— Бангладеш,— ухмыльнулось «личико фирмы».
Бангладеш? Моё сердце бешено заколотилось. Не та ли это страна, где люди повально мрут от голода? Мне расхотелось лететь. Я не переношу полётов. Я их смертельно боюсь. Страшная мысль о путешествии на борту самолёта, принадлежащего одной из беднейших стран мира, повергла меня в панику. В моём мозгу мелькнула картинка древнего турбовинтового «воздушного извозчика» на спущенных шинах, с помятыми пропеллерами и едва различимыми из-за облупившейся краски на боку заморскими каракулями: «БИМАН ЭРЛАЙНС». В кабине восседал худосочный пилот в тюрбане.
— «Биман» — всемирно известная авиакомпания,— опять блеснуло зубками «личико».
Хотелось бы знать — чем, но я не осмелилась спросить, поскольку на все сто ожидала услышать в ответ: «Да тем, что всякий раз её самолёты теряют крылышки на лету». Ну а затем «личико» включило бы всё ту же слащавую, лживую улыбочку, а мне не оставалось бы ничего другого, как мысленно тысячу раз умереть. Нет, я не спросила. Вместо этого я предпочла напрочь забыть о «Биман Эрлайнс» — в конце-то концов, не завтра же мне лететь.
Прежде чем расстаться с Афинами, мы купили запасную флягу и четыре катушки фотоплёнки, рассчитывая, что её хватит до Бангкока. Мы снова облегчили свои вьючники, отослав домой посылку с картами и журналами и уже отснятой плёнкой. За день до отлёта в Египет мы приняли первую порцию противомалярийных таблеток. С момента прибытия в Каир нам предстояло провести сто десять дней в районах, где можно подцепить малярию.
«Олимпик Эрлайнс» согласилась транспортировать наши велосипеды без коробок после того, как Ларри объяснил, что носильщикам легче будет управиться, если они смогут просто перекатывать их с места на место.
Двадцатого октября, в одиннадцать вечера, мы с Ларри приземлились в Каирском международном аэропорту. Секьюрити в аэропорту служила живым примером высокого уровня напряжённости на Среднем Востоке, и в Египте в частности. Лига арабских государств уже не первый месяц осыпала Египет угрозами из-за мирных переговоров Садата с Израилем, вот почему в Каирском аэропорту кишели сотни вооружённых солдат, бдительно следя за всеми без разбору. После того как нас около часа продержали в очереди на таможне и в эмиграционной службе, мы с Ларри побрели к багажному транспортёру. Мы подошли как раз вовремя, чтобы воочию пронаблюдать, как переднее колесо велосипеда Ларри заскользило по скату. Причём скользило-то оно «в одиночестве», отделившись от всего остального. Самого же велосипеда не было.
Схватив колесо, Ларри понёсся с ним в багажное отделение, охраняемое четырьмя солдатами, вооружёнными винтовками со штык-ножами. Ни один из солдат не говорил по-английски, и Ларри, привычно принявшись гримасничать и жестикулировать, распалялся до тех пор, пока его не прервал один из охранников. Жестом приказав Ларри следовать за ним, солдат ринулся в атаку на камеру хранения. Весь персонал её успешно спасся бегством через чёрный ход, солдат же обнаружил наши велосипеды, громоздящиеся один на другом возле «горки» транспортёра. Они долетели без потерь, не считая соскочившего и «загулявшего» переднего колеса.
Пока мы грузились, нас толпой обступили работники аэропорта, пришедшие поглазеть на велосипеды, снаряжение, да и на нас самих. Они поинтересовались, не собираемся ли мы совершить велопробег по Египту, и, получив утвердительный ответ, воззрились на нас в ужасе и неверии. Разглядывая ряды обращённых ко мне напряжённых лиц, я вдруг подумала, что никогда раньше не слышала, чтобы кто-нибудь объехал Египет на велосипеде.
У самого выхода из аэропорта нас остановили двое египтян в широких брюках и узких приталенных рубашках. Один из них обратился прямо ко мне. Он хорошо говорил по-английски.
— Простите, но, если мы правильно поняли, вы собираетесь совершить велопробег по Египту,— улыбнулся он.
Я согласно кивнула.
— Значит, да. Знаете ли, слух о вас разошёлся довольно быстро, а всё потому, что женщины-велосипедистки здесь в диковинку. Египтянки не ездят на велосипедах. Поэтому на улице собралась толпа желающих посмотреть, как вы будете это делать. Мы хотели бы попросить вас выехать к ним первой. Можно, я легонько подтолкну вас, как бы дам старт?
Зачем? Выходит, они и вправду не верят, что женщине вполне по плечу «обуздать» велосипед, подумалось мне. Я начала было отнекиваться, но — слишком поздно — предупредительный египтянин уже сообщал мне ускорение, выталкивая вперёд, в то время как его приятель распахивал двойные двери выхода. Где-то за моей спиной к выходу продирался Ларри.
Я пробкой вылетела из дверей — и вот они. Их сотни. Сотни умолкших, вытаращившихся на меня египтян, щеголяющих в чём угодно, от белых тюрбанов и длиннополых галабей — хлопчатобумажных туник с длинными свободными рукавами — до деловых костюмов-троек. Ни одной женщины в толпе, и никто не проронил ни слова. Слегка расступившись, они оставили мне узенький коридорчик в самой гуще толпы, и, пока я катила по нему, множество жгучих, острых глаз разглядывали мой велосипед, мою нехитрую кладь и одежду — закатанные до колен джинсы и футболку. Они вбуравливались взглядом в мои глаза до самого дна, словно пытаясь разгадать мои намерения. Работая педалями, я то и дело в изумлении озиралась назад, на угрюмые фигуры смуглых и темноволосых людей из поглотившей меня толпы. И только потом, когда я наконец достигла её края, тишину прорезал громкий крик:
«Я люблю Джимми Картера!»
Дёрнувшись от испуга, я завертела головой, оглядываясь на собравшихся. Теперь люди улыбались, дружно скандируя в унисон: «Добро пожаловать в Египет! Я люблю Джимми Картера!»
Ну и дела. Времени — час ночи, и вот мы стоим возле Каирского международного аэропорта в раздумье, куда податься. Поблизости — ни одного кемпинга. До деловой части города и дешёвых отелей отсюда миль двадцать, а у нас нет даже карты.
— Давай двинем на бензоколонку, прямиком через автостоянку, и посмотрим, нельзя ли поставить палатку за ней, на площадке,— предложил Ларри.— Я слишком устал, чтобы с места в карьер ехать в Каир. Выспимся и отправимся утром.
С разрешения заправщика мы расположились на облюбованной нами площадке, вне досягаемости вездесущих прожекторов аэропорта.
Минут через пять после того, как мы скрылись в палатке, кто-то вцепился в её стенку и принялся трясти с таким остервенением, что едва не порвал. Какой-то мужчина снова и снова истерически кричал: «Полиция! Пулемёты! Нет! Нет!»
Расстегнув дверную молнию, я нос к носу столкнулась с безумным, беззубым босяком в грязных галабеях[*]. Захлёбываясь арабским, там и сям вкрапляя в него отдельные английские слова, египтянин добивался от нас, чтобы мы убрались с площадки. Нам так и не удалось понять, чем мы ему помешали, однако было очевидно, что спорить бесполезно. Попытайся мы остаться, он непременно разнёс бы палатку в клочья. Валясь с ног от усталости, мы снялись с места и двинулись в Каир.
