Плохо спалось в ту ночь Мстиславу. Выйдя заутра на городницу, он увидел скачущего во весь опор по берегу Волхова одинокого всадника.
«Никак, и боярам худо спалось, никак, и посаднику что-то загрезилось, — подумал князь. — А то бы с чего ни свет ни заря слать ко мне на Городище гонца?»
Всадник и верно был послан Димитрием Якуновичем. Едва отворили ворота, едва влетел он на усадьбу и спрыгнул с коня, как встретил его спутстившийся с вала Мстислав.
— Беда, княже! — падая на колени, завопил гонец.
Эк его разобрало, к чему такая спешка?
— Уж не свеи ли вошли в новгородские пределы? — улыбаясь, спросил Мстислав.
Гонец был молод, редкий пушок едва пробивался на его верхней губе. И уж ясно, с первым поручением скакал он на Городище. Оттого и сияют его глаза, оттого и прерывист голос:
— Кабы свеи, княже, а то велел передать тебе наш посадник: двинулся-де Всеволод с Понизья на Тверь, а дальше путь его лежит на Торжок.
Крепко напугал новгородцев владимирский князь — вона как сразу зашевелились. А ведь не дале как вчера в том же терему, у того же посадника, собравшись вместе, укоряли бояре Мстислава, что худо радеет он о своей земле, что, когда ходил на литву, оставил себе половину добычи, когда положена ему треть.
— Это кто же так положил? — посмеялся над думцами князь.
— Вече.
— Ну так пущай мужики ваши и боронят пору бежье, — сказал Мстислав, — а моя дружина кормится с конца копья.
Знал он себе цену, знал, что уступят ему бояре. Но уперся Димитрий Якунович:
— Негоже ломать тебе старый обычай.
— В Торопце у меня обычай иной.
— Но сидишь-то ты на Городище! — воскликнул Димитрий, ища поддержки у думцев. Бояре, стоя за его спиной, согласно потряхивали головами.
— Что за честь! — рассмеялся Мстислав в лицо посаднику. — На Городище — не на Ярославовом дворе.
Зашумели, закричали, слюной забрызгали бояре.
— Полно, — остановил их Димитрий Якунович и повернулся к князю: — Али не мы с тобою заключали ряд?
— Али не я тебя вызволил из узилища? — в свою очередь вопросил его Мстислав. — Кабы не кликнули меня из Торопца, кабы Христом-богом не просили, то и по сей день хозяйничал бы у вас Святослав, а владимирцы путали свои бретьяницы с вашими.
— На том благодарствуем тебе, княже, — степенно отвечал посадник, и ни один мускул не дрогнул на его лице, — но на старом порядке испокон веку стоит вольный Новгород, и батюшка твой законов наших не нарушал…
Твердолоб Димитрий Якунович — достойный сын своего отца; твердолобы бояре, купцы твердолобы, воеводы и ремесленники — всяк в Новгороде твердолоб.
Взбесили думцы Мстислава. Ударил он кулаком по столу — проломил столешницу. Побледнели бояре, отступили от гневливого князя, но, только снова завязался у них разговор, как снова принялся Димитрий Якунович за свое.
Мстислав непривычен был торговаться — жил он широко и бездумно. И не ради добычи шел сюда из своего Торопца. А дразнить бояр ему просто нравилось.
— Ни ногаты не уступлю, — сказал он твердо. — Видел я, как ваш Домажир сидел в Торжке на ворованной куче.
За самое живое задел он думцев. Завопили они, размахались руками. Чернявый Домажир беззвучно хватал ртом воздух, закатывал глаза.
— Навет это, бояре, — вступился за него молчавший до сих пор Ждан. Обильный пот струился по его угрястому лицу. — А тебе вот что скажу я, княже: ты на бояр голоса не подымай. Ты бояр слушайся — худа мы тебе не хотим, но и себя не дадим в обиду. Так и знай.
Но еще долго заставил Мстислав попариться бояр. И когда все накричались и выдохлись, сказал:
— Негоже нам из-за третьей доли ссориться. Оставьте, бояре, сие на мое усмотрение. А не то хоть завтра возвращусь в Торопец.
Вот как припугнул их Мстислав. Такого доселе еще не бывало. Другие-то князья за великую честь почитали, ежели их приглашали в Новгород. А этот упрямится да еще покрикивает, и деться думцам некуда: он один только и в силе защитить их от притязаний Понизья, с ним только и считается Всеволод.
Прикусили бояре языки, ни да ни нет Мстиславу не сказали, новым уговором себя связывать не захотели. С тем и отбыл он к себе на Городище.
И вот не много дней прошло — на следующее же утро поклонился ему Боярский совет.
Гонец глазами поедал прославленного князя.
— Что повелишь боярам сказать, княже?
— Скажи, отдыхает князь. А как отдохну, так и прибуду на Ярославово дворище.
Гонец поскакал обратно к Новгороду. Выслушав его, Димитрий Якунович рассердился, не выдержал, при гонце обругал Мстислава:
— Спесив, да не умен. Вона как с высока полета закружилась у него голова.
Гонец поджал губы: не понравилось ему, как ругают при нем Мстислава. И Димитрий Якунович заметил это.
— Ты ступай, — сказал он гонцу, — да вели, чтобы собирались бояре…
Старыми обидами считаться было сейчас не время. Того, что Святослава пленили, Всеволод Новгороду не простит. Не слишком ли круто начал Мстислав? А ежели в себе уверен, то пусть заваренную кашу сам и расхлебывает.
Так думал Димитрий Якунович, так и сказал собравшимся боярам.
— Назад всегда не поздно ступить, — добавил он. — Но вижу я в строптивости Мстислава и немалую для нас выгоду, Никто доселе Всеволоду дерзить не смел. А этот не испугался. Что, как и впрямь оградит он нас от Понизья?
Мысль его всем была мила и заманчива. Давненько не представлялось Новгороду такого счастливого случая.
И все бы шло хорошо, если бы вдруг, взметая буруны, не подъехал к терему посадника возок владыки Митрофана.
Бояре повскакали с лавок, прилипли к окнам. Опираясь о плечо служки, владыка выбрался из возка и грузно поднялся на крыльцо. Тут же бояр будто ветром сдуло от окон, все чинно расселись на лавках вдоль стен, придали лицам своим благочинное выражение.
Войдя, владыка обвел присутствующих неприязненным взором, повернулся к Димитрию Якуновичу:
— Почто, посадник, правишь Боярский совет без главы его и духовного пастыря?
Лицо Димитрия Якуновича было темно и неприступно. Владыка ударил в пол зазвеневшим посохом — иные бояре вздрогнули, опустили глаза долу.
— Ответствуй же! — прорычал Митрофан и шагнул на середину горницы.
— Боярский совет заседает в твоих палатах, владыко, — отвечал Димитрий Якунович с достоинством и не сгибая спины, — а у меня собрались гости.
— Гости? — усмехнулся Митрофан. — А почто ни медов, ни яств не вижу я на столах? Почто песен не слышу, а тихую беседу? Почто сокалчие притушили на кухне огни? И на скорбных поминках больше веселия, нежели на вашем пиру…
Что было сказать на это посаднику?
— А! — воскликнул Митрофан. — Вот и нечего тебе молвить, вот неправда твоя вся наружу и вылезла. Вотще! На словах печетесь вы о мире со Всеволодом, а за моею спиною плетете паучью липкую сеть. Так вот воссяду я по чину во главу стола и погляжу, куды дальше потечет беседа.
И с этими словами он продвинул свое грузное тело под образа, отпихнул замешкавшегося долговязого Репиха и опустился на лавку:
— О чем судить-рядить будем, бояре?
Димитрий Якунович поморщился, как от зубной боли, — всю задумку испортил владыка, а ведь кто-то ему сболтнул из своих. Кто? По глазам не прочтешь, в душу каждому не влезешь. И как знать, кто замыслил гнусное предательство?
Оно бы еще ничего, как-нибудь выкрутились бы, ежели бы с минуты на минуту не должен был заявиться Мстислав. А уж тогда и вовсе объяснять нечего.
Перестук копыт послышался во дворе.
— А вот и самый главный гость, — улыбнулся Митрофан, потянувшись к окошку.
В терем вошел Мстислав, крикнул с порога:
— Здорово, бояре!
Повернулся в красный угол, перекрестился и вдруг увидел Митрофана. Глаза их встретились.
— Ай-яй-яй, — покачал владыка головой. — Весь совет в сборе, а ты ждать себя заставляешь, княже. Нехорошо.
Мстислав в изумлении покосился на посадника. Димитрий Якунович только рукой махнул. Митрофан уже освоился, чувствовал себя за столом старшим, хоть и не в своих палатах, хоть и тоже в гостях.
Бояре сопели, кой-кто прятал в ладошку ехидную ухмылку. Вот этих-то, с ехидцей, посадник сразу взял на заметку. Не иначе как от них и полетела весточка на владычный двор.
Мстислав был человеком сметливым, но осторожничать не умел. Да и не в его правилах было отступаться от однажды начатого. Все равно узнал бы Митрофан про боярский сговор. А уж коли решится Мстислав идти на Всеволода, то поперек дороги ему не становись: проломится он, как медведь через чащу, руки-ноги переломает, а от своего не отступится.
С легкой улыбкой, нарочито медленно прошел он на другой конец стола и сел против мечущего глазами молнии Митрофана.
— Вот и ладно, вот и хорошо, что владыко с нами, — сказал он и, устроившись поудобнее, поставил меч между колен. — Так почто звали меня, бояре?
