Ну вот, за рассуждениями я прослушал короткую речь правителя. А он что-то интересное говорил, судя по тому, как зашевелились окружающие… А! Так вот чего они лапками-то засучили! Награждение непричастных началось.
Выскочивший с небольшим подносом субчик в свитском мундире семенил за правителем, а тот только что не автоматически брал с этого подноса небольшие коробочки и вручал каждому стоящему в шеренге, иногда что-то тихо говоря награждаемым. Стоп. По логике, я ведь тоже среди этих… «орденопросцев» стою. Это что же, и меня тоже посчитают? Однако.
Стоявший рядом со мной Телепнев получил вместо коробочки с наградой какой-то свиток, а вот напротив моей бравой фигуры правитель задержался. Глянул исподлобья и, чему-то усмехнувшись, вручил алую коробочку и уже знакомый бювар. После чего кивнул и, резко развернувшись на каблуках, окинул взглядом вытянувшийся перед ним строй. Хм. М-да, им бы не черту на полу проводить надо было, а ленточку от стены до стены натянуть, чтоб по животам равнялись. Глядишь, и строй бы более или менее нормально выглядел.
– Благодарю за службу, господа. А сейчас прошу извинить, дела государственные ждать не могут. Вы свободны, господа. Эдмунд Станиславич, вы знаете, что делать, будьте любезны, распорядитесь.
– Разумеется, государь. – Возникший за плечом правителя Рейн-Виленский коротко кивнул, и тут же Телепнев потянул меня куда-то в сторону от толпы, в которую за считанные мгновения успела превратиться компания награжденных. А едва государь покинул приемную, как все они ломанулись мимо нас на выход, причем с такой скоростью, словно за ними черти гнались. Нормально…
Через минуту зал опустел.
– Идемте, Владимир Стоянович, Виталий Родионович… государь ждет, – тихо проговорил Рейн-Виленский, отворяя неприметную дверь и первым шагая в узкий, но хорошо освещенный коридор. Несколько переходов, небольшая лестница, и мы оказались в кабинете. Обычном, по здешним меркам, а не ожидаемо помпезном. Массивная мебель строгих очертаний, несколько книжных шкафов, содержимым которых явно пользовались по назначению, а не держат ради антуража, широкий рабочий стол… пустой, в том смысле, что никаких бумаг на нем нет, а вот разложенные мелочи и письменные принадлежности ясно говорят о том, что за ним не чаи распивают, а работают. И работают много. А собственно, где же его хозяин, который, как сказал Железный Феликс, нас ждет?
– Вот теперь здравствуйте, господа, – правитель шагнул в комнату, отодвигая портьеру, за которой виднелась остекленная дверь, ведущая то ли на балкон, то ли на террасу. – Владимир Стоянович?
– Позвольте представить, государь. Это и есть тот самый Виталий Родионович Старицкий, – тут же подтянулся князь.
– Старицкий… наслышан, как же, – кивнул мне Ингварь Святославич, – что ж… позвольте мне поблагодарить вас, Виталий Родионович. Судя по рассказам Владимира Стояновича, ваше участие в деле Ловчина было весьма и весьма заметным…
– Я сделал все, что было в моих силах, ваше величество. – Я склонил голову и постарался как можно более незаметно облизнуть сухие губы. Можно сколько угодно ерничать, но вот в такой ситуации я оказался впервые. И это… нервировало.
– Не прибедняйтесь, ваше высокоблагородие, – выделив последнее слово, ответил государь и, задумчиво побарабанив по столу длинными пальцами, осведомился: – Идея с даром казне трофейного самобеглого экипажа – ваша идея?
– Его сиятельство князь Телепнев объяснил мне, чем чревато распространение трофейного закона на действия правоохранительных органов. И я посчитал…
– Да-да. Замечательно, – чуть скучающим тоном перебил меня Ингварь Святославич. – Скажите, к роду князей Старицких вы не относитесь?
– Ваше величество? – Кажется, теперь я знаю, у кого Телепнев подцепил свою манеру общения, так бесившую меня в начале нашего с ним знакомства. Вот только что имеет в виду правитель? – Честно говоря, я того не ведаю, государь.
– Как так? – не понял Ингварь Станиславич. – Разве там… на вашей родине…
– Государь, «там» в двадцатом веке происходили такие события, что половина Руси своих родичей дальше прадедов забыла. Перевороты, революции, войны… Рукописи, может, и не горят, а вот приходские и архивные книги пылают весело, ваши величество.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Да уж. Жаль, времени у нас маловато. Хотелось бы мне послушать, что же у вас там происходило… – проговорил правитель, но тут же резко тряхнул головой, словно отгоняя несвоевременные мысли. – Впрочем, об этом можно будет потолковать и в иной раз. А сейчас откройте бювар и просмотрите документы.
Выполнив приказ, я начал перелистывать лежащие внутри бумаги, в то время как Ингварь Святославич продолжил речь.
– Итак. По размышлении мы решили принять вашу идею при наложении ограничения на трофейный закон. Но, дабы не возникало лишних вопросов и в качестве награды за скорые и верные действия, вам отдаются все права на конфискованную по делу Ловчина паровую яхту «Варяг» и выделяется денежная премия в размере восьмидесяти тысяч рублей ассигнациями. Постарайтесь распорядиться этой наградой с толком. Ну а настоящей наградой вам будет знак ордена Двух Заступников с лентой. А как вы пребываете в чине, не дозволяющем по статуту такого награждения, то… поздравляю вас надворным советником, господин Старицкий.
– Благодарю, ваше величество, – проговорил я, склоняя голову. Пусть кто-то говорит, что награды ничего не значат… Но не для меня. Что свои, что чужие. Я помню, как у деда дрожали руки, когда он брал у меня, тогда еще ребенка, из рук свой китель и после недолгих уговоров начинал рассказывать, какую награду и за что получил. Может, он и привил мне это уважение? Не знаю…
– Ну а коли с награждениями мы разобрались, поведайте мне всю эту историю. О вашем появлении в наших пенатах дозволяю умолчать, равно как и об исследовательских ваших мучениях… Только уж будьте любезны, защиту вашу снимите… – усаживаясь за стол и кивая присутствующим на кресла, потребовал государь. Ну что ж, можно и рассказать…
Из кремля я уезжал вымотанным до предела. Такого допроса мне даже мозголом особоканцелярский не устраивал.
А дома меня ждал еще один сюрприз. Едва отворив дверь, я услышал донесшийся из гостиной невнятный рев и ринулся на звук. Но стоило мне оказаться у двери, как та распахнулась, и на меня уставились налитые кровью глаза какого-то мужика.
– А-а! Явился, блудодей!!! – С этим рыком кулак незнакомца устремился к моей челюсти, и я еле успел уйти от сокрушительного удара. На автомате пробив в грудину нападающему и тут же поправив траекторию его падения хорошим апперкотом, я перешагнул через упавшее на пол тело и оглядел изрядно разгромленную гостиную. В углу, у окна застыл Лейф, из-за плеча которого выглядывала испуганная Лада.
Но не успел я спросить, что здесь происходит, как поверженный противник начал, кряхтя, подниматься с пола. Утвердившись на ногах, мужик потер скулу, наливающуюся замечательным фонарем, и, буркнув что-то вроде: «силен», двинулся к моим домашним. Остановился в паре шагов, смерил их взглядом.
– Лада. Собирайся. Ты едешь домой, – рыкнул мужик.
– Нет. – Несмотря на испуганный вид, голос сероглазки звучал твердо.
– Я сказал, ты за него не выйдешь.
– Выйду!
– Нет! Я матери твоей обещал, что замуж отдам только за владного ушкуйника!
– Выйду!
– Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?! – заорал я.
И в комнате повисла тишина. Гость незваный обернулся и ткнул в меня пальцем.
– Ты! У тебя корабль-то есть?
– Есть, – охренев от такой наглости, кивнул я.
Присутствующие отвесили челюсти.
– Ну, доча… Ну отчудила… А ты, охальник, докажи свои слова, – оправившись, пробурчал мужик.
– Пожалуйста, – поняв, что передо мной отец Лады и Лейфа, я развернул бювар и достал оттуда дарственную на «Варяг».
– Та-ак. Говоришь, шаль подарил ? И нож на роту дал? – словно в пустоту бросил ушкуйник и тут же вызверился на меня. – А посвататься прийти не судьба была? Я тут извелся весь, думаю, с кем моя дочка спуталась, а он! Молодежь, линьком неученая! Тьфу…
