Я посмотрел в ночную темноту и обнаружил еще одну причину для беспокойства. Вокруг хижины, на незначительном расстоянии от нее, виднелись темные силуэты; пока что снаружи было тихо, но я прекрасно понимал, что противники готовы к нападению.
Я снова оглядел внутреннее убранство хижины. В минуты сильного возбуждения или опасности, которая также приводит в возбуждение, мозг человека начинает работать удивительно быстро, соответственно возрастают и способности, зависящие от работы мозга. И вот мне представилась возможность убедиться в этом. Я сразу понял, что топор вытащили через отверстие, пробитое в гнилых половых досках. Какой же дряхлой должна быть древесина, чтобы проделать это без малейшего намека на шум!
Хижина превратилась в настоящую западню, она была окружена со всех сторон. А на крыше лежал душитель, готовый набросить удавку мне на шею, если я сумею ускользнуть от кинжала старой ведьмы. Спереди путь к спасению преграждало неизвестное количество сторожей. Сзади меня тоже поджидало множество отчаянных головорезов – я все еще видел в щелях между досками блеск их глаз, они лежали на земле и ждали сигнала. Нужно было решаться – или сейчас, или никогда!
С беззаботным, насколько возможно, видом я чуть повернулся на табурете, чтобы дать опору правой ноге. Затем вскочил, нагнул голову, прикрывая ее руками, и, ведомый боевым инстинктом рыцарей древности, с именем дамы моего сердца на устах с разбега навалился на заднюю стену хижины.
Как бы внимательно ни наблюдали за мной Пьер и старуха, внезапность моего маневра ошеломила их. Пробивая своим телом гнилую древесину, я успел разглядеть, как старуха тигриным прыжком вскочила с табурета, и услышал ее тяжелое, яростное дыхание. Моя нога наткнулась на что-то мягкое и шевелящееся, я отскочил в сторону и только тогда понял, что наступил на одного из спрятавшихся позади хижины злодеев. Не считая обломанных ногтей и оцарапанных рук, я остался невредим и бросился вверх по склону холма, слыша за спиной глухой треск рушащейся хижины.
Этот подъем обернулся сущим кошмаром. Холм был невысокий, но с чрезвычайно крутым склоном, и на каждом шагу из-под ног у меня поднимались тучи золы и пыли. Я задыхался от пыли и зловония, но понимал, что только быстрота может спасти мне жизнь, и упорно продолжал карабкаться вверх. Секунды казались часами, но выигранные за счет внезапности мгновения, в сочетании с молодостью и силой, обеспечили мне изрядное преимущество, и, хотя несколько темных силуэтов преследовали меня в гробовом молчании, пугающем сильнее любых криков, я сумел беспрепятственно достичь вершины. Много позже, при подъеме на конус Везувия по мрачным ступеням, затянутым едким дымом, воспоминания об этой ужасной ночи в окрестностях Монтружа набросились на меня с такой силой и отчетливостью, что я едва не лишился сознания.
Холм оказался одним из самых высоких в этом краю пыли и мусора, и когда я, задыхаясь, с бьющимся подобно кузнечному молоту сердцем, поднялся на его вершину, то различил вдали слева от себя багровое сияние в небесах, а еще ближе – отблески огней. Благодарение Господу, теперь я знал, где нахожусь и в какой стороне пролегает дорога к Парижу!
Задержавшись еще на две-три секунды, я оглянулся назад. Мои преследователи далеко отстали, но упорно продолжали погоню в гробовом молчании. От хижины остались одни развалины, среди которых метались чьи-то темные силуэты. Они были четко видны в пламени разгоравшегося пожара: огонь от упавшего фонаря перекинулся на солому и груды тряпья. Но вокруг по-прежнему стояла мертвая тишина. Ни единого звука! Как бы то ни было, несчастные старики мужественно встретили смерть.
Однако я мог позволить себе лишь беглый взгляд на эту картину, потому что заметил несколько темных фигур, огибающих холм, чтобы перехватить меня на спуске. Моя жизнь опять висела на волоске. Они пытались направить меня к дороге на Париж, но я, подчиняясь мгновенному порыву, бросился в правую от себя сторону. В самое время: не успел я сделать и десяти шагов, как бдительные стражи заметили мой маневр, и один из них едва не сразил меня, метнув тот самый жуткий мясницкий топор. Вряд ли во всей округе отыскалось бы второе такое оружие.
Началась безумная погоня. Я без особого труда оторвался от этих стариков, и даже после того, как к охоте присоединились несколько более молодых мужчин и женщин, все равно сохранял изрядную дистанцию между нами. Однако я не знал дороги и не мог ориентироваться на сияние в небе, поскольку бежал в обратную сторону. Мне приходилось слышать, что преследуемый человек бессознательно забирает на бегу влево, теперь я и сам в этом убедился, а кроме того понял, что мои преследователи, будучи в большей степени животными, чем людьми, тоже звериным инстинктом это почувствовали, когда, остановившись отдышаться после стремительного рывка, с удивлением заметил несколько темных силуэтов за соседним холмом, справа от себя.
Я опять угодил в паучью сеть! Однако вслед за осознанием новой опасности пришло и решение, и я снова бросился вправо. Пробежав две-три сотни ярдов в этом направлении, я повернул налево и, по крайней мере, вырвался из окружения.
Но не избавился от самой погони: толпа преследователей по-прежнему бежала за мной следом, настойчиво, неумолимо, все в том же грозном молчании. В сгущающейся темноте окрестные холмы казались уже не такими высокими, как прежде, но в то же время более массивными. Я уже далеко оторвался от преследователей, поэтому отважился подняться по склону ближайшего холма.
О несказанная радость, я почти достиг границ этого адского нагромождения мусорных куч! Впереди в ночном небе сияли огни Парижа, а за ними виднелись высоты Монмартра – редкие сверкающие звездочки на фоне тусклых огней.
Мгновенно ощутив прилив сил, я промчался мимо последних, уже не так потрясающих своими размерами холмов и очутился на открытом пространстве. Однако картина отнюдь не выглядела привлекательной. Вокруг меня простиралась темная унылая равнина, очевидно, одна из тех сырых, болотистых пустошей, что окружают любой крупный город. Заброшенная и необитаемая местность, дающая последнее пристанище всему самому пагубному для человеческого здоровья, с настолько истощенной землей, что даже самые отчаявшиеся скваттеры не проявляют никакого желания завладеть ею. Глаза мои уже привыкли к темноте, и теперь, оказавшись за пределами этих отвратительных мусорных куч, я мог разглядеть намного больше, чем был способен еще недавно. В первую очередь, конечно, отражающиеся в небе огни Парижа, хотя сам город отстоял от этого места на несколько миль. Как бы там ни было, я увидел достаточно, чтобы выбрать верное направление, пусть даже лишь на короткое время.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
