Неужели вы никогда не интересовались своими ближайшими родичами? А я, признаться, был уверен, что в этом священном походе против Зелга вы преследуете свои собственные цели, и был приятно удивлен, когда вы без колебаний отписали мне Кассарию.
— Вы хотите сказать, что мы с Зелгом — кузены?
— Совершенно верно.
— И что это я призвал Бэхитехвальд на земли Тиронги?
— Ну, все не так ужасно, как кажется. Во-первых, я уже изложил вам свою позицию относительно будущего вашей страны. Во-вторых, вы впускали в этот мир меня, а свое королевство я привел сам. Пейте, друг мой. И не огорчайтесь. Судьба распорядилась так странно: в вас течет кровь некромантов, но способностей у вас ни на грош. Вы и мертвого кузнечика не поднимете из праха. Так что вам Кассария ни к чему, она все равно вышвырнула бы вас вон. Я могу смело смотреть вам в глаза. С чистой совестью.
Совесть у него чистая. Не бывшая в употреблении.
— А вы уверены, что она подчинится Закону? Кстати, что это за Закон?
— Я бы не утверждал наверняка. Кассария непредсказуема. И я дивлюсь людям, которые слагают жуткие легенды о Бэхитехвальде и намного меньше боятся силы, с которой Бэхитехвальду не сравниться. Нет, она не подчинилась бы никакому закону, когда б не крохотная деталь: Кассария недовольна Зелгом. Он не оправдал ее ожиданий, и она ждет Галеаса.
— Герцог да Кассар носит имя Галеас.
— Да, и теперь у нас равные шансы, с небольшим перевесом в мою пользу. Мне есть что предложить Кассарии, я вернулся не с пустыми руками. Я способен дать взамен на ее могущество силу и власть иного рода.
— Вы одержимы ею, — не спросил, но констатировал начальник Тайной Службы.
— О, конечно, конечно, я одержимый из одержимых. Я мечтаю о ней столько тысяч лет, сколько не представить вашим историкам. Что до Закона, друг мой, я умалчиваю о нем не потому, что это тайна, а потому, что всех граней этой тайны не знаю и я.
— Башня Генсена — это вход в ваш мир?
— А вы любознательны. Что я в вас и ценю, впрочем. Да, это врата Бэхитехвальда. Ну что, граф, давайте выйдем из шатра. Вам будет чем полюбоваться, обещаю.
* * *
— Что это? — капризно спросил Юлейн, наблюдая, как стремительно темнеет небо. — Гроза?
— Нет, ваше величество, — ответил встревоженный Гегава. — На грозу не похоже.
— А на что похоже? — не унимался король.
— На солнечное затмение.
— Гегава, запишите в вашу маленькую книжечку для памяти: не забыть казнить Непестоса, когда мы вернемся в Булли-Толли. Виданное ли дело — предсказал нам успех в сражении и словом не обмолвился про солнечное затмение. Где успех? Где обещанная хорошая погода? Где счастливые предзнаменования? Князь Илгалийский мне еще должен?
Если дворецкий и удивился столь странной перемене темы, то виду не подал.
— Да, ваше величество. Его долг весьма значителен.
— Тогда точно запишите — казнить. Нам пришлют другого, в счет долга. А где мои вельможи?
— Господин главный бурмасингер воодушевляет ополчение и стражников…
В этот момент ветерок дунул в сторону королевского шатра, и до ушей монарха донесся медвежий рык.
— Вы не солнечного затмения бойтесь, вы меня бойтесь! В бараний рог скручу, на скелеты пущу! Вашу тещу вам в невесты! Лысину на ваши головы! …!!!
— Я не понял последней фразы, — поделился Юлейн с дворецким.
Дворецкий был сметлив:
— Это специальные бурмасингерские термины. Для узкого круга посвященных.
— Как интересно, а что они означают?
— Отеческое напутствие, ваше величество. Каждый ополченец и стражник теперь уверен, что господин главный бурмасингер мысленно с ним, и будут бодрее себя чувствовать даже перед лицом серьезной опасности.
— Нам грозит опасность? — изумился Юлейн. Гегава ощутил острое, ни с чем не сравнимое желание «напутствовать» короля по-бурмасингерски. Но принципы не позволяли.
— Всем грозит опасность, ваше величество, — молвил он после длинной паузы.
— А, это вы в философском смысле? — обрадовался король.
— Пожалуй.
— Хорошо, а где маркиз Гизонга и граф да Унара?
— За ними послали, ваше величество.
— Что же они не идут?
— Собирают информацию, вероятно. Чтобы прийти к королю с полным и исчерпывающим докладом.
— Какой, в бульбяксу, доклад! Даже мне понятно, что нужно высылать парламентеров, а они и не чешутся. Сошлю их, к драконьей бабушке, в Юйю, соль добывать. Или пиратам сбуду по дешевке. Хоть какая-то польза случится от этих двух проходимцев. Гегава!
— Да, ваше величество.
— У вас все такие же белоснежные платки?
— Да, — тревожно ответил дворецкий, которому не нравилось, что мысли короля скачут, как прыткие серны в период спаривания.
— А вы умеете вырезать палочки из растительности?
— Из чего, ваше величество?!
— Из окружающей растительности, говорю. Боже, какой же вы болван! Такой дубоголовый, как голем какой-то! Палочку прошу, не очень тонкую, ровную.
Гегава, ощущая легкое головокружение, подозвал слугу и шепотом отдал ему соответствующие указания. Тот сбегал к ближайшему кустарнику и мигом доставил искомое.
— А теперь привяжите платок к палочке, — приказал король. — Пойду переговоры проводить, а то ни одна морда не догадается, что делать.
— Это невозможно, — побледнел дворецкий. — Ваше величество намерены идти в стан врага? Вас же могут захватить в плен или убить! Кассар может претендовать на трон Тиронги, и он…
— Гегава, не морочьте мне голову. Я прекрасно знаю, что из этого следует. Но в критических ситуациях монарх должен выполнять свои обязанности, что бы там ни думал по этому поводу его дворецкий. Давайте белый флаг, а не то я занесу в вашу книжечку следующим пунктом и вашу казнь.
Риск погибнуть — это профессиональный риск любой коронованной особы.
Предположительно Великий князь Михаил Романов
И, взяв импровизированное белое знамя, Юлейн спокойно и даже величественно двинулся в сторону победоносных костеланг Зелга да Кассара.
Как раз в эту минуту Бэхитехвальд и стал проступать сквозь реальность Ниакроха.
Глава 14
Князь Мадарьяга оказался прав. Никакими словами невозможно передать, что чувствует наблюдатель, когда мир его теряет основательность. Нечто подобное испытывали те, кто пережил землетрясение либо извержение вулкана: полную свою ничтожность перед лицом разыгравшейся стихии, ощущение себя песчинкой, уносимой гремящим потоком, зыбкость и ненадежность того, что еще несколько мгновений тому казалось таким вечным и непоколебимым. Но при всех ужасах катастроф они конечны, и каждый питает надежду пережить эти страшные минуты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
