Удар чуть не отсушил обе руки. В левом локте вроде как что-то хрустнуло. Плевать! Добить гада!
Клинком взмах над головой, хват левой за эфес повыше «яблока» и со всего маха в висок. Тяжёлый набалдашник с хрустом пробил кость, взрыв тысяч маленьких звёзд. Опять фантом!
Бальтазары внезапно отступили. Топоры в руках задрожали, меняя форму. Что за чёрт! Палаши, бастарды, у этого, кажется, рапира с дагой. Целый арсенал.
А у меня эспадон! Против лома нет приёма!
Взмах! Двуручник сверху-вниз наискось. Взмах! И снова сталь с гудением рубит воздух. Взмах!
Сверкающая защита не даёт пробиться врагам, звенит, высекая искры из железа.
Их всего пять. Сущие пустяки, было в два раза больше.
— Аааа!
Краем глаза заметил движение. Разворот вместе с мечом, пустить его по инерции. Н-на!
Правая половина от плеча до бедра лопнула переспелой тыквой, кровь брызнула зёрнами граната. Лицо Бальтазара исказила гримаса боли, крик не успел вырваться из перекошенного рта, как очередной фантом превратился в сияющий разноцветными искрами шар.
— Не надоело прятаться, трус? — крикнул я, уворачиваясь от выпада. Клинок палаша змеёй проскользнул вдоль изрубленного лезвия, застрял в изгибах контргарда. Рывок — сталь с хрустом переломилась. Левую руку в кулак — зубы с треском влетели в глотку врага, намертво запечатав победный клич.
Сзади с грохотом врезал по плечу чей-то бастард. Наплечник бригантины развалился напополам, поглотив почти всю энергию удара, но и оставшейся хватило, чтобы рассечь куртку и добраться до тела.
Рука сразу онемела, скользкие от крови пальцы разжались, меч упал под ноги. Ещё один трусливый удар подрезал подколенное сухожилие.
Я повалился на бок. Два Бальтазара, те, что атаковали с фронта, полопались, как мыльные пузыри, только белые облачка, медленно таявшие в воздухе, напоминали об их присутствии.
— Я же говорил, — раздался сзади насмешливый голос. — У тебя не было шансов.
В горячке боя я не заметил, как получил порезы, а теперь, лёжа на земле, я чувствовал, как вместе с кровью силы покидают меня. Волосы слиплись на висках и на лбу. По лицу, щекоча и пощипывая кожу, катились тонкие струйки, глаза застила розовая пелена, так что, думаю, грива намокла не только от пота.
— Я победил и теперь свободен, — продолжал настоящий Бальтазар, всё ещё стоя за моей спиной. — Осталось довести дело до конца.
Правая рука не двигалась, но левой я мог действовать. Решение пришло само. Я осторожно потянул пояс: карман с мизерикордом находился на правом боку, и мне надо было сдвинуть его так, чтобы я мог добраться до него рабочей рукой.
Тем временем Бальтазар продолжал:
— С тех пор как Сванхильда нашла способ освободить меня, я пытался понять этот механизм. Почему нельзя просто поменяться местами? Почему я должен обезглавить тебя, перед этим победив в бою?
Я подтянул карман с кинжалом ещё на сантиметр.
— Всё просто. Идёт обычный обмен энергией, как в «Горце». Помнишь такой фильм? Ах да, я и забыл, ты же насквозь пропах нафталином. Я засмеялся, но вылетевшие из груди хрипы больше походили на карканье ворона.
— Заткнись, червь! — Бальтазар сильно пнул меня в спину. В лёгкие будто тараном ударили. Я задёргался в кашле, не забывая при этом сдвигать пояс. Заветный кармашек оказался под рукой, я осторожно отстегнул клапан, нащупал рукоятку кинжала, потянул на себя.
Бальтазар в это время гремел железом за моей спиной, видно, собирался купить себе освобождение. В мои планы не входило провести здесь ближайшие три тысячи лет, хоть я и не понимал: как это возможно без головы. Или меня после казни ждёт перерождение? Как бы там ни было, я вовсе не хотел испытать на своей шкуре все прелести бессмертия.
Харкнув кровью, я шевельнулся, вроде как привлечь внимание, на самом деле, чтобы вытащить мизерикорд и воткнуть жало в щели между пластинами бригантины.
— Бальтазар! Ты так и будешь трусливо стоять за спиной или посмотришь в глаза тому, кто дал тебе билет на волю?
— Ты смелый человек, — сзади что-то звякнуло, похоже, Бальтазар стукнул кулаком по груди в знак признания моей отваги. — Пожалуй, я окажу тебе такую милость.
Он протопал вокруг меня, неся бастард на плече, встал широко расставив ноги.
— Бальтазар!
Лезвие с шипением скользнуло по хоуберку, острие меча вонзилось в землю в метре от меня. Звякнув кольцами доспеха, Бальтазар привстал на колено, наклонился, чтобы заглянуть мне в глаза.
— Ты навсегда останешься здесь, — прошептал я и вогнал трёхгранное жало в сердце.
Глава 11
Пи-ип! Пи-ип! Пи-ип! Пи-ип!
Размеренный писк ворвался в мозг, вырвав меня из липкой паутины сна. Веки задрожали, как это бывает, когда проснёшься, но не до конца. И ты рад бы остаться в ночных грёзах, да только они уже растаяли, как туман под первыми лучами солнца. И надо вставать, выбираться из-под тёплого одеяла, идти умываться, собираться на работу — ну или куда там ещё — и неохота.
Нудное пищание по-прежнему плавало в воздухе и вроде как не собиралось исчезать. Похоже, проклятый будильник решил с утра вывести меня из равновесия. Ну, погоди! Дай только добраться до тебя, уж я с тобой за всё тогда поквитаюсь. Бросок в стену — самая безобидная расправа из тех, что я тебе приготовил.
Я шевельнул рукой в попытке дотянуться до проклятых часов.
— Очнулся! Ну слава богу! — услышал я незнакомый мужской голос. — Сестра, десять кубиков (он назвал какое-то мудрёное название) внутривенно.
Раздались быстрые шаги, что-то прошелестело, скрипнула и захлопнулась дверь.
Чуть позже послышался тихий скрежет, будто кто-то осторожно вёл камнем по стеклу, что-то негромко хлопнуло, и в воздухе резко запахло лекарствами. Чьи-то нежные пальчики взяли меня за руку. Я открыл глаза, увидел расплывающееся светлое пятно. Постепенно зрение обрело резкость. Пятно превратилось в миловидную брюнетку в белом халате и шапочке с красным крестом. В руке она держала шприц. Брызнула серебристая струйка, медсестра вставила шприц в закреплённый полосками пластыря катетер на моей руке, надавила на поршень.
Пока она держала иглу в пластиковой воронке, стараясь, чтобы все миллилитры попали в меня, я ворочал головой, осматривая больничную палату. Ничего необычного: стандартная одноместная комната с люстрой-плафоном посреди потолка, бело-зелёные стены, пружинная койка с тумбочкой в изголовье с одной стороны и кардиомонитором с другой. Так вот что, значит, я принял за будильник. Интересно, как бы я стал его в стену бросать, если бы дотянулся?
От прибора к датчику на моём пальце тянулся тонкий проводок. Я случайно стряхнул клипсу. Зелёный зигзаг на экране сразу превратился в сплошную линию, а монитор противно запищал.
— Перестаньте! — строго сказала медсестра, хмуро сдвинув брови.
И куда исчезла её ангельская улыбка?
Она достала иглу из катетера, бросила шприц в пластиковый поддон на тумбочке, вернула прищепку на палец. Кардиомонитор сразу успокоился, по экрану снова поплыли загогулины, а из динамиков донеслось привычное попискивание.
Сердце мерно колотилось, разнося лекарство по телу. Я чувствовал нарастающее умиротворение и необычайную лёгкость. В голове прояснилось. Ощущения были такие, словно в хмурый день неожиданно расползлись тучи, и на небе появилось лучистое солнышко. Мне казалось: ещё немного, и я поднимусь над кроватью, буду парить в тёплых широких лучах, что падали на исшарканный линолеум сквозь повёрнутые боком ленты вертикальных жалюзи.
— Вам надо отдохнуть, — сказала сестра, погладив меня по руке. Она уже не хмурилась, и от этого её лицо выглядело намного приятнее. — Вечером придут ваши друзья, доктор разрешил впустить их в палату реанимации.
Реанимации? О чём это она? Что произошло?
Я хотел задать ей эти и другие вопросы — их много вертелось на языке — но дрёма снова завладела мной, и я провалился в трясину глубокого сна.
Меня разбудили приглушённые голоса. Кто-то шептался, топчась возле кровати. В коридоре раздались тяжёлые шаги, скрипнула дверь, и густой бас грянул весенним громом:
— Ну, как он там?
На гостя зашикали, зашипели, как змеи, спинка кровати дрогнула, и один из визитёров сдавленно взвыл, видно, ударился рукой, когда отмахивался от балагура.
Справа зашуршали одежды, я ощутил лёгкий ускользающий аромат, шелковистые пахнущие медвяным лугом волосы приятно защекотали лицо. По щеке скользнула волна тёплого дыхания, и мягкие губы, почти касаясь уха, прошептали:
— Просыпайся, соня.
Я открыл глаза. У кровати стоит Светка, шуршит надетыми на туфли бахилами. Одноразовый берет из голубого спанбонда с трудом держится на копне каштановых волос. Ещё бы! Такую гриву закрыть — парашюта не хватит. И завлекалочки спиральками по бокам висят, типа, места под шапочкой не хватило. А она ещё их на пальчик намотала, чтоб завитушек побольше было. Чертовка!
