз в это мгновение жестикулирующая группа людей у дерева замолчала. Внезапный смех разнесся далеко. Пять портезийцев повернулись и посмотрели на них. Их предводитель, низенький, смуглый мужчина на великолепном коне, долгое мгновение пристально смотрел на них издалека, не обращая внимания на стоящих вокруг коранов. Затем развернул коня и, не прибавив ни слова, поскакал обратно на север. Другие портезийцы последовали за ним.
— Это получилось несколько неудачно, — сказал Бертран.
— Кто этот человек?
Герцог с удивлением повернулся к нему.
— Значит, ты сказал правду? Ты действительно никогда его не встречал. Это был Борсиард д'Андория, Блэз. По крайней мере, ты должен был слышать его имя. Он недавно женился на…
— На Люсианне Делонги. Я знаю, — перебил его Блэз. А затем прибавил: — Поэтому он хочет меня убить.
Даже среди всех бурных эмоций этого утра глубоко внутри Блэза вспыхнул огонек странной гордости. Даже сейчас, после всего, Люсианна, должно быть, рассказала о нем; конечно, в этом должно быть все дело. Борсиард д'Андория стремился убить бывшего гораутского любовника своей новой жены.
Бертран де Талаир соображал быстро.
— А, — мягко произнес он, — Энгарро ди Фаэнна? Значит, это правда, эти слухи?
— Что я убил его для Делонги? Да. — Блэз сам себя удивил тем, как легко было сказать это теперь герцогу. Он заколебался перед следующим шагом, но продолжал: — Вместе с Рюделем Коррезе.
Он увидел, как Бертран пытается это осознать.
— И поэтому она хочет, чтобы ты умер? — с сомнением спросил он.
Блэз покачал головой.
— Сомневаюсь. Ей все это настолько безразлично, что она не станет заметать следы. Этого хочет Борсиард. Вероятно, он принимал участие в убийстве Энгарро, хотя я тогда этого не знал. Я внушаю ему тревогу. Он боится того, что я могу сказать или сделать. Рюделю они доверяют; он кузен из семьи Делонги. Я — неизвестная величина. — Он замолчал.
— Это и есть его смертельная обида на тебя?
Блэз посмотрел на герцога. Голубые глаза Бертрана смотрели испытывающим, скептическим взглядом, и сейчас в них мелькало еще кое-что.
— Отчасти, — осторожно ответил Блэз.
Бертран медленно кивнул головой.
— Я так и думал, — сказал он через секунду. — Жемчужина Делонги, восхитительная Люсианна. Значит, он ревнивец, наш друг Борсиард. Это стоит запомнить. — Он снова кивнул головой. — Все начинает обретать смысл. Когда-нибудь ты должен мне рассказать о ней больше. Правдивы ли все эти слухи? Я говорил с ней, конечно, но в комнате, полной людей, и это было много лет назад, когда она была еще очень молода. Следует ли мне быть благодарным за столь ограниченный контакт? Неужели она так смертельно опасна, как гласит молва?
Блэз пожал плечами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
