– И что?
– А то, что он ведет себя так, будто у него есть этот козырь. Это всего лишь ощущение, но оно пугает меня. А тебя нет?
– Меня – нет.
– А напрасно…
По-настоящему расслабиться наедине с Лави получалось не всегда. Сегодня – точно нет. Привязалась со своей женской интуицией… боится за жизнь любовника, видите ли. Да мало ли по какой причине шпион передал ей щедрое предложение! Тривиальнейший вариант: выдавая себя за посланца Гухара, он на деле выполнял поручение имперской тайной службы. Элементарная проверка надежности агента. Было бы странно, если бы при всей архаичности местных шпионских приемов здесь не додумались бы и до более изощренных ходов.
А не отправить ли ее прочь из города, подумал Барини. Пусть соглашается на предложение Гухара… Хотя нет: если это и впрямь проверка, ее ждет застенок. Нет, пусть просто уйдет. Без задания. Так будет спокойнее. Пусть сама решит, как ей быть – затаиться или действовать по своему усмотрению на пользу… кого?
Если бы электронный эмпат еще функционировал, Барини непременно просканировал бы эмоции Лави. Его собственная интуиция подчас пасовала с этой женщиной. Приходилось держаться рабочей гипотезы: да, подруга и соратница, но только до определенного предела. Захотела влюбиться – и влюбилась. Захочет разлюбить – никаких проблем. Сделает это быстро и без терзаний.
А ведь захочет, как только ее нынешний любовник и повелитель впадет в ничтожество и кто-нибудь посулит ей хотя бы графский титул с приличествующим титулу поместьем!
Гнев и страсть. Гремучая смесь. Взглянул с раздражением в лицо Лави – и рассмеялся. И не бабахнула гремучая смесь. Да, предаст при неудаче, но сейчас-то любит!
Впрочем, чепуха. Положение отнюдь не безнадежное. Есть еще силы отбросить врага от стен Марбакау и освободить Унган. На большее сил уже не хватит, но есть еще возможность кончить войну достойно. И снова начать копить силы…
– Послезавтра ты покинешь город, – сказал он тоном приказа. – Молчи. Я так хочу. Завтра, то есть уже сегодня тебе будет пожалован графский титул и кое-какие земли. Молчи. Я уверен, что у тебя есть два-три надежных места, где можно отсидеться до тех пор, пока не кончится осада. В успехе я уверен, но мало ли что… Бывают всякие случайности, так что не рискуй. Ты мне нужна. Ты уцелеешь и вернешься ко мне…
– Не гони меня, – жалобно попросила Лави.
– Так надо. И потом, это ведь ненадолго.
Она знала этот тон повелителя и понимала: упрашивать бесполезно. Но в глазах ее читалось: это навсегда.
* * *
Восемьсот конников запрудили все улицы на подходе к Овечьим воротам. У Барини остался только этот сводный конный полк, но его основу составляли «железнобокие» гвардейцы, и вел его Крегор. Все лошади, какие похуже, пошли под нож немногим позже согнанного в город крестьянского скота, и засоленное в бочках мясо должно было кормить защитников до самых холодов. Все равно негде было взять сена на такую прорву животных, а еще меньше хотелось тонуть в навозе. Где навоз, там вонь, мухи, а значит, эпидемии. Барини следовал советам из «Новейших наставлений по тактике осады и обороны крепостей» покойного Глагра. Умен был маршал и даже велик; если бы унганский выскочка Барини не подпортил ему карьеру – остаться бы ему в истории как не знающему поражений полководцу и реформатору военного дела.
За конницей теснилась пехота. Тускло блестели наконечники пик, почти не видны были в улочках-колодцах шляпы и драные камзолы. Слышались удары кремня о кресало. Закрепив тлеющие фитили в рогульках-захватах, аркебузиры переминались с ноги на ногу, ждали сигнала. Недолго осталось ждать… Какой-то гвардейский обормот от большого ума обругал милицейского капрала деревенщиной, тот ответил, послышалась звонкая оплеуха, в ответ прилетела зуботычина; солдаты и ополченцы готовы были сцепиться друг с другом, и лишь офицер, крича и орудуя ножнами, положил конец междоусобной сваре. Как все-таки разнится у людей поведение в ожидании боя… один молчалив и сосредоточен, молится или просто погружен в неведомые мысли – другой же накручивает себя, он струсит, если не озлится заранее, и мелкую склоку перед большой дракой ему только давай… а слывет почему-то отчаянным храбрецом, не ведающим страха.
Светало. Облюбовав место на куртине близ Овечьих ворот, Барини ждал. Уже можно было начинать, но не раньше, чем от пристани отчалят барки и лодки с отрядом Дарута и Буссор выведет из затона свой корабль, порядком изуродованный, но зато превращенный в плавучую батарею.
Сегодня князь не собирался лично участвовать в битве – ну разве что придется совсем плохо. На этот случай Барини оставил в запасе два эскадрона и приказал перетащить на западную стену побольше бомбард – прикрыть отход. Береженого бог бережет. Хотя… все должно получиться. Наблюдая за действиями имперской армии, князь считал промахи Губугуна. Вне всяких сомнений, Губугун тоже изучал «Новейшие наставления…», да только не в коня корм. Иной ученик схватывает на лету, а другого хоть сто лет учи – все равно балбес. Основы, может, и вызубрит – вон как повел апроши, грамотно, – зато вовек не разберется в тонкостях, а в них-то все дело!
Пора начинать, пора… Что там Дарут копается?
Как бы в ответ на мысли князя на дворцовой башне показался человек, размахивающий флагом. Значит, барки уже отчалили…
– Унган и Гама! – Барини поднял руку, давая сигнал.
Тяжко застонали воротные петли. Теперь все решала скорость. Барини рискнул вывести в поле три четверти гарнизона Марбакау, оставив на стенах лишь самую малость войск, и все равно численно проигрывал имперцам втрое, если не больше. Как мало осталось людей! Кто полег в битвах, кто умер от болезней в походах и осадах, кто сдался в плен, многие попросту разбежались. Есть слух, будто бы в Габасе еще действуют отрезанные от Унгана разрозненные отряды – партизанят, хоронясь по лесам, но толку от них никакого. Авось не дадут уничтожить себя до того времени, когда положение переменится к лучшему, и то хлеб.
На стенах остались по преимуществу ландскнехты генерала Кьяни, не соблазнившиеся даже возможной добычей в лагере осаждающих. Напрасно Барини уговаривал Кьяни, живописуя роскошь императорской свиты, – тот хмуро бубнил одно: жалованье. Жалованье за полгода. Унганский князь, конечно, славный вояка, и драться под его знаменами честь, но, пусть господин не сердится, удача в последнее время не на его стороне. И главное – господин задолжал своим солдатам. Кто ж не знает: наемники верны, пока им платят. Они уходили и раньше, открыто, изверившись в военной удаче князя, они уходят и сейчас, тайно, ночами спускаясь по веревкам со стен. Оставшиеся ропщут. Конечно, господин может приказать им выйти за стены, и они выйдут, но что будет дальше? Он, Кьяни, уже ни за что не ручается. Скорбно, что времена, когда слово солдата было золотым словом, а корпоративная честь – законом, остались в прошлом, но это факт. Можно возмущаться им, но игнорировать его попросту опасно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});