Она и впрямь улыбалась. Потом закрыла ладонями лицо, всхлипнула насколько раз. Но отняла руки – и вновь заулыбалась. Только глаза спокойными оставались.
– Спасибо тебе, Радомил. Теперь мне все ясно стало до последнего завитка этого узора сложного.
Радко слушал. С ее слов выходило, что кому-то было нужно, чтобы не Бивой шел с Вышебором за Дольмой во время обряда, а именно Жуяга. Бивоя специально избили, чтобы он не мог выполнить свое задание, поэтому везти Вышебора выпало Жуяге – плешивый и раньше при увечном Колояровиче состоял, вот Дольма и приказал ему катить старшего брата к Почайне. Так что Озар оказался прав в том, что именно Жуяга метал оружие в Дольму, когда этого никто не ожидал в толпе и среди ближников.
– Вспомни, Радко, – говорила Яра, – Жуяга некогда служил у перунников, и долго служил. Но его вроде как прогнали. Так он сам нам поведал. А на деле он с ними тайную связь поддерживал. Просто волхвам был нужен свой человек в доме известного на весь Киев христианина Дольмы, вот Жуяга и дождался своего часа. Подумай сам, разве не могло быть цели у волхвов, чтобы совершить нечто страшное и сорвать обряд крещения киевлян? И благодаря Жуяге они его и впрямь чуть не сорвали. Ты был там, все помнишь.
Радко задумчиво потер подбородок.
– Да, если бы народ испугался, если бы люди побежали и образовалась давка… Вряд ли бы потом снова удалось их уговорить на крещение. Другое странно: Добрыня сам потом к нам волхва Озара направил, чтобы тот провел дознание. Как же так вышло?
– Да уж не ведаю, как вышло. Может, чары волхвы наслали на воеводу, а может, случайно все сложилось.
– А может, и не совсем случайно, – откинул прядь со лба Радко. – Слышал я как-то, что некий волхв пару раз помогал при дворе князя, когда надо было дознание провести. И вроде он из перунников. Чем же не наш Озар? Он ведь в Киеве был не из последних ведунов. Наверно, потому Добрыня его и покликал.
Яра перевела дыхание. Для нее сейчас было главным, что Радко слушал ее и понимал. И она продолжила:
– Впервые я подумала, что волхвы могли желать смерти христианину Дольме, когда Мирина о том Добрыне говорила. Смотри сам, брат твой был известен в Киеве, на него многие равнялись, походить на него хотели. Для этого ему и предложили в тот день пойти во главе крестившихся к Почайне и людей увлечь. Нас всех повести и народу показать, что ничего странного в обряде крещения нет. И вдруг его убивают. Вспомни, тогда даже говорили, что старые боги Дольму покарали. Отчасти это так и было. Рукой Жуяги, но от старых богов смерть брату твоему пришла.
А теперь вспомни, как испугался Жуяга, когда Добрыня Озара к нам на двор привел. Он-то думал, что сослужил службу волхвам и его теперь наградят щедро. А тут один из главных перунников вдруг является, чтобы дознанием заниматься. Этого Жуяга не ожидал, вот и не сдержался. Он, видать, подумал, что теперь Озар выдаст его за ненадобностью. Дрожал, метался, ко мне то и дело подходил, просил защиты и все твердил, что пропал он теперь, что его назовет волхв головником. Я бы посмеялась над страхами плешивого, но жалко мне его стало. А ведь могла тогда подумать и сравнить: верный старой вере Жуяга, обучавшийся некогда у служителей, вдруг ни с того ни с сего опасается одного из них. Даже просил услать его куда подальше из усадьбы, чтобы беды с ним не стряслось.
Вот я за него и вступалась. Ведь я была должницей этого плешивого. Мы и так с ним дружны были, а еще в вечер Даждьбогова дня он меня прикрывал, когда к тебе убежала.
Тут она умолкла, отвела взор. Радко же смотрел на нее, потом спросил:
– Это правда, что я тебе настолько мил, что решила тогда… Я ведь тебя за Мирину принял. Она же то гнала меня, то вдруг на Даждьбога полюбовницей сладкой стала. Правда, потом умчалась с гуляний на белоногом Буране. Я и не знал, что ты так же хорошо, как Мирина, ездишь на нем. Я вообще мало что о тебе знал.
Яра откинула с лица волосы, и взгляд ее светлых глаз просиял.
– Я захотела хоть один раз себя счастливой почувствовать. А тогда можно было остаться неузнанной под личиной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Радко смотрел на нее, потом отвел глаза, словно смутился.
– Ладно. Было это… и пусть. А вот Озару ты поведала об этом зря.
– Я ему вообще все рассказала. Он такой был… Всю душу хотелось ему раскрыть. Воистину чародей.
Ее слова почему-то разозлили Радко.
– А вот я ему душу никогда не раскрывал. Он знал, как с людьми говорить, но тут, – Радко прижал руку к груди, – вот тут у меня не было веры к нему. Ну да ладно, что об этом говорить. Так что думаешь, это Озар Жуягу убил? Из-за того, что тот столь странно держался, невольно привлекая к себе внимание. Но как докажешь?
Яра облизнула губы. Пить хотелось, несмотря на холодную сырость поруба. И сердце стучало. А ведь ей надо было успокоиться и толково все изложить.
– Помню, что тогда Жуяга все же переговорил с волхвом. И, как я заметила, страх его после их разговора как будто на убыль пошел. Он даже веселый к вечеру был. Ну, думаю, попустило нашего плешивого. А утром я его мертвым нашла. И сразу к Озару. Они же со Златигой спят как убитые, лишь мычат во сне, – пришлось облить их из кувшина. Но потом произошло нечто, на что я вроде как и обратила внимание, но значения не придала. Овчины постельные Озар на перилах гульбища развесил. Я еще подумала – с чего бы это? Ну, хозяйственный мужик, следит за порядком. И все же не так уж много воды я на них вылила, чтобы на просушку шкуры вешать! Теперь понимаю. Помнишь, Озар говорил, что тот, кого Тихон увидел ночью, шел накрытым? Хитер был волхв. Овчин в доме у нас много, а только его вымокла под ливнем. И до утра была влажной. Вот ему и надо было, чтобы этого никто не заметил. Сушиться вывесил якобы после того, как я их будила, поливая водой.
– Но тогда это не показалось тебе подозрительным?
Яра лишь покачала головой. Не до того было. Озар ее вопросами о сонном зелье донимал, вот и отвлеклась.
– Посуди сам, Радко, они все твердили, что я их опоила. Мне даже не по себе тогда сделалось. А потом, поразмыслив тут, вспомнила все и решила, что Озар сам добавил сонного зелья в узвар в кувшине. Ведь ему было нужно, чтобы Златига спал непробудным сном. Его он и опоил.
– А зелье где взял?
– Жуяга тогда уходил со двора за вениками для бани. Сама я его же и отправила. И долго он ходил. Я еще пожурила плешивого, но решила, что он просто желал от страшившего его волхва держаться подальше. Но теперь думаю, что он вполне мог за время отлучки побывать у кого-то из людей волхвов, те его успокоили и передали склянку с маковым отваром для Озара. Я при последовавшем затем разговоре Озара с Жуягой не была, но могли они как-то условиться, что Жуяга будет на конюшне ночью. Когда же в потемках Озар туда пошел, то он уже не говорить с плешивым намеревался, а избавиться от него, чтобы чего не вышло. Ну и чтобы концы в воду.
Радко задумчиво смотрел перед собой. Затем, резко откинув лезшие на глаза волосы, сказал:
– А ведь пес его наш не тронул. Вроде как должен был лай поднять, но не кинулся.
Яра усмехнулась невесело:
– Озар все продумал. Он и Лохмача нашего к себе постарался приручить. Лещ еще удивлялся: надо же, кудесник какой, едва не с первого вечера сторожа нашего четверолапого приманил, приласкал. Может, потому и приласкал, чтобы собака его признала ночью и шум не подняла.
Радко откинулся на стену бревенчатого поруба. Смотрел перед собой. Всего с десяток локтей было в этом земляном узилище, узком и холодном, так что они сидели с ключницей друг против друга, только факел потрескивал над ними, давая неровный свет.
– Если все верно говоришь, – начал Радко, – то Озару было нужно кого-то из наших сделать виновным. Ну, чтобы перед Добрыней отчитаться чин чинарем. И Жуяга, который таким дерганым был, вполне подходил, чтобы на него указать. На уже мертвого. Но ведуну надо было убедить Добрыню. А тот бы не поверил, если бы Озар стал доказывать, что какой-то холоп ни с того ни с сего вдруг решил доброго господина убить.
