которой тот не мог забрать свое знаменное оружие, а, следовательно, и попасть в зал сновидений. Потом передал слово королеве Карине, попросив ее рассказать, как она научила вожака Медведей способу избавиться от нее. А затем и сам Миха довершил историю, сообщив, как он отправился на родовое место силы, разрушил печать и забрал знаменный топор.
- И вот теперь я с вами, - подытожил он с жизнерадостной улыбкой.
- А ведь я до конца не верил пророчеству, - потрясенно выдал воловий царь Фарадор, - Ведь нас всегда было сорок восемь. Какой нулевой? – думал я, - Какой сорок девятый? И вот нате вам. Сорок девятый стоит перед нами. А ведь это означает только одно, - Лукавый сейчас сидит среди нас! И мы по-прежнему не знаем, кто он…
- Скажите, князь, - с надеждой спросил председатель, - Вам ведь есть что добавить?
- Разумеется, есть, - кивнул Верес, - Раз уж некоторые правители отказались показать свои атрибуты, остается еще один способ проверки, для которого показывать ничего не потребуется.
- О чем вы, князь?
- Наши кресла, - охотно пояснил Верес, - Кресла, в которых мы заседаем. Их сорок восемь. И одно занято незаконно.
- Точно, - согласился Азумхан, - Мы не одну тысячу лет сидим каждый в своем кресле. Свое я знаю едва ли не лучше собственной руки. Спутать его с другими невозможно. Остается решить, как проверить…
- Мы встанем со своих мест, - сказал князь, - Здесь в зале снов, сотканном из нашего воображения, все подчиняется нашей общей воле. Полагаю, кресло из-под Лукавого должно само переместиться к своему действительному владельцу.
На этот раз Вересу удалось добиться если не полного согласия, то хотя бы видимого подчинения. Все правители поднялись и сделали шаг назад, встав каждый за своим креслом. Миха видел все эти кресла впервые, а потому просто стоял рядом с Вересом. Будто легкая рябь пробежала по залу, а стоящие вокруг круглого стола кресла правителей на пару мгновений подернулись маревом.
- А теперь, - сказал Верес, - Прошу садиться.
Подавая пример, он уселся первым, заодно кивая Михе, указывая ему кивком головы на появившееся кресло, которого раньше перед ним не было. Расселись все, и только змеиная королева, матерь всех змей замешкалась и осталась стоять. Кресла для нее не осталось.
- Как?
- Так это она?
- Да тут не Лукавый, тут Лукавая!
- Вот уж воистину, Лукавому оказаться женщиной – всем лукавствам лукавство.
Змеиная королева смотрела на князя с нескрываемой ненавистью во взгляде. Она уже раскрывала рот, не иначе опять собираясь обвинять и обличать, но Верес ее опередил.
- Тихо! – прокричал он и ударил кулаком по столу, - Помолчите все! Хоть минуту!
Окрик подействовал и все замолчали, даже змеиная королева сдержалась, лишь глаза ее сошлись в узкие щелки.
- Полагаю, предъявленных улик более чем достаточно, - твердо сказал Верес и поднялся с места, - Дальше вы будете только выставлять себя на посмешище. Вам больше не усидеть на чужом стуле. Это сиденье под ваш зад не приспособлено, да и змеиная королева свое кресло узнает. Вы ведь понимаете это, принц!
До последнего сказанного Вересом слова, все думали, что волчий князь смотрит на королеву Змей и говорит о ней же, и только теперь взгляды правителей переместились на ее ближайшего соседа, черепашьего принца Бонифана, который хоть и пытался не подавать виду, однако сидел в кресле как-то неестественно, будто кресло было ему «не впору», будто оно его отторгало.
Поняв, что притворяться дальше бессмысленно тот, кто называл себя черепашьим принцем, вскочил на ноги, запрыгнул на стол и ринулся на князя Вереса. В своем рывке он преображался прямо на глазах. Из человека, степенного и солидного банкира, он превращался в полузверя с почти человеческим телом и звериной безволосой головой. Те, кому довелось видеть полностью преображенных Поднятых мертвецов, без сомнения могли узнать с этим существом их полное сходство во всех мелочах, включая длинные когти, торчащие из пальцев почти человеческой руки.
Чего не сказать о большинстве других правителей, Верес к этому рывку был готов, больше того - предполагал, делал на него расчет. Надеялся, что Лукавый сочтет совокупные доводы как неопровержимые и раскроется, попытается забрать свой знаменный бубен. И не ошибся. Князь отвел бубен себе за спину и одновременно нанес встречный удар копьем в живот. Лукавому этот удар не сказать, что навредил, но задержал, проделав в его призрачном теле сквозную дыру. Лукавый отпрянул назад, снимая себя с копья, и попытался перепрыгнуть через него в новой попытке добраться до бубна.
Но тут уже Миха, предупрежденный и подготовленный князем заранее, вскочил с места, заступил путь Лукавому и одним ударом своего огромного топора развалил тело Зверя напополам. В месте рассечения призрачная плоть Лукавого пошла дымкой и стала развеиваться. До того, как тело его истаяло полностью он успел прокричать низким, неземным, клокочущим, голосом:
- Вы вычисляли меня слишком долго, правители! Вы глупцы! Вы обречены! – сказав это, Лукавый подобно клочку тумана развеялся в ничто.
Могильную тишину нарушил веселый голос новоявленного царя Михаила:
- Еще одна немая сцена, - сообщил он как ни в чем не бывало, закинул на плечо боевой топор, и повернулся к князю Вересу, - У вас здесь всегда так весело или только по случаю моего триумфального появления?
- По случаю, - неоднозначно ответил князь и сел на свое место.
Миха пожал плечами, уселся следом и замолчал. Остальные правители высказываться тоже не спешили. Им всем нужна была малая передышка, чтобы переварить, осознать, принять новые условия, что вычислять Лукавого, равно как и сомневаться в его существовании больше не нужно, ибо теперь он известен. Молчание нарушила змеиная королева, она так до сих пор и не села в свое законное кресло, оставшись стоять на прежнем месте:
- Мне невыносимо стыдно, князь, - змеиная королева пыталась взять себя в руки, но ее изрядно потряхивало от только что пережитого, - Я ощутила тяжесть несправедливого обвинения едва на несколько мгновений. А вы вынуждены были жить с этим более ста лет. Прошу меня простить.
- Ни слова больше, королева. Ваши извинения приняты, - мягко сказал князь, - Волей случая именно вы попали под влияние нечестивого. Уверен, пожелай того, Лукавый сумел бы убедить в своей лжи любого из нас.
- Вот только не надо «одаривать» меня вашим великодушием. Я признала ошибку, я извинилась. Большего от