Эрик терпел. Из одного только душевного благородства, надо полагать. Ну и немножечко из чувства ответственности за бесценную Волчью шкуру. Только, если Волку самому шкура не дорога, какого же хрена его императору о ней печься?
Эрик спрашивал меня, почему шкура стала не дорога. Тогда я сказал, что не знаю.
На некоторые вопросы по-другому просто не ответить.
Волк прослужил в Вальденской армии чертову прорву лет. Я, на что уж бессмертный, и то нигде так надолго не задерживался. И служил он отлично. А потом как с цепи сорвался.
Почему вдруг?
Почему вдруг люди начинают совершать самоубийственные поступки? Элементарно! Потому что хотят умереть. Они могут и не знать, что смерти ищут. Волк может не знать. Даже, скорее всего, не знает.
Что он взял с собой? Болид.
Двигатели на болиде – из моего родного мира. Энергозапас – на полсотни лет. Оружие – здесь такого никогда делать не будут. Из принципа.
Что еще? Да ничего.
Могу поспорить, если ангар в его замке обыскать как следует, там в какой-нибудь груде снятого железа и его талисман отыщется. Золотой чертенок, давешний подарок госпожи фон Сегель. И чертенка этого я бы в руках подержал. Цацка золотая. Драгоценная. А уж до чего восприимчивая да памятливая. Угу. Попробовать стоит.
Он спешил, потому что даже примерно не представлял, сколько времени ему осталось. Годы? Месяцы? А может, часы или минуты. Он спешил. Но, стянув через голову драгоценный медальон, поневоле задержался. Задумался.
Чертенок в летном шлеме задиристо улыбался и не думал ни о чем. У чертенка проблем не было. Он тридцать лет хранил хозяина от бед, хранил, как умел, очень старался. Он собирался делать это и впредь.
Медальон – это пеленг для тех, кто будет искать. Времена изменились. Подарок Хильды стал опасен, значит, его нужно выбросить.
«Оставить, – поправил себя Зверь, – не выбросить, а оставить здесь. За ненадобностью».
Не потому поправил, что слово покоробило. По привычке за мыслями следил.
Блудница терпеливо ждала.
И Зверь ждал.
Смотрел на чертенка.
Сколько раз делал он это с тех пор, как Айс убила его? С тех пор, как Айс убила человека, которым он был. Крутил в пальцах золотую безделушку, теплую – чертенок всегда висел на груди, под рубашкой – и вспоминал, заставлял себя вспомнить, как это – не быть зверем. Не технику поведения, не правила общения с людьми, он чувства свои вспомнить пытался.
Иногда получалось.
«Обещай, что будешь всегда носить его, Тир, ладно?»
Тогда она поцеловала его. А он, смешно сказать, удивился и растерялся.
И было что-то еще, а вот что – никак не вспомнить. Оно важно было, это забывшееся сейчас чувство. Может быть, оно было ключевым. Но…
Зато сейчас бы не растерялся. Потому что знает, как надо реагировать на самые неожиданные выходки со стороны людей. Знает, как должен вести себя старогвардеец Тир фон Рауб. Знает, какая в какой ситуации нужна улыбка, как нужно посмотреть, что сказать.
Знает. Знает. Знает.
Но не чувствует.
Ничегошеньки.
Пусть бы уж убили поскорее, чем так…
Как?
Почему другие умеют? Что есть в них такого, чего нет у него? За какие такие заслуги наградили их способностью любить? За какие грехи лишили этого умения Зверя?
Впрочем, понятно за какие.
А убивать устанут.
Когда он видел Хильду в последний раз, он задумался над тем, что она умирала бы долго. Есть такие женщины, которые и на алтаре не ломаются, умирают, но остаются собой. Хильда из таких. В ней много силы. Чистой, прекрасной, будоражащей воображение. Интересно было бы пообщаться с Эриком после ее смерти. Особенно, если Эрик увидит труп. Прекрасная вышла бы батарейка. Нисколько не хуже, чем новые аккумуляторы Блудницы. Если останется время, надо будет поразмыслить над тем, как лучше и безопаснее всего добраться до Хильды.
И хорошо бы времени не осталось.
Эльрик де Фокс
Надо бы предупредить Эрика. Я не думаю, что Волк действительно попытается убить госпожу фон Сегель, во всяком случае, не в нынешнем своем состоянии, пока он еще может мыслить трезво. Однако у меня нет гарантии, что его безумное здравомыслие не начнет прогрессировать.
Я думал, дело в том, что он узнал, для чего его создали. Узнал, что единственная цель его жизни – смерть, и сдался, стал искать смерти. А он, оказывается, и не думал сдаваться. Парень гнется, но не ломается. Он просто потерялся в себе и в людях и нашел ориентир, который кажется ему самым стабильным. Нашел в себе то, что не менялось с течением времени, не зависело от обстоятельств, гарантировало наличие хоть каких-то эмоций.
И не было связано с небом. Это важно. Потому что Волку сейчас, чтобы выжить, нужно все самое худшее, и, кажется, он это знает.
А вообще, я стал принимать беды мальчика как-то слишком близко к сердцу.
Понимать его стал, что ли? Или это осаммэш под неестественным углом вывернулся?
Когда-то я лишился руки. И, помнится, яростно завидовал всем остальным. Особенно когда понял, что это непоправимо. Хвала богам, на тот момент со мной остались только те, кто мог простить мне все. И злость, и зависть, и боль, свою и мою.
Человеческая целостность – это настолько естественно, что даже не обсуждается. И когда твоя целостность нарушается, при том, что всех остальных чаша сия миновала, начинаешь этих остальных ненавидеть. А целостность, она ведь не только физическая.
Почему у всех две руки, а у меня одна?
Почему все умеют любить, а я – не умею?
Не любить лучше. Спокойнее. Человек, не умеющий любить, защищен от окружающих и от себя самого. Ему не нужно надевать броню. Он ни от кого не зависит. Он ни за кого не боится. Вольная птица, летающая сама по себе, ни к кому и ни к чему не привязанная. Это ли не идеал?
А рука из лунного серебра лучше живой. Она не чувствует боли. Она практически неуязвима. Она куда более функциональна, чем живая, хрупкая плоть.
Только я тогда смертельно завидовал всем, кто не искалечен.
И Волк тоже.
Смертельно.
Ему нужно время и одиночество. Чтобы смириться со своей ущербностью. Протез души из лунного серебра не сделаешь, но Змей сказал, что Волк умеет любить, умеет, просто очень по-своему. И это лучше, чем вообще ничего.
Несколько месяцев или лет в одиночестве, не наблюдая каждый день людей, с легкостью разбрасывающихся тем, за что ты готов продать душу, несколько месяцев или лет без исступленной зависти, превращающейся потихоньку в тупую озлобленность, и все встанет на свои места.
Сейчас он чувствует свою бесполезность. Все должно приносить пользу, но его – его не используют с полной отдачей. Каждый нужен настолько, насколько полезен, а он – почти бесполезен. Его жизнь бессмысленна, зато смысл будет в его смерти, и снова получается, что он живет только для того, чтобы умереть, и именно от этих мыслей Волк пытается убежать. Эти мысли опаснее для него, чем все убийцы на свете.
Думаю, я не пожалею о том, что собираюсь сделать. И в любом случае это меня развлечет.
Саэти. Месяц зорвальд
Жизнь Зверя теперь полностью зависела от Блудницы. Активность недоброжелателей, демоноборцев и просто охотников до денег соответствовала его ожиданиям, и жив до сих пор Зверь был только благодаря своей машине.
Благодаря княжескому подарку. Но Князь оставался величиной непонятной, а потому Зверь вынес его за скобки и старался не вспоминать.
Все остальное было даже хорошо. Привычно. Как будто Саэти превратился в Землю, просто со странными декорациями. И никаких больше людей, никаких поводов для раздумий. Летай, убивай, прячься. Изо дня в день. Из ночи в ночь.
Ешь, или съедят тебя.
Зверь хорошо прятался: в Саэти спрятаться было проще, чем на Земле. Это сорок лет назад он мог бояться того, что любой маг найдет его – найдет Черного – в любой точке планеты. А сейчас Зверь сам мог найти любого мага.
И убить.
По крайней мере – попытаться убить.
Он избегал связываться с магами, не трогал даже тех, которые сами охотились на него. Корпоративный дух – опасная штука, а у магов этот дух силен. И свиреп. Так что ну их к черту. Другое дело – священники и разные там рыцари. Не так питательны, как маги, зато понимают степень риска и готовы на жертвы, а их соратники, потеряв очередного собрата, не станут превращать планету в оплавленный шар только ради того, чтоб с гарантией прикончить убийцу.
Орден св. Реска официально объявил о том, что продолжает сохранять нейтралитет в отношении Черного. Эрик Вальденский официально объявил, что Черный по-прежнему под его защитой. Сумасшедшие люди. То есть то, что ресканцы не будут охотиться – это хорошо, меньше головной боли. Но что толку сейчас от защиты Эрика? Ведь ясно же, что если Зверя все-таки убьют, это сделают так, чтоб не оставить вальденским следователям ни малейшей зацепки.
Иногда он слышал, как его пытается дозваться Гуго. Не отвечал никогда. Потому что либо ты прячешься от всех, и тогда у тебя есть шансы выжить, либо ты делаешь для кого-то исключение, и тогда тебя убивают в ближайшее время. Таковы правила, и Гуго их знает. Зверь полагал, что Гуго не ищет его специально, просто скучает, отсюда и неосознанные попытки выйти на связь.
