Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но пришли ночи, и он опять с тревогой посматривал на часы - когда будут настоящие двенадцать, то есть три по местному. Он не мог объяснить себе, почему он считает настоящей полностью три по Москве. Это потому, что он живет в национальной республике, но чувствует себя русским? Даже по времени? Странно: он ведь не жил в России, не считая наездов к матери и сестре и тетке. Как не держался он, но две недели бдения до первых лучей света погнали его в поликлинику. Он сказал врачу, что не спит из-за невроза уже неделю. Та выписал рецепт элениума (он сам сказал ей, что элениум подходит ему больше всего, и дала какую-то небольшую таблетку выпить тут, же в кабинете). "У вас есть тридцать минут, чтобы добраться до дома. Не задерживайтесь, а то уснете прямо на улице". И действительно, хорошо, что до дома от поликлиники - пятнадцать минут ходьбы. Он успел войти в дом, закрыть двери на ключ и повесить цепочку, как почувствовал, что у него закрываются глаза. Он лег на диван и провалился. Когда проснулся, было темно. Он включил свет и глянул на часы. "Вот это да! Он выпил эту таблетку в час дня, а сейчас - без двадцати пять утра. Никогда еще он не спал шестнадцати часов к ряду. Он посмотрел в окно, и заметил первые признаки утра. Но оставил включенной ночную лампу и снова лег. Уснул и спал до одиннадцати утра. Впервые он встал таким отдохнувшим. "Теперь подумаем, что делать", - сказал он сам себе. Но дел особых не было. Выходить к бочке с пивом - рано, еще все мужики на работе. Поехать куда-нибудь в гости? Но - куда? В "молодежке" давно другой состав и даже редактор новый - тот с которым он учился, уехал учиться в ВПШ и пробудет там еще два года. На киностудию? Но после того, что там произошло, ему нечего было казать туда нос. Но как-то он не выдержал позвонил Залатову - ну, во-первых, тот не участвовал в дележе киностудийных гонораров и только регулярно получал свою премию. Трубку взяла Лилия и Сергей чуть не обомлел: столько лет уже живет с одной! Хотя вспомнил, по скольку им лет, и подумал, что Залатов решил бросить якорь - а то ведь не только красавицы Лили - обычной страшилы не найдешь. Лиля удивилась: "Где ты пропадал, Сергей? Мы столько раз тебе звонили. Да от знакомых слышали, что до тебя нельзя дозвониться". Сергей ответил ей что-то про длительную экспедицию - чуть ли не на Марс и спросил - дома ли Залатов?". - Лиля ответила: "А ты не знаешь, что сегодня - сорок дней. Как умер Эрик. Ну, вернее он не умер, а покончил собой". Сергей знал, что Эрик, бывший офицер, после хрущевского сокращения в армии пришел на киностудию - дом был рядом. Стал работать со временем директором картины. Но Сергей знал, что Эрик - не вор в том понимании, что он знал на киностудии. Выписывали с списывали под фильмы все, что угодно - до импортных автомобилей. "А причина?" - спросил он Лилю. - "Не знаю, вроде у него все было в порядке. Муж говорил, может его подставили? Но и тогда зачем уходить из жизни?". Поговорили еще о знакомых и расстались.
Но этой ночью Сергей прокручивал все варианты смертей, что он знал. Это ведь только среди хорошо знакомых до сорока или чуть старше ушло из жизни не меньше десятка. Ладно, кто спился. Или убили по пьяни, как Пудина. А вот Веня умер от инфаркта. Собкорр "комсомолки", совсем молодой парень (и не глупый, и не пьющий умер от рака в тридцать шесть. Через год от рака умер корреспондент Всесоюзного радио. От инфаркта умер Руслан - не пил же совсем! И Славка Шиловский давно был бы готов, если бы жена и родители не настояли вшить капсулу. Что это с людьми? Может, оттого, что жизнь наша - нелепа? И мы занимаемся совсем не тем? Сказал же ему Кадыров (тоже трезвенник!), что вот нет, мол, ранних смертей среди священников. Ни русских, ни восточных. Потому, что занимаются действительно духовным? Не лгут себе каждый день и другим? А математик Руслан - просто случайная цифра статистики. Все же остальные занимались идеологическим онанизмом? И даже если не понимали, то чувствовали всю ложь и ненужность всех этих рассказов о повышенных соцобязательствах, о сокрытии правды. Да, система боялась даже ПРАВДИВОГО рассказа о том, что происходит с человеком. Он помнит, какую бурю вызвал материал "хочется быть человеком". И дело, конечно, не в том, что хочется быть человеко-материал невольно рассказывал сломанные судьбы при самом гуманном строе и мог вызвать у читателя самые разные ненужные мысли. Вот и весь криминал. Наши землетрясения самые гуманные, пожары - ну небольшие костры из озорства. А так - все тип том. И человек, если у него есть совесть) пусть молчащая, пусть запрятанная в глубине, начинает ломаться и отсюда - все эти онкологии и инфаркты. И - самоубийства. Он еще в Ферганской долине слышал, как в одной газете повесился сотрудник. Все они погибли на тропе тщеславия? Одного вытолкнули из армии, а он, возможно, мечтал быть генералом. У другого - свой тупик. А журналисты, погибшие от инфарктов? Это что, слагаемые из внутренней тоски и неудовлетворенности, помноженную на пузырек? Или это происходит только с теми, у кого внутри - зуд быть впереди планеты всей? А если этого зуда нет? Нет прогресса? И почему у одних он развит сильно, а у других - нет? Он знал точно - по тысячам встреч! - что некоторых передовиков-распередовиков слава даже очень тяготила. Они не хотели, чтобы о них писал в газетах, снимали в кино, показывали по телевидению. Вот Гусарову дали звание Героя соцтруда, а он сторонился прессы, как черт боится ладана. В него что, заложена другая программа - день и ночь висеть над своим станком, вымать новое в оснастке самых современных станков. Это у него - такая сублимация? Интересно, что для него интимная жизнь? Ну да - сейчас он и ответит! Еще в "молодежке", когда Сергей (он знал это!) своим видом, своей открытостью легко подвигал людей на контакт, то Гусаров, оторвавшись от станка, посмотрел на Сергея сквозь очки и без всякого зла или вызова сказал: "Да что вы все ко мне привязались! Вон в цехе полно молодых ребят. Есть наладчики, которые ездят за рубеж с нашими станками. О них и пишет". Напрасно Сергей пытался разговорить его: "Что надо - вам начальство скажет. А мне о своей работе говорить нечего". Почему так упорно отказывался от всяких интервью гусаров? Знал, что о человеке правду (всю правду!) написать нельзя, а все эти розово-глянцевые портреты вызывали у него раздражение? И действительно: о нем, как лучше изобретателе завода, лучше всего скажет либо директор, либо главный инженер. И будет это и скромнее и честнее: сам себя нахваливать же не будешь, если ты - в здравом уме. А партайгеноссе... Тот же Кадыров - наплюй он на первого, возьми бригаду и работай спокойно. Хоть с партбилетом, хоть без него. НО БЫЛ НАСТРОЕН НА ВЗЛЁТ И ПОЧУВСТВОВАЛ, КОГДА В НЕГО ТОЧНО ВЫСТРЕЛИЛИ, и был готов. Его, Сергея не хватил инфаркт, когда по его претензиям, был нанесен интеллигентный, но точный удар. Наверное, потому, что он только что получил мастера спорта по волейболу (выиграли зону), всего два года как сошел с ринга, любил плавать - когда у команды была ОФП, он готов был часами не вылазить из бассейна и ребята говорили ему, что если он займется плаванием сейчас, в девятнадцать, до первого разряда доберется. Ну, он много где добрался бы до первого разряда. В том же парашютном спорте. Он совсем не боялся прыгать с парашютом и всегда точнее всех выходил "на точку". Да мало ли где он себя мог проявить! Он пытался дать себе ответ: а если бы он стал всячески лауреатом, Героем труда и так далее, книги бы выход или у него одна за другой и за ними стояла очередь, школьники бы на уроках чеканили его стихи наряду с Маяковским, было ли бы ему спокойно без Земмы? И он с ужасом думал, что без нее он был бы одинок при любом общественном внимании. Пусть хоть колонны демонстрантов каждое утро проходили под его окнами кричали: "Да здравствует Сергей Егорович! Лучший поэт эпохи строительства развитого социализма!". Да он, наверное, застрелился бы. Как дедушка Хем. Стволы к подбородку и пальцем ноги нажать курок.
Он ходил по комнате, смотрел на нечищеную бронзу курганов - на разных рынках Азии он купил их несколько штук - от них словно веяло другой, совсем непохожей на европейскую, жизнь. А вот вместе с этим курганом на рынке в Бухаре один старик (в Москве его назвали бы опытным экспертом) поняв, что Сергей настоящий покупатель (с деньгами в кармане) показал ему нож одного из палачей эмирата. Объяснил, как казнили этим ножом: Палач сидел на скамеечке, рядом на коленях, положив голову на бедро палачу, которое было застелено клеенкой (чем застилали до клеенки - старик не знал). А вот казно с клеенкой он видел сам в 197 году. Малла читал молитву, палач и приговоренный ждал. Старик показывал нож, сделанный наподобие ятагана. Только в середине словно ножницами был вырезан полукруг. И палач после слов Ала Акбар, начинал перерезать горло несчастному, вслед за обычным лезвием в голо словно проваливалась выемка и уже широкая часть лезвия отрезала голову чуть ли не до основания. По крайне мере - отрезать голову таким ножом палачу ничего не стоило за считанные секунды. Старик сказал, что нож достался ему, когда разбегался эмирский двор и они догнали палача с золото и другим добром уже недалеко от Афганской границы. "Этот нож, - сказал старик, - лежит у меня ровно пятьдесят лет. Что им будешь делать? После того, как им отрезали столько голов... И резать корову он не годится. Купи!". Старик назвал сумму, за которые можно было купить костюм. Сергей чуточку поторговался и купил. Нож теперь у него целых пятнадцать лет. Видел его Роберт да одна или две женщины, тогда он им живописал о жестокостях азиатских обычаев. Мол, и с башни бросали, и вешали (правда, предварительно тоже перерезав горло), и отрезали головы вот этим самым ножом. Он достал нож из шифоньера и подивился еще раз материалу, из которого он был сделан. Может, такова вот дамасская сталь? Нож был чуть темен, как и положено творцу смерти. Сергей ни разу не точил этот нож, но лезвие его было тонким и острым, словно нож только и ждал очередного горла. Сергей приложил его к своему горлу. Да, удобная штука рванул один раз - и сам себе можешь голову охватить. Что же делать? подумал Сергей. Последняя словинка - затея с книгой о Ферганской долине давно выявили всю глупость такой затеи. Стихи. Но он уже двадцать пять лет не написал ни строчки. И - не напишет. Не требует его к священной жертве Аполлон. А строчить как сотни и сотни этих членов СП - нет, увольте! Он знал из печати, что некоторые московские умельцы выпускали каждый год по сборнику. Ну и как - народ читает что ли, эти стихи. Только дачи, машины и апломб. Что же делать? Денег у него было вполне достаточно. В шкафу стояли банки с растворимым кофе, сгущенкой, коробки с макаронами и даже - сахар. В ящике, что стоял в нижнем отделении шифоньера и был всегда закрыт на ключ тысячи четыре денег. И тут Сергей в который раз поймал себя на том, что говорит вслух слова, о чем он вроде и не думал: "Да, хватит на похороны и на памятник. И на все эти поминки". И - опять удивился. Он один раз у тетки при сестре ляпнул, чего кажется в уме не держал. У тетки были золотые часы еще дореволюционного производства, несколько комплектов удивительного фарфора. Они говорили о том и сем и вдруг Сергей ляпнул: "Когда тетя умрет (а тетке тогда было всего сорок восемь!) золото и посуду я заберу себе. С тебя платьев хватит". Он покраснел от сказанного: ведь никогда, даже во сне, он не мечтал о теткином фарфоре и тем более - золотых часах. Откуда это выскочило и почему? Так он ляпнул одной своей знакомой: "Пока не постираешь все и не погладишь - ни на что не рассчитывай". И тоже он никогда об этом не думал. В химчистке девочки все стирали отлично, так как он при каждой стирке оставлял им по червонцу. И стирали они и гладили - не хуже хваленых китайцев из разных романов. Вот и сейчас - откуда эта мысль о похоронах и о ноже? Ведь куда проще ружье: нажал на крючок - и тово. Мозги на потолке.
- What If - Elizabeth - Русская классическая проза / Эротика
- Верхом на звезде - Павел Александрович Антипов - Русская классическая проза
- Побеждённые - Ирина Головкина (Римская-Корсакова) - Русская классическая проза
- Палата No 7 - Виктор Лысенков - Русская классическая проза
- Истории психотерапии - Алексей Сергеевич Вилков - Биографии и Мемуары / Психология / Русская классическая проза
- Мещанское гнездо - Михаил Борисович Бару - Русская классическая проза
- Трясина - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза
- Репост #0 от 29.06.18 - Александр Сих - Газеты и журналы / Русская классическая проза
- Камни поют - Александра Шалашова - Альтернативная история / Русская классическая проза
- Записки эмигранта - Александр Семёнович Кашлер - Русская классическая проза