Прогоняемая песня звучала как что-то среднее между “Крэмпс” и какой-то старой серф-музычкой. Когда она закончилась, Терри встал из-за барабанов, чтобы, перейдя через сцену, сказать “привет”.
– Я голос потерял! – сказал он хриплым мелодраматическим шепотом.
– Похоже, мы играем сегодня чистую инструменталку, – добавил мальчишка в ленноновских очках. – Мы с Кальвином петь не умеем.
– А почему бы вам не отменить выступление? – поинтересовался Зах.
Терри горестно закатил глаза.
– Кинси очень нужны деньги. И нам тоже. Тревор, Зах, это Эр Джи. Он – нерд, а также мой лучший друг. А вот это Кальвин.
– Привет, – сказал Эр Джи и начал настраивать свой бас.
Похоже, его не слишком волновало, что его называют нердом. Кальвин глядел в упор на Заха, лицо его расплылось в радостной ослепительной улыбке. Выглядел он так, как будто готов на месте съесть Заха с потрохами.
– Здрасьте, – сказал он. – Новенький в городе? Зах начал уже было ухмыляться в ответ, но, похоже, сдержался и ответил Кальвину неловкой полуулыбкой.
– Да, – ответил он. – Мы оба.
– Ну так дай мне знать, если захочешь, чтобы кто-нибудь показал тебе местные красоты, слышишь? – Кальвин слегка нажал на слово “тебе”, очевидно, имея в виду только одного человека.
Тревору захотелось стащить его со сцены на липкий пол и проломить ему голову точно дыню. Уж конечно, он видел, что они вместе. Разве он не видит к тому же, насколько Тревор беспомощен в сексе? Или он прочел какое-то безымянное томление в глазах Заха?
– М-м-м, спасибо, но думаю, все важное я уже видел. – Зах повернулся к Тревору, обнял его за плечи. – Пойдем, – потянул он Тревора к бару, – посмотрим, что затевает Кинси.
Они направились в заднюю часть клуба, но перед мысленным взором Тревора Кальвина уже терзали самыми страшными пытками самого страшного ада.
Кальвин со сцены глядел им вслед, а Терри наблюдал за самим Кальвином. Эти распутные глаза буквально пожирали Заха от макушки спутанных волос, до подметок кроссовок с высоким задником. Терри знал, Зах – совершенно во вкусе Кальвина: кожа да кости, смертельная бледность, и в качестве изюминки – язвительно изогнутые губы.
– Лучше оставь его в покое, – предостерег Терри.
– Кто это с ним?
– Сынишка Бобби Мак-Ги.
Глаза Кальвина расширились.
– А что, тяга к убийству передается по наследству?
– Кто знает. Я бы с ним не связывался. Черт побери, как же горло болит, – поморщился Терри, подбирая барабанные палочки. – Прогоним еще раз “Черный приход”?
У бара Кинси, поздоровавшись с Захом и Тревором, вернулся к своему гроссбуху. Засунувшись за стойку, Зах достал себе из холодильника “нацбогему” и коку. Коку он перебросил Тревору, потом, открыв пиво, бросил три доллара на стойку.
На звук открываемых бутылок Кинси поднял глаза, перевел взгляд с бутылки пива на лицо Заха.
– Тебе сколько лет? – спросил он.
– М-м-м, девятнадцать. А что?
– Можешь пить, потому что мы закрыты. Но в часы работы клуба алкоголь ты тут не пьешь. Понятно?
– А? – На лице Заха отразилось крайнее изумление. – Почему? Что я такого сделал?
– Ничего. Мал ты еще. Не знаю, со скольких лет можно пить там, откуда ты приехал, но здесь с двадцати одного. Меня закрыть могут за то, что я тебя обслуживаю.
– Но…
– Если хочешь выпить, приноси с собой фляжку. Не размахивай ею особо и не говори никому, что я тебе так сказал. Таковы правила.
– Правила?
– А что, в Нью-Йорке правил нет?
Зах беспомощно уставился на Тревора. Надо сказать что-нибудь, догадался Трсвор. Зах, судя по всему, настолько пришиблен самой идеей соблюдения закона о распитии спиртных напитков несовершеннолетними, что его обычно такой ловкий язык отказал ему напрочь. Но Заху вообще не стоило рассказывать эту дурацкую байку о Нью-Йорке; он такой же урожденный ньюйоркец, как Тревор – индус из Калькутты. И вообще он улыбался этому гитаристу. Пусть выкручивается как знает.
Но Кинси смилостивился.
– Ты в самом сердце Библейского пояса, – объяснил он Заху. – Можешь радоваться, что не застрял в графстве с сухим законом.
Онемев от изумления, Зах только покачал головой. Кинси закончил складывать колонку цифр, развернулся со своего барного стула и двинул к задней двери. Тревор с Захом остались у стойки одни.
– Готов поспорить, ты даже пива мне не купишь, – растерянно пробормотал Зах.
– Вот именно.
– Черт.
Проверка звука сворачивалась. Зах ушел в туалет, Терри и Эр Джи разминулись с ним по пути к стойке. Схватив себе из холодильника по запотевшей бутылке, они развалились в кабинке, вид у них был такой, как будто они проделывали это миллион раз.
– А где Кальвин? – не мог сдержаться Тревор.
Терри указал на улицу, потом схватил себя за.горло.
– Пошел в магазин за сигаретами, – перевел Эр Джи.
Господи, да пусть он сдохнет от рака легких.
– Он вернется?
Терри изучающе поглядел на Тревора, потом поманил его к себе. Тревор скользнул на скамейку рядом с ним, и Терри, положив руку ему на плечо, наклонился поближе – еще несколько дней назад Тревор отпрянул бы от прикосновения рефлексорно, но сейчас он уже мог сдержаться.
– Кальвин в порядке, – просипел Терри. – Он считает, что должен волочиться за каждым смазливым парнем, кого видит, но он в порядке. Пусть он тебя не волнует.
– А он меня и не волнует.
– Ладно, слушай, если тебе потребуется надрать ему задницу, пальцев ему не ломай. Никого больше из мало-мальски приличных гитаристов сейчас нет в городе.
Эр Джи фыркнул в свое пиво. Терри безмятежно кивнул Тревору. Кинси вернулся с полной корзиной цуккини, на которой красовалась табличка “БЕСПЛАТНО”, и торжественно водрузил ее на стойку. Тревор спросил себя, есть ли хоть кто-нибудь в этом городе, кто поддерживал бы хоть слабое знакомство с нормальностью. Впрочем, чья бы корова мычала.
Внезапно со стороны туалетов донесся тенор Заха, распевавшего во весь голос. Очевидно, он не знал, насколько хлипкие тут стены, или ему было плевать. Все четыре головы повернулись разом, когда через картонную стену и по трубам до них донесся ясный сильный тенор:
– РИИИВЕРРР-СТАРИИК… ОТ ХЛОООПКА ОТВЫК… ЗАМАЯЛСЯ ЖИТЬ… ЗАКАЯЛСЯ ГНИТЬ…
Тут они услышали звук спускаемой в туалете воды, и в бар вошел Зах, чтобы недоуменно уставиться на всех четверых.
– В чем дело?
– Я не знал, что ты можешь петь, – просипел Терри. Зах пожал плечами, пытаясь – безуспешно – скрыть свое удовольствие, что стал центром внимания.
– Кровь кажун. Вам еще повезло, что я не играю на аккордеоне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
