Мишель (этакая чертовка) говорит, что, когда я читала письмо полковника, мое лицо походило на небо, куда после долгой грозы возвращается наконец солнце.
Обстоятельства сложились так, что Адди и Уильям Уэнтворт побывали в гостях у Джона Мак-Артура в его поместье Кэмден-Парк. Ехать первоначально собирался сам Джон Блэндингс, но утром, когда он предполагал выехать, возникли неожиданные осложнения.
– Тебе придется поехать одной, Адди, в противном случае Джон будет глубоко разочарован. Я уже попросил Уильяма Уэнтворта, чтобы он проводил тебя в экипаже. Он сказал, что с удовольствием доставит тебя на место.
– Я, видимо, чего-то не понимаю, Джон. Не думаю, чтобы Уилл и Джон Мак-Артур были рады видеть друг друга.
– Не будь такой занудой, дорогая. Оба они любят словесные стычки. Обещаю тебе, что этот уик-энд удастся на славу.
– Нисколько не сомневаюсь.
Адди и Уильям отправились в эту поездку вместе с племянницей Мак-Артура в экипаже, запряженном четверкой.
Поместье Кэмден-Парк находилось в сорока милях от Сиднея, то есть ехать предстояло два дня.
На ночлег они остановились в гостинице «Олений парк» с одноименной таверной при ней. После простого, но сытного ужина, состоявшего из мясного пирога, почек и жареного картофеля с печеными яблоками, Адди, извинившись, поднялась к себе в комнату.
– Оставляю вас одних, молодые люди. Развлекайтесь, – сказала она перед уходом. – Насколько я знаю, по вечерам тут бывают танцы под скрипку.
Уилл галантно составил компанию мисс Мак-Артур. Конечно же, никто из приверженцев Мак-Артура не должен был знать о его отношениях с миссис Блэндингс. Затем и он, сославшись на усталость, проводил Тесс, высокую тощую девицу, в ее комнату. У самой двери Уэнтворт поклонился и поцеловал руку своей молодой спутнице.
– Спасибо, что почтили меня своим обществом, мисс Мак-Артур. Я уверен, что мы неплохо проведем время в Кэмден-Парке.
Уильям зашел в свой номер, сосчитал до десяти и вышел. Крадучись, направился по темному коридору в комнату Адди. Как они договорились, дверь была не заперта, и он тихо вошел.
– Я чуть не уснула, Уилл, – окликнула она его с кровати. – Почему ты так задержался?
– Я танцевал рил[15] и гавот. Она рассмеялась:
– Как мило! Может быть, и нам потанцевать?
– Что ты имеешь в виду? – спросил он, поспешно раздеваясь.
– Гавот – чудесный танец, но лично я стоячему гавоту предпочитаю лежачий гавот. Разумеется, я выражаюсь в буквальном смысле.
Уильям разразился хохотом:
– Лежачий гавот! Ну и распутница же ты!
– Позволь мне доказать тебе это. – Отбросив одеяло, Адди протянула к нему руки.
Ее обнаженное тело неизменно приводило Уилла в восторг. Она была невероятно соблазнительна, без малейших признаков перезрелости. У большинства женщин груди либо как лимоны, либо как дыни. И очень редко – золотая середина. «Грудочки» Адди, как ласково выражались моряки в портовых трактирах Лондона, были размером с апельсины, они просто идеально ложились в руку. А ее спина и бедра будто были высечены из мрамора самим Микеланджело.
Он лег рядом с ней и заключил ее в объятия. Обнял по-мужски, по-хозяйски, хотя прекрасно знал, как бурно протестует Адди против так называемого Мужского превосходства в чем бы то ни было. Ни один мужчина, несомненно, не мог «обладать» Адди. Более того, Аделаида Диринг всегда решительно брала инициативу на себя, что и подтвердилось в следующую секунду.
– Сегодня для разнообразия я хочу быть сверху, Уилл, – заявила она. – Ты лежи спокойно, отдыхай. Всю работу я сделаю сама.
– Ты называешь это работой, – засмеялся он. – Странно. Я предпочитаю считать это развлечением.
Уильям лег на спину, подложив руки под голову, и Адди уселась на него верхом. Сначала он чувствовал себя неловко, но когда она улеглась на него, разметав свои благоухающие волосы по его груди и лицу, он забыл обо всем на свете.
– Ты считаешь меня распущенной? – спросила она какое-то время спустя.
Он покраснел и запинаясь проговорил:
– Ты всегда одерживаешь верх надо мной. Я не говорил ничего подобного.
– Но ты именно это хотел сказать.
– Нет, Адди. Что за шутки?
– А я и не думаю шутить. – Она нахмурилась. – Говорю совершенно серьезно. Скажи, Уилл, ты расскажешь когда-нибудь об этой ночи своим друзьям в мужском клубе? Или на какой-нибудь холостяцкой вечеринке?
Уэнтворт был в негодовании:
– За кого ты меня принимаешь? Да я скорее дам отрезать себе язык, чем начну рассказывать о тебе, дорогая Адди.
– Я знаю, Уилл. Я говорила… так, вообще… И все-таки предположим, ты беседуешь с другими мужчинами, и все похваляются своими любовными победами. Как бы ты описал то, что у нас было сегодня?
Уильям раскрыл рот, но не смог произнести ни слова. Лицо его выражало замешательство, смущение, растерянность.
– Ты что, Уилл, язык проглотил? Он попытался как-то обойти эту тему:
– Послушай, Адди, прекратим этот пустой разговор.
– Но это вовсе не пустой разговор. Ты у нас старый боевой конь, и я хочу знать: мог бы ты признаться своим друзьям, что занимался любовью в позе, свойственной обычно женщинам?
Уильям отвернулся, не решаясь встретиться с ней глазами.
– Нет, ты скорее дал бы отрезать свой член, – с усмешкой сказал она. – Ты никогда не признаешься в том, что с тобой было, ибо это могло бы бросить тень на твое мужское достоинство в глазах твоих знакомых или приятелей, исповедующих мужской шовинизм.
– Послушай, Адди, по-моему, мы уже достаточно наболтались. Пора и отдохнуть.
Он соскочил с кровати и стал торопливо одеваться. Даже после того как Уэнтворт улегся в свою постель, насмешливый смех Адди все еще звенел в его ушах.
Мак-Артуры приняли Уэнтворта вежливо, но холодно. Довольно скучный досуг разнообразили частые перепалки между хозяином и молодым гостем. Самая ожесточенная из них произошла, когда племянница Тесс обмолвилась о том, что ее отец читает «Австралийца» как святую книгу.
– Мой брат, наверное, спятил! – взорвался дядя Джон. – Он же знает, что я думаю по поводу этой бунтарской газетенки.
– Очевидно, у него есть свое собственное мнение, – язвительно заметил Уэнтворт.
– Не вмешивайтесь в наш разговор, молодой человек.
– Как я могу не вмешиваться, если вы поносите мою газету?
– Поношу – слабо сказано. Я намерен закопать этот листок, как протухший кусок мяса.
– И как вы, позвольте спросить, намерены это сделать, сэр? Наш тираж растет с каждым днем.
Лицо Мак-Артура побагровело. Он залпом выпил свой бренди и вытер губы рукавом рубашки.
– Вы скоро это узнаете, молодой смутьян. – Откусив кончик сигары, Мак-Артур выплюнул его к ногам Уэнтворта. – Вы прячетесь за этим бессмысленным лозунгом – свобода прессы. Пытаетесь оклеветать честных людей.
