И тут ему припомнился древний негр, который разговаривал с ним в лодке на Сене:
– Ты перенял этот трюк с комочком глины от Филипа Девиса, и ты потратил его впустую. Он преподал тебе еще кое-что, и мне не доставит удовольствия видеть, как ты и это тоже растратишь впустую.
Негр исчез, но его плечо ободряюще и дружески сжала чья-то рука, и он решил, что подержит марионетку еще чуть-чуть.
Он открыл глаза и прямо перед собой увидел лицо Бет Харвуд.
***
Бет не сразу сообразила, где находится – на причале, в рассветный час, в одной ночной сорочке и в окружении застывших мертвецов. Прямо перед ней был Джон Шанданьяк с саблей в руке, с которой капала кровь, противостоящий огромному лысому мужчине с дымящимся кулаком и с отвратительной колотой раной в животе.
Утренний зябкий холод и свежий запах моря окончательно убедили ее, что зрелище не было очередной галлюцинацией. В воздухе ощущалось титаническое противостояние и вызов, порывшись в памяти, она извлекла последние реплики:
– А, Джек, кто-то посвятил тебя в эту тайну железа и крови. Игла компаса небось, да? Это не подействует против Барона Субботы… Брось саблю!
Ее взгляд метнулся к руке Шэнди, в которой он держал саблю, и она поморщилась, увидев кровь, лужицей натекшую на доски настила. И в то же время она понимала, что железная стрелка компаса, впившаяся в ладонь, была единственной надеждой и спасением Джека. И что этот лысый великан пытается заставить Джека бросить саблю.
Его глаза были плотно зажмурены, и сабля дрожала в его руке. Джон уже был готов выпустить ее. И тогда Бет устремилась к нему. Она крепко обхватила его за плечо одной рукой, а другой поддержала занесенную саблю, ухватившись за острое как бритва лезвие. Ее собственная горячая кровь потекла по холодной стали и смешалась с кровью Шэнди. Его глаза открылись, и взгляды их встретились.
Когда их кровь смешалась, лысый отшатнулся прочь, но Бет чувствовала, что это еще не победа.
И в это мгновение в голове у нее раздался голос. Сначала она даже не хотела вслушиваться в этот циничный голос, голос этого несносного пирата, Филипа Дэвиса… Но он объяснял нечто, что нужно было ей знать, что-то о тех областях магии, которые доступны лишь женщинам и становятся доступны мужчинам лишь при определенных обстоятельствах…
***
– Ты, Джон, берешь ли ты меня, Элизабет Харвуд, в свои законные жены? Клянешься ли ты… любить и беречь меня… в э-э-э… в богатстве ли, в бедности… здравии и в болезни… пока смерть нас не разлучит?
Ее ночная сорочка развевалась и билась вокруг колен на поднявшемся утреннем ветерке, и ее била дрожь, словно вымокшую под дождем кошку.
Тэтч снова попятился. Он со свистом рассекал перед собой воздух рапирой, словно рубя невидимое препятствие.
– Нет, – сдавленно прохрипел он. – Ты моя! Ты не можешь!..
– Клянусь… А ты, Элизабет, берешь ли ты меня, Дже… Джона, себе в мужья? Клянешься ли ты любить и беречь меня в здравии и в болезни, в богатстве и в бедности, пока смерть не разлучит нас?
Тэтч яростно завыл.
– Клянусь, – сказала Бет.
Она отпустила лезвие и прижала порезанную ладонь к груди. Шэнди уже не нуждался в помощи, он ощущал в себе прилив бодрости, боль куда-то отступала, окружившие его мертвецы начали было придвигаться, но их оттолкнула некая сила, в мгновение ока превратив их в прах.
Шэнди не мог бы сказать, кто – отец ли, Дэвис ли – подтолкнул его, но он кинулся на Тэтча. И хотя сапоги громко затопали по скрипучим старым доскам, а рука с саблей метнулась вперед, он вновь видел себя как бы со стороны и ощущал, словно кто-то там, наверху, ловко управлял раскрашенной куклой, которой является он сам.
Ошеломленный Тэтч сгорбился, выставив вперед рапиру.
Делая последний бросок, Шэнди почувствовал, как где-то там решительно дернули за ниточку, и он обманным движением отвел рапиру. Тэтч парировал наотмашь, но клинка Шэнди там уже не было. Поднырнув, острие сабли пронзило незащищенный бок Тэтча.
Пламя ожгло руку Шэнди, он чуть было не свалился с причала в воду. Но Тэтч все еще стоял, и Шэнди усилием воли заставил себя держаться на ногах, ощущая себя частичкой великой цепи, в которой звеньями стало все: и смешавшаяся кровь его и Бет, и намагниченное железо компасной стрелки, и холодный металл клинка. И на мгновение его сознание как бы распахнулось, охватило все окружавшее, он мог видеть себя через глаза Бет и до отвращения реально ощущал внутренности Тэтча на своей сабле…
…А потом все вокруг начало умирать. Чувством, которое вряд ли можно было бы назвать слухом, Шэнди уловил стоны изгнанных существ, искавших убежище от солнечного света в море и зарослях… Сиюминутные творения, созданные могущественным волшебством из инертных стихий, они в мгновение ока канули в небытие, как капли дождя, жадно впитанные иссохшей почвой… Шэнди ощущал, но не откликался на отчаянные голоса, которые молили его приютить их в своем сознании… и одно невидимое, но огромное существо, мрачное, черное и холодное, как гибель всего, что было светом, принужденное покинуть свой разбитый сосуд, угрюмо пригрозило Шэнди, прежде чем убраться в утекающую на запад ночь…
И когда Тэтч повалился на доски причала, выбив саблю из онемевших пальцев Шэнди, тот в тупом изумлении уставился на труп, ибо то, что было Тэтчем, оказалось все изрублено и покрыто зияющими ранами от пуль, а левое плечо рассечено, как от удара пики.
Предсказание Печального Толстяка, похоже, исполнилось. Смерть Тэтча и впрямь явилась из Старого Света в образе Шэнди.
Шэнди несколько минут безмолвно взирал на изуродованный труп, а затем огляделся. Мертвецы исчезли. Бет спокойно стояла, опустив руки, и кровь размеренно капала из порезанной ладони. Солнце уже взошло, и Шэнди вдруг сообразил, что ему надо поторапливаться, если он хочет успеть перевязать раны себе и Бет, сжечь труп Тэтча и привести парусную лодку к условленному месту встречи, где поджидал «Кармайкл», прежде чем Скэнк, повинуясь его приказу, поднимет якорь и отплывет прочь.
И даже тогда его проблемам не будет положен конец. Бет, вероятно, со временем перестанут преследовать припадки беспамятства, но не взбунтуется ли его экипаж, когда он прикажет вернуться назад, на Нью-Провиденс? И удастся ли убедить губернатора Роджерса, что ни одно из действий прошедших двух педель не нарушало буквы королевской амнистии?
Его взгляд упал на иглу компаса, торчавшую из пропитанной кровью правой перчатки. Погруженный в мысли, Шэнди медленно расшатал застрявшую иглу и выдернул ее, даже не чувствуя боли. Потом он улыбнулся, кинул ее в сверкавшие под низкими лучами солнца волны и, щурясь от света, рассмеялся тихо и удовлетворенно, поскольку был женат на Бет Харвуд. Очевидно, удача по-прежнему сопутствовала ему, и он был полон уверенности, что, несмотря на все штормы, которые еще предстоит пережить, ему удастся поставить парус и направить лодку туда, где его ждет тихая гавань. Ведь его трепали гораздо более сильные бури.
Все еще улыбаясь собственным мыслям, он принялся разрывать свою шелковую с кружевами рубашку на длинные полосы.
