Он вынул из нагрудного кармана рубашки сверкающую на солнце чайную ложечку, отошел шага на три и опустил ее на дно.
Павлинка нырнула, ловко работая ножками и ручками. Тельце ее извивалось в воде, волосики распустились. Она уверенно скользнула ко дну и вскоре появилась на поверхности, зажав ложку в кулачке.
- Будущая чемпионка мира! - сказал довольный Виктор. - Ну, на сегодня хватит, малявка. Теперь - отдых...
- А вы почему не купаетесь? - спросила у Берестова Флора. - Такая жара...
Он несколько замялся, пробурчал что-то непонятное и махнул рукой.
Потом они валялись на пляже. Павлинка неуклюже ползала по песку, словно доказывая правоту слов Виктора, что человек вышел из моря, - в воде девочка чувствовала себя куда увереннее.
Надя поначалу была скованной с представительницей телевидения, постепенно оживилась, стала расспрашивать Флору о киноартистах. Узнав, что Баринова знакома лично с режиссером Герасимовым и актрисой Тамарой Макаровой (по институту кинематографии), Урусова прониклась к девушке уважением.
- Моя мама говорила, что маленькой я любила устраивать целые представления, - призналась она. - Надену отцовский полушубок, дедушкин малахай, возьму веник и изображаю часового... В кино, наверное, видела... И в школе в драмкружке участвовала. А как хотела в театре играть! Прямо спала и видела...
- Ну и надо было пойти учиться в театральный, - сказала Флора.
- Куда нам, деревенским, - отмахнулась Урусова. - Я до пятнадцати лет и в городе-то не была. Дальше райцентра не ездила.
- Ну и что? - горячо возразила Баринова. - Есть такая актриса Любовь Полехина. Видели, наверное?
- Это что в "Вишневом омуте" играет?
- Не только. Еще в картинах "Вкус хлеба", "Дочки-матери"... Во многих. Она ведь тоже выросла на селе. И тоже мечтала стать актрисой. Не побоялась, поехала в Москву, хотя там ни родных, ни знакомых. Правда, в первый год ей не повезло - опоздала. Документы уже не принимали. Она устроилась работать дворником, целый год штудировала учебники, читала Станиславского, Мейерхольда, Эйзенштейна. И добилась своего! На следующий год приняли во ВГИК. Теперь знаменита на весь Советский Союз.
Надя только покачала головой.
Виктор, внимательно слушавший их разговор, вдруг заявил:
- А я, если и пошел бы учиться, то не на артиста, а на режиссера... Вот вы рассказывали, - обратился он к Бариновой, - артиста делает режиссер. Так?
- Запомнили, - улыбнулась Флора.
- И я вас правильно понял: в кино режиссер самый главный?
- Почему же, - пожала плечами Флора. - Если говорить честно, все начинается с литературной основы. С идеи! То есть со сценария...
- Вы его побольше слушайте, - сказала Надя. - Он и меня замучил. Накупил книжек по кино, в библиотеке журналы берет...
Увидев, что Виктор закурил папиросу, она возмущенно произнесла:
- Опять соску взял! И кто придумал эту заразу?
- Индейцы, - ответила Флора. - Из Южной Америки. А в Европу табак привезли спутники Колумба.
- Чтоб им пусто было! - в сердцах сказала Урусова. - Нет бы что-нибудь путное...
- А они были убеждены, что это целебное средство, - сказала Баринова.
Виктор, дабы прекратить разговор на эту тему, затушил папиросу. Флора заметила: при Наде он больше не курил.
В столовой сидели за одним столом. Потом, поспав после обеда, встретились снова. Женщины болели за Берестова - он играл в волейбол, и, нужно сказать, мастерски. Во всяком случае, его "мертвые" удары никто не брал.
Вечер провели у моря, провожали солнце. Виктор с сожалением расстался на ночь с Надей и ее дочуркой. Павлинка уснула как убитая в постели Бариновой (она уступила спальню, устроившись в другой комнате), и женщины, не зажигая света, любовались сквозь стеклянную стену лунной дорожкой на спокойной черной глади моря.
Иногда случается, что человека принимаешь сразу и до такой степени, что готов открыть ему самое сокровенное. Так было и с Надей.
- Правда, Витя стоящий парень? - спросила она у Флоры.
Баринова от неожиданности не знала, что и ответить. Но поняла: Наде, наверное, необходимо поговорить с кем-то о любимом человеке.
- На него можно положиться, - убежденно произнесла Флора.
- Он такой внимательный, - сказала Надя.
Флора почувствовала, что говорить следовало бы о другом, об иных, человеческих, качествах.
- Замуж зовет, - продолжала Надя, но в ее голосе звучали грустные нотки.
Флора пыталась разобраться, о чем она грустила. О том, что, может быть, не получилось у Нади с другим человеком - отцом Павлинки?
- Если нравится, идите, - посоветовала Флора.
- Знакомы-то всего ничего, - вздохнула Надя.
- А что сердце подсказывает?
- Что может подсказать бабье сердце?
Баринова угадала в темноте усмешку на ее миловидном лице.
- Чувство - самое главное, - проникновенно сказала Флора.
Ей было несколько странно, что незнакомый человек открывает душу. Вот так запросто, не зная по существу, кто она и что.
- Вы не поверите, я, как увидела Виктора, сразу влюбилась, призналась Надя. - Глаза у него добрые...
- Ну и хорошо, - обрадовалась Флора.
- А как с Павлинкой нянчится! И она к нему тянется, прямо сияет вся, как увидит его. Вот только что не умеет еще говорить "папа"... Да ведь и не было папы, - вздохнула Урусова.
- Это очень важно, что у них взаимная тяга, - сказала Баринова. - Да и выйти теперь замуж с ребенком не так легко.
- Что же, по-вашему получается, бросаться на любого, кто согласится взять с ребенком? - сердито спросила Надя. - Я так не хочу. Главное чтобы меня полюбили.
- Он любит. Это сразу видно.
- Да? - с тихой радостью спросила Надя. - Смотри-ка, даже вы заметили. Значит, правда...
- Хочу снять его для передачи, - сказала Флора.
- А зачем? - насторожилась вдруг Урусова.
- Ну как же, хороший водитель. Работники ГАИ, и те ставят его в пример...
- Не надо, - тихо попросила Надя.
- Но почему? - настаивала Баринова.
- Понимаете, сидел он... А вы его перед всеми выставите... Да и вам потом нагорит...
В комнате наступила тишина. Флора чувствовала, что это признание далось Урусовой не легко.
- Только вы никому не говорите, очень прошу! - взволнованно произнесла Надя.
- Честное слово! - вырвалось у Флоры. - Значит, вы поэтому раздумываете, идти или не идти за него замуж?
- Видите ли...
- Давай, Надя, на "ты", - предложила Баринова.
- Что ж, давай... Так вот, понимаешь, то, что было, то было - ну что поделаешь, коль так сложилось? А вот что скрыл судимость...
- От кого?
- От отдела кадров, когда к нам поступал. - Надя покачала головой. Спрашиваю: зачем скрыл? Витя говорит, что иначе не взяли бы на работу. Я ему: раз решил жить честно, так нельзя врать даже в самой малости... Потом, с этим виноградом... Сменял ящик на бутылку коньяка...
- Я слышала, - кивнула Баринова.
- Выходит, опять не сдержался. Правда, отделали его за тот ящик - не дай бог! Сотрясение мозга. - Она тяжело вздохнула.
- А кто это постарался?
- Да есть у нас один парень. Бывший чемпион города по боксу. Дружок начальника СЭЦа.
- Такой здоровый, с приплюснутым носом? - спросила Баринова, вспомнив, как она впервые зашла в цех к Анегину и застала у него крепыша с внешностью боксера.
- Да. У нас его Громилой зовут. И все боятся. Одно время он даже в дружине был, ходил по городу. Так все хулиганы его стороной обходили...
- Странные порядки, - заметила Баринова. - Разве мордобоем воспитывают? Ведь есть же, например, товарищеский суд...
- Знаешь, на некоторых никакие суды не действуют. А вот после знакомства с кулаками Громилы...
- Нет-нет, такие методы не годятся. Я завтра же поговорю об этом с директором...
Воскресное утро началось тревожно. У Павлинки поднялась температура, на тельце выступила сыпь. Прибежавший Виктор перепугался - не от купания ли? Но медсестра, за которой сходила в медпункт Баринова, сказала короткое слово - корь.
Урусова тут же собралась и повезла девочку домой. Виктор, естественно, поехал с ней.
Вскоре Флору вызвали в контору директора дома отдыха - звонил Заремба.
- Вы хотели посмотреть наших работников в семейном кругу? - спросил Фадей Борисович после приветствия.
- Конечно, - обрадованно ответила Баринова. - Это было бы здорово!
- Сейчас за вами заедет Евгений Иванович, посетим Боржанского. Кстати, познакомлю вас со своей супругой.
- Очень буду рада, - сказала Флора, понимая, что ей предстоит банкет, организованный начальством фабрики.
* * *
Анегин приехал за ней в щегольском ослепительно белом костюме, на среднем пальце правой руки у него красовался массивный золотой перстень с монограммой. Он открыл дверцу "Жигулей" последней модели и, галантно поздоровавшись, пригласил Флору сесть рядом, на переднем сиденье.
Доехали до города незаметно. Там к ним присоединился Заремба с женой.
- Капитолина Платоновна, - представил он журналистке пухлую женщину лет сорока, с капризно сложенными губами и волоокими глазами.
