— Вадька! А ну кончай причитать по нему авансом! — окоротила я Кусина. — Он жив пока… и, между прочим, тебя не забыл. Когда мы с ним виделись последний раз, он лично тебе привет передавал. И про передачу он помнил, хотя не факт, что смотрел.
— Честное слово, помнил? — возликовал Кусин. — В натуре? А я уж думал, все, кранты, позабыт-позаброшен. После программы с Ксан-Ксанычем, представляешь, ни одного нормального отклика, ни одного письма… А вот на твое имя, кстати, одно письмо пришло, вчера. В желтом конверте, с цветочками. Я и не знал, что их у нас еще выпускают. Обратный адрес — какое-то акционерное общество, там не очень разборчиво. Опять тебе работу, наверное, предлагают. Сохранить его для тебя или сразу выкинуть?
Работой я покамест была обеспечена. Никакое акционерное общество не станет платить мне больше, чем Макс Кунце. Однако я старалась не уничтожать почту, не изучив ее самостоятельно. Даже в груде спама могло прятаться что-то важное. Я еще не потеряла надежду найти весточку от прекрасного принца. Вдруг он предложит мне руку и сердце по смешной цене, включая НДС и пересылку?
— Пусть полежит у тебя, — распорядилась я. — Будет время, при случае заберу. А ты… — Я хотела дать Вадику еще пару ценных указаний, но тут в дверь номера громко постучали. — Ладно, пока, я тебе еще как-нибудь потом перезвоню.
Я бросила трубку, подошла к двери и выглянула.
В коридоре стоял пожилой гостиничный швейцар. По крайней мере, такое количество золотого шитья могли себе позволить только швейцары, черные африканские царьки или дирижеры военных оркестров. И раз гость был белым и не имел в руках дирижерской палочки, две последние версии я исключила.
— Привет, — сказала я швейцару, — вам чего?
— Хир бевонт Макс-Йозеф Кунце? — с вопросительной интонацией проговорил гость. — Канн ихь Макс-Йозеф зеен?
То, что швейцар говорил по-немецки, я поняла почти сразу. И следом догадалась, что, скорее всего, это не швейцар. А уж значение слова «хир», то бишь «здесь», я вычислила по аналогии.
— Вообще-то один Макс-Йозеф живет хир, — осторожно сказала я. — А он вам, собственно, зачем? Вай?
Как ни странно, пожилой господин в расшитом золотом лапсердаке меня понял. Он извлек из кармана визитку и вручил ее со словами:
— Макс-Йозеф ист майи зон.
Визитка наполовину состояла из стилизованных золотых зверей, переплетенных с коронами и какими-то диковинными растениями. Однако куда важнее был текст, исполненный черным готическим шрифтом. Первым делом я обратила внимание на две строчки из этого текста. «Das Grosse Herzogtum Kesselstein» — значилось на первой. «Jurgen Kunze» — на второй.
— Ихь бин Макс-Йозефс фатер, — веско добавил гость.
Но я и так все мгновенно поняла, улыбнулась и мысленно обозвала себя круглой, как бильярдный шар, ревнивой идиоткой.
Господи, ну конечно! Какая, к черту, девица Фэти? Это же был не английский, а немецкий! И почему я не выучила у прабабки идиш? Если «фатерлянд» — по-немецки «отечество», то отец — как раз «фатер», ну как английский «фазер». Только первые буквы разные, они-то меня и сбили с толку. A «Vati», значит, уменьшительное от «Vater»! То есть папочка. Папуля. Папик. А я балда. Из-за меня Макс и не узнал, что его предок приехал в Москву.
— Битте, герр Кунце! — Я вдруг вспомнила немецкое «пожалуйста» и, посторонившись, пропустила Кунце-старшего в номер Макса.
А затем забарабанила кулаком в дверь ванной, стараясь изо всех сил перекричать плеск и бульканье:
— Макс! Макс-Йозеф! Выходи скорей! Сюрприз!
— Иду, Яна, уже иду! — вскоре послышалось из-за двери, и журчание вместе с бульканьем наконец стихли.
Я отступила в сторону, не желая мешать встрече двух Кунце.
Пожилой выходец из Grosse Herzogtum Kesselstein дождался, пока среди клубов пара возникнет Макс в красном хилтоновском халате, а затем с некоторым раздражением спросил у меня и Макса:
— Нун? Ихь фертшее нихьт. Boy ист майн зон Макс-Йозеф?
— Ну вот же ваш зон! — удивилась я, указав в направлении Кун-це-младшего. — Он есть хир. Здесь он. Вот! Макс, смотри, твой фати приехал… Эй, что с вами обоими?
— Яна, — странным голосом пробормотал Макс, — только ты не волнуйся и не делай резких движений, я сейчас все объясню…
— Boy ист майн зон Макс-Йозеф? Boy бефиндет зихь майн зон?!
Гость с криком бросился на Макса, однако был сбит с ног четким предупредительным ударом кулака и, крякнув, отлетел к дивану. Счастье, что отель украшает свои номера мягкими коврами.
Я во все глаза вытаращилась на человека, которого три последних дня считала зарубежным гостем Максом-Йозефом Кунце.
— Ты… ты… выходит, ты не из Кессельштейна? Человек в красном банном халате устало помотал головой.
— И ты, значит, все опять наврал? И ты совсем не Макс?!
— Да Макс я, именно что Макс, — с сильнейшей досадой в голосе сообщил мне этот самозванец. Кстати, уже без всяких признаков акцента. — Самый натуральный, могу документы показать. Максим Лаптев, капитан Федеральной службы безопасное… ой! Больно же!!
Часть третья Истина свежевыжатая
Глава двадцать четвертая Кушать подано (Иван)
Чем глупее фермер, тем крупнее картофель… Из всех американских пословиц эта мне наиболее симпатична — своей буколической простотой и неизбежным перевертышем причин и следствий. Когда ты знаешь, какой урожай случайно произрос на грядке у Погодина, то заранее догадываешься, насколько Тима остолоп. Но меня такое положение дел очень даже устраивает. Трудно представить современное общество, состоящее из умных и тонких людей, которым можно просто командовать, ничего не объясняя. Зато командовать жирными самовлюбленными — пускай и трижды образованными — болванами совсем просто: им в качестве объяснений можно скормить любую дичь. Тут главное самому не хрюкнуть, пока ее несешь.
— Тима, дорогой мой, — мафиозным шепотом произнес я и нацелил на Погодина указующий перст. — Хочешь, я расскажу тебе сказку про одного оборзевшего козла? Который зарвался настолько, что позабыл, под кем ходит и кому обязан. Который решил, что будет жрать сласти в одиночку под одеялом и ни с кем не делиться.
— Но ведь вы, Иван Николаевич, раньше не говорили, что любите пирож… — начал было Тима, но договорить я ему не позволил.
— Я веду речь прежде всего об у-ва-же-ни-и, — мягко вколотил я в его непонятливую башку. — Первое правило любой корпорации: самый сладкий кусок донести до начальства. Кто твоя корпорация? Кремль. Кто твое ближайшее начальство? Я. Между тем у меня на столе до сих пор не стоит тарелочка с тем пирожным… Может, все-таки отобрать у тебя «Почву» и отдать ее Чванову? А?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
