– О, – сказала я все еще слабым голосом, – здорово.
– Серьезно, – не сдавался Фрэнк. – Мы играем в пабе всю неделю. Конечно, сегодня ты явно не в форме, но завтра… Или послезавтра…
– Фрэнк, – расстроилась Пэтти, – оставь ее в покое. Неужели ты не понимаешь, что ей сейчас не до этого.
– Нет, – с удивлением услышала я свой ответ.
И Фрэнк, и Пэтти посмотрели на меня с недоумением.
– Что нет, дорогая? – спросила Пэтти.
– Нет, я хочу петь. – Как только эти слова сорвались у меня с губ, я поняла, что и правда этого хочу. – Я спою с вами, ребята, но только одну песню.
Пэтти покачала головой.
– Хизер, тебе не кажется, что наркотики все еще действуют?
– Какая ерунда! – усмехнулся Фрэнк. – Что ты собираешься петь? Что-то свое? Из нового?
– Нет, – ответила я. – Это будет песня Эллы.
Фрэнк погрустнел.
– Ты права, – прошептал он Пэтти. – Она все еще не отошла от наркотика.
– Она имела в виду Эллу Фицджеральд, – прошипела ему Пэтти. – Просто улыбнись и кивни.
Я закрыла глаза, и они ушли. Когда я снова проснулась, на меня грустными глазами смотрел папа.
– Малышка? – Он был обеспокоен. – Это я, папа.
– Знаю. – Каждое слово отдавалось у меня в голове ударом молота.
Я снова закрыла глаза.
– Как ты, пап?
– Хорошо. Я так рад, что ты осталась цела. Я позвонил маме, чтобы сообщить об этом.
Я приоткрыла один глаз.
– Пап, зачем? Она даже не знала, что со мной происходит.
– По-моему, она имеет право знать. Она ведь твоя мама и по-своему любит тебя.
– Точно, любит. Спасибо, что позвал детектива Канавана.
– Для чего еще существует семья, родная моя? – ответил он. – Я только что разговаривал с доктором. Они скоро отпустят тебя домой.
– А они не хотят для начала дать мне что-нибудь от головной боли? – спросила я. – Голова раскалывается так, что больно смотреть.
– Пойду, поищу доктора, – сказал папа. – Хизер… ты молодец. Я так горжусь тобой, дорогая.
– Спасибо, пап, – сказала я.
Слезы на моих глазах появились не из-за головной боли.
– Пап, а где Купер?
– Купер?
– Да. Меня пришли навестить все, кроме Купера. Где он? Он меня ненавидит, я знаю. Я что-то ему сказала, только не помню что. И он меня за это возненавидел.
– Он пошел на свадьбу к Джордану. Помнишь? Сегодня суббота. Он долго сидел с тобой, пока ты спала. Но ему нужно было уходить. Он ведь обещал брату.
– Конечно.
Выходит, все мои тревоги – курам на смех.
– Кстати, вот и доктор, – сказал папа. – Послушаем, что он скажет.
Выписали меня к вечеру. После двенадцати часов внутривенных вливаний я не чувствовала себя абсолютно здоровой, но, по крайней мере, хоть голова перестала болеть, и комната больше не кружилась. Зеркало в женском туалете рассказало мне о действии седатика на девушку моей комплекции гораздо больше, чем я хотела узнать. Лицо белее мела, уголки губ опустились, а круги под глазами имели устрашающе черный цвет.
И все-таки я жива.
В отличие от Линдси Комбс.
Я подписала нужные бумаги и, прихватив в качестве сувенира пачку таблеток от головной боли, спустилась вниз в надежде увидеть в вестибюле больницы папу.
Но вместо папы меня ждал Купер.
В смокинге.
Мое сердце застучало так быстро, что я чуть было не повернулась и не побежала обратно. Что-то явно не так. Моей нервной системе срочно требуется еще несколько внутривенных вливаний, а может, и что-то более серьезное.
Он увидел меня, встал и улыбнулся.
Подлый приемчик, учитывая, какое действие оказывают подобные улыбки на девушек. Точнее, на девушек вроде меня.
– Сюрприз, – сказал он. – Я отпустил твоего папу домой. Он просидел в больнице всю ночь.
– И ты, как я слышала, тоже, – сказала я.
Я не смела поднять на него глаза, так колотилось сердце, и так мне было неловко. Что я ему наговорила? Наверняка призналась ему в любви!
Но папа рассказывал, что я признавалась в любви всем, кого видела, даже двум санитарам «скорой помощи».
Купер уж точно догадался, что причина не только в наркотике.
Наркотик был ни при чем.
– У меня уже входит в привычку нянчиться с тобой, как с маленькой.
– Прости, – сказала я. – Ты, наверное, пропустил свадебный прием.
– Я обещал прийти только на свадебную церемонию. Я не большой поклонник лосося и танцев.
– О, – проговорила я.
Я тоже не могла себе представить, что он танцует.
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста, – сказал Купер.
Мы вышли из больницы на мороз и направились по Двенадцатой улице к его машине. Он завел двигатель и включил печку. На улице стемнело, хотя было всего около пяти часов. Зажглись уличные фонари. Их розоватые блики падали на высокие сугробы по обеим сторонам дороги. Первый снег, такой красивый сначала, превращался в грязную жижу, мерзко хлюпающую под ногами.
– Купер, – неожиданно для себя проговорила я, как только он отъехал. – Зачем ты сказал Гевину, что я все еще люблю твоего брата?
Боже, неужели я решилась сказать такое. Сама не знаю, как это слетело у меня с языка. Возможно, во всем виноваты остатки седатика, воздействующие на мою нервную систему. Наверное, я не долечилась.
– Ты снова об этом? – Купера явно позабавил мой вопрос.
А меня его слова привели в раздражение.
– Да, снова об этом.
– А что еще я мог ему сказать? – спросил Купер. – Что у него есть шанс? Мне очень не хотелось вмешиваться в твою жизнь, Хизер, но парень по уши в тебя влюблен. И если ты и дальше собираешься приглашать его на вечеринки, то должна понимать, что этим ты его только поощряешь. Я был вынужден это сказать, чтобы как-то снизить накал страстей. По-моему, ты должна быть за это благодарна.
Я старалась не смотреть на него.
– Так ты сам в это не веришь? Я имею в виду про меня и твоего брата?
Купер, помолчав, сказал:
– Ты мне говорила. Но, знаешь, сложно было в это поверить, ведь я так часто видел вас вместе.
– Это все он, – твердо сказала я. – Я тут ни при чем. Я ничего не чувствую по отношению к твоему брату. История закончилась.
– Прекрасно, – проговорил Купер.
Таким тоном обычно говорят с душевнобольными.
– Рад, что нам удалось преодолеть разногласия.
– Не удалось, – неожиданно для себя сказала я.
Что я делаю? ЧТО Я ТВОРЮ?
Купер, резко нажал на тормоз.
– Что не удалось?
– Преодолеть наши разногласия, – сказала я.
Не верилось, что эти слова слетают у меня с языка. Но они все продолжали слетать. Я не могла их остановить. Это все седатик виноват. Точно он.
– Почему ты никогда не предлагал мне встречаться? Я тебя абсолютно не интересую с этой точки зрения?
Я почувствовала, что Купера это немало позабавило.
