В другом конце гостиной Маджио и высокая длинноногая Сандра сердечно прощались с двумя мрачными матросами, А им нужна дружба проститутки? Конечно, нет, потому-то они такие мрачные, хотя в соседней гостиной полно девок.
Маленькая Билли сидела на коленях у Старка и, прижавшись губами к его уху, что-то жарко нашептывала. А Старку нужно восхищение какой-то шлюшки с шалыми глазками? Нет! Потому-то он так довольно ухмыляется. Ну, ты меня убил! Ты даешь, Пруит! Вояка Пруит, чудо-парень!
— Как ты там, корешок? — Старк улыбнулся ему пьяной размазанной улыбкой. — Обо всем договорился?
— Да, — сказал он. — Обо всем. Все отлично.
Может, займешься серфингом, вояка? — подумал он.
— А ты ей сказал, чтобы комнаты были рядом?
— Нет, забыл.
— Ничего, мы своим сказали. Так что порядок. Когда, она вернется, не забудь, предупреди, а то пропустишь главное — пузырек без тебя додавим.
Билли укусила его за ухо, он дернул головой, выругался, потом рассмеялся и, покачиваясь в кресле, снова переключил свое пьяное внимание туда, куда ей хотелось.
— Нет, без меня не надо, — сказал Пруит в пустоту. — Без меня не пейте. Я ничего пропускать не хочу.
Маджио и Сандра горячо пожимали руки матросам, как хозяева, с сожалением выпроваживающие гостей. Как только матросы прошли в смежную вторую гостиную, Маджио с глубоким вздохом опустился в кресло, посадил Сандру к себе на колени и тут же исчез из виду.
— Эй, — сдавленно прохрипел итальянец. — Мне кажется, это не самый удачный вариант. Может, лучше ты меня возьмешь на колени? Для разнообразия.
— А что, — сказала Сандра. — Стоит попробовать.
Она встала и засмеялась, сморщив вздернутый носик и тряхнув гривой волос. Они с Маджио поменялись местами. Маджио был теперь похож на щуплого индуса, восседающего на любимой слонихе, или на цирковую обезьянку верхом на крупном широкогрудом шотландском пони.
— Э-гей! Смотрите на меня! — крикнул он. — «А может, и тебе нужна большая толстая мамаша?» — пропел он, с блеском копируя блеющий пропитой тенор знаменитого Уинги Мзнона.
— Что значит толстая? — возмутилась тоненькая Сандра, у которой пышной была только грудь. — Я, сынок, не толстая.
— Знаю, малышка, — сказал Маджио. — И не смей говорить мне «сынок». Я же это просто так, фигурально. Зачем злиться и оскорблять меня? Пру, слушай, — сменил он тему, — совсем забыл тебе сказать. Спасибо матросикам, увидел их и вспомнил. Я же сегодня видел в «Таверне» нашего друга Блума.
— Да? — равнодушно отозвался Пруит. — С кем?
— С одним здоровенным типом. Блум его давно подцепил. Томми зовут. Он даже больше Блума, можешь себе представить?
— Так-так. Интересно.
— У меня тоже в голове не укладывается. Разве что нашему мальчику его жилетка понравилась. В нее можно всей ротой плакаться. В общем, Блум меня заметил, а когда я увидел, какая у него стала рожа, то срочно начал искать стул потяжелее.
— Другими словами, он тебе не обрадовался?
Маджио засмеялся:
— У него на его плоской башке вот такая наклейка из пластыря! Полголовы заклеено. Мой Хэл хорошо знает этого Томми, — продолжал он. — Когда он в первый раз увидел его с Блумом, он сам мне сказал. Увы, мой бедный Томми! Я знал его.
— Это же из Шекспира, — сказала Сандра. — Только у Шекспира немного не так. Это из «Гамлета». «Увы, мой бедный Йорик! Я знал его, Горацио».
— Да? Надо же! Хэл у меня очень образованный мальчик. И очень поэтичный.
— Не сомневаюсь. — Сандра усмехнулась. — Они все поэтичные. Меня тут иногда навещает парочка таких же поэтичных.
— Интересно. — Маджио скорчил забавную рожу. — А зачем?
— Угадай.
— И угадывать нечего. — Маджио повернулся к Пруиту: — Папа Хэл говорит, Томми каждый раз клянчит у него машину, когда едет за Блумом. Он зарабатывает такую ерунду, что ему еле на жизнь хватает. Хэл говорит, он где-то в центре служит и еще подхалтуривает — пишет рассказы для журналов. Совсем нищий. На какие шиши он Блума поит?
— Да, конечно, — кивнул Пруит, не зная, что сказать.
— Я сегодня ужинал в «Лао Юцае», — похвастался Маджио Сандре. — Представляешь?
— В «Лао Юцае»? — равнодушно переспросила Сандра. — Мой любимый ресторан. Высший класс. Я там каждый день пасусь.
— А тебя туда пускают?
— Конечно. Почему бы нет?
— Я думал, вашим девочкам запрещено бывать в городе.
— Официально — да. Но в «Лао Юцае» никто про меня не знает. Они там думают, я богатая туристка.
— А ты когда-нибудь ела эту… как ее… па-па-йю?
— Папайю? Каждый день ем. Я ее люблю.
— Я сегодня в первый раз попробовал. По виду вроде пюре из дыни. А вкуса вообще никакого. Для вкуса в нее лимонный сок добавляют.
— Это как с маслинами, — сказала Сандра, — К ним нужно привыкнуть.
— С авокадо такая же история, — авторитетно заметил Старк. — И с устрицами. Сначала нужно привыкнуть, а потом понравится.
— Когда ее лимонным соком поливают, она пахнет точь-в-точь как блевотина, — сказал Маджио. — Привыкать жрать блевотину я не собираюсь. — Он залился громким полупьяным хохотом и так зашелся, что чуть не упал с колен Сандры.
Сандра недоуменно посмотрела на него.
— Официант у нас был китаец, — сквозь смех начал объяснять Анджело. — Все время у меня за спиной стоял. Наверно, боялся, я не ту вилку возьму и выйдет большой конфуз. Потом принес эту самую па-па-йю и ломтик лимона. Я его шепотом спрашиваю: «Что это?» А он мне: «Это же папайя, сэр». Я ему тогда на ухо: «Анджело Маджио все в жизни должен попробовать». Потом выжал сверху лимон: «Я правильно делаю?» — «Да, сэр, конечно». — «Странно, — говорю. — С лимоном эта ваша па-па-йя пахнет в точности как блевотина». Он обалдел, уставился на меня и молчит. Я ему тогда опять шепотом: «Слава богу, что я обожаю блевотину, а то бы нехорошо получилось».
Все, кроме Пруита, рассмеялись. Засмеялась даже Билли. А Анджело на своем насесте самодовольно ухмыльнулся, напоминая излюбленного карикатуристами попугая, который выругался матом и заставил старую деву выбежать из комнаты.
— Я думал, папа Хэл лопнет от смеха, — добавил он. — А китаеза сразу испарился.
Билли вдруг соскользнула с коленей Старка, словно смех вывел ее из гипнотического транса. Она резко потянулась всем своим гибким девчоночьим телом, твердые маленькие, торчащие вверх груди — многие добродетельные женщины с завистью сочли бы их неположенными ей по рангу регалиями — упруго выпятились, и чернеющие сквозь платье соски почти уперлись Старку в лицо.
— Может, пойдем, Мейлон? — хрипло шепнула она. — Новых клиентов вроде не предвидится. Даже если кто-нибудь придет, уже почти два. А я, когда меня берут на всю ночь, по мелочам не размениваюсь.
— Пошли. — Глаза у Старка запали и были налиты кровью.
— А вы, ребята, идете? — Билли повернулась к Маджио и Сандре. — Бутылка же у вас.
— Ш-ш-ш, — одернул ее Маджио.
— Да ну! — Билли плюнула. — Пусть эта старая сука повесится!
— Мы сейчас, — улыбнулась ей Сандра. — Сейчас идем, детка.
Проходя мимо Пруита, Сандра нагнулась к его уху:
— Когда Лорен вернется, скажи ей, что мы пошли во второй коридор, над лестницей. Она поймет куда.
— Ладно, — безразлично кивнул Пруит.
Компания вышла из гостиной и со смехом скрылась за углом коридора.
Какого черта ты психуешь? — сказал он себе. Еще ведь нет двух, тебе пока не из-за чего расстраиваться.
Он повторял это себе снова и снова. Но в притихшей гостиной были только он и темный, выключенный музыкальный автомат, а на свете нет более выразительного символа одиночества, чем потухший и немой музыкальный автомат — люди все ушли, ушли и унесли с собой серебряные монетки, — и Пруит столько раз призывал себя не психовать, что сбивался со счета и волей-неволей начинал все сначала.
Но вот наконец в коридоре раздался низкий сдержанный голос Лорен, и он поспешно вскочил на ноги. Чересчур поспешно, сердито подумал он, хочешь, чтобы она догадалась, как ты психуешь?
Но он не стал садиться в кресло. В холле Лорен тепло прощалась с любителем серфинга из Форта Де-Русси. Пруиту показалось, что она тратит на него слишком много времени, гораздо больше, чем нужно, и что прощается слишком тепло, гораздо теплее, чем с обычным клиентом. Может, она это нарочно, подумал он, чтобы поставить его на место? Но даже если так, ему наплевать. Когда Лорен, улыбаясь, вошла в гостиную, он стоял у кресла и никак не мог прикурить сигарету. Он увидел, что она улыбается, и у него отлегло от сердца.
— Ты ужасно себя вел, — укорила она его. — Что это еще за номера?
— Я знаю, — сказал он. — Я не хотел.
— И тебе не стыдно?
— Стыдно.
— У тебя-то хоть деньги есть. Билл, бедняга, мечтал остаться на всю ночь, но у него денег нет. Мне даже кажется, эти три доллара у него последние. Теперь до самого Ваикики будет пешком топать.
