Я понял, что он наследник двух женщин, которых намереваются убить, и это тоже один из используемых преступниками методов: по возможности они следуют римскому изречению: «Возможный преступник тот, кому преступление сулит наибольшую выгоду».
«Маленький герцог» будет арестован четверть часа спустя после убийства во дворе, засаженном деревьями, куда он выйдет из комнаты своей возлюбленной.
Подвожу итоги: преступление подготовлено, неизвестно место, неизвестны имена жертв. Дата преступления – 5 января. Мотивы преступления – тоже неизвестны. Но вот то, за что возможно уцепиться: орудие убийства – Клеман Ле-Маншо, адрес: улица Вьей-дю-Тампль, №… он ночует на чердаке дома, где я живу.
Имена главарей банды Кадэ, которые присутствовали в этот вечер в «исповедальне»: Адель Жафрэ, доктор Самюэль, Маргарита де Клар, Комейролъ, Жафрэ. Этого более чем достаточно, чтобы предотвратить преступление».
Вторая бумажка была приколота к первой булавкой.
Она гласила:
«Приложение к отчету № 1. Никакого ответа. По моим сведениям не было предпринято никаких действий. Господин, – должность вымарана, – утверждает, чтоничего не получал, и меня не назначили помощником инспектора.
Я не отказывался от намерения работать в полицейском ведомстве и думаю, что мое донесение просто не было прочитано.
Однако с этого времени главари банды Кадэ больше ни разу не появлялись в притоне «Срезанный колос», а Клеман Ле-Маншо лишь изредка бывал у себя на чердаке, очевидно, когда не имел возможности ночевать в другом месте.
На протяжении трех месяцев в тюрьме де ла Форс содержался Клеман Ле-Маншо, но совсем не мой знакомый с чердака. Он находился там по обвинению в убийстве двух девиц Фиц-Рой, которое было совершено 5 января на улице Виктуар, в старинном особняке со двором, засаженном деревьями, как это и было обозначено в моем донесении.
Если меня спросят, почему я до сих пор ни разу не вернулся к этому преступлению, я отвечу: возможно, у меня есть на это свои причины. Банда Кадэ сейчас похожа на раненого дикого зверя, что бродит туда-сюда наугад, а я – на охотничью собаку, что бежит по его следу, прижав нос к земле. Посмотрим, что из этого выйдет».
Лиретта умолкла. Эшалот спросил:
– Это все?
– Все, что было написано, – ответила девушка. Эшалот зевнул, едва не вывихнув челюсть.
– Знаешь, я человек в интригах опытный и должен сказать, что убойная сила всех этих сообщений не так уж и велика. И Пистолет, похоже, не вышел пока в акулы, и ему не играть еще роли Провидения в пьесе в десять картин. Когда у него будет время, я расскажу ему историю господина Реми д'Аркса, который был и богат, и учен, сам был судебным следователем и отец у него был судьей и, стало быть, мог рассчитывать на поддержку от властей. И в свое время, на свое несчастье, он тоже задумал бороться с Черными Мантиями…
– Господин Пистолет, – прервала его Лиретта, – написал донесение о господине Реми д'Арксе. Я читала его и так плакала…
– И кому же было адресовано это донесение? Префекту? – поинтересовался Эшалот.
– Нет, доктору Абелю Ленуару… – тихо проговорила девушка.
– Черт побери! – выругался Эшалот. – И этот туда же! Еще один одержимый!
А Лиретта сообщила не без торжественной важности:
– Пистолет, папаша Эшалот, акула куда зубастее, чем вам кажется. Если он не смог помешать аресту и суду над невинным, он сумел выпустит его на свободу. Вчера вечером он устроил побег тому, кого называли Клеманом Ле-Маншо, и нанял для этого больше шестидесяти человек, они окружили тюрьму де ла Форс…
Эшалот надул щеки.
– Я обещал самому себе больше в эти дела не вмешиваться, – пробормотал он. – Но неужели все-таки придется? Я слышал, что Ле-Маншо из тюрьмы де ла Форс гуляет на свободе, но не знал, что было нанято шестьдесят агентов, черт побери! Да еще доктор Ленуар у них за главного!
– А это красивое платье у меня для того, чтобы пойти к господину доктору, – пояснила Лиретта. – Господин Пистолет обещал прийти посмотреть, как оно получилось.
– И во сколько же он придет? – осведомился Эшалот.
– Обещал зайти где-то после полуночи… – ответила Лиретта.
Тихий надтреснутый голосок прошелестел в комнатушке, будто дуновение ветра. Ни Эшалот, ни Лиретта не могли сказать, откуда он слышится.
– От полуночи до полудня, от полудня до полуночи, — произнес голосок очень отчетливо, – настанет день, если будет на то воля Отца…
XIII
МОЛИТВА
При звуке этого надтреснутого голоска лицо Эшалота покрылось землистой бледностью. Даже его рубиновый нос посерел. А зубы мелко-мелко застучали. Он попытался было встать, но ноги у него подогнулись, будто не могли больше удержать вес тела.
Лиретта смотрела на него, приоткрыв рот, и, пожалуй, больше ее напугало поведение приемного отца и его явный страх, чем загадочный голосок.
– Как вы думаете, – спросила она, – кто это говорит?
– Понятия не имею, – едва выговорил Эшалот. – Мертвые ведь не возвращаются…
– Не сочиняй, голубчик, – прошелестел все тот же голосок. Он звучал мягко и доброжелательно. – Некоторые мертвые возвращаются, и ты прекрасно знаешь, кто говорит.
Эшалот попытался перекреститься. В фанеру, которая заменяла оконное стекло, трижды легонько постучали, следом снаружи послышался сухой кашель.
– Открыть? – спросила Лиретта. К ее испугу примешивалась немалая доля любопытства.
Эшалота била нервная дрожь. Какое-то время он не мог вымолвить ни слова, потом взял себя в руки и ответил:
– Отец-Благодетель, если нужно, чтобы по вам отслужили панихиду за упокой вашей души среди адских мук в Батильоне и на Елисейских полях, я – человек небогатый, непременно…
– Открой, дурак, – прервал его голосок с уже явным раздражением. – Я – последний владелец особняка Фиц-Роев на улице Культюр, мне, умирая, доверил свою шкатулку наш дорогой герцог де Клар, и я собственноручно передал бумаги старому Морану, который был у меня чем-то вроде слуги. Теперь я хочу видеть ту, кто скоро станет герцогиней де Клар.
Эшалот положил обе руки на плечи Лиретты, а потом отодвинул задвижку, которая держала фанеру.
Как только окно приоткрылось, он отпрянул в сторону, Лиретта же, наоборот, подалась вперед и высунулась в окно, чтобы лучше видеть.
Но увидела она только пустынную площадь, освещенную неверным светом луны, мелькающей в просветах темных туч, гонимых зимним ветром.
– Кто здесь? – – спросила она удивленно. – Где вы, тот, кто говорит?