Я начал проверять вещи — всё как будто на месте. Надо поставить на подзарядку телефон… А! Какое странное жжжжу!.. Раньше такого не было. Это, наверно, ток прыгает, Хорстович говорил, у него даже ноутбук сгорел, когда он включил его в той провинции, где сидят на корточках золотозубые руссоиды (как их называет полковник)… А я — русист, но пишусь почему-то с одним «с», хорошо бы узнать, куда второе закатилось… А самое правильное говорить — россист.
А зачем Хорстович ездил-ехал в провинцию?.. Это было, когда он квазиневест квазиискал. Кажется, ему кто-то из учительниц прямо за весь коллектив написал — у нас в школе одни женщины, на выбор, все приехать не могут, приезжайте, накормим, напоим и спать уложим, мы от Москвы недалеко — 550 км всего, поезд с рестораном ходит и сухую постель выдают… Ну, он от жадности и поехал. Потом не знал, как убежать. Они прямо в школе, в спортзале, устроили банкет, гирляндами украсили баскетбольные стойки, в кольца вложили букеты. Один мужик — однорукий физрук — одной левой бутылки открывал и подтаскивал… Потом — споры, песни, конкурс красоты, танцы с учительницей немецкого языка, у которой была бородавка на губе и цепкие руки, никуда его не выпускавшие, хотя он желал танцевать с учительницей рисования, молодой и стыдливой дамой. Но немязычка, пользуясь правом первой ночи, не пускала и молола всякое, вроде того, что правда ли, что сердце Моцарта похоронено в помойной яме, а тело лежит в соборе Зальцбурга?.. И неужели фон Гёте жил с фон Шиллером как с женой?.. Спать она его тоже повела к себе, и он долго отбивался от её костлявых рук, а наутро, покорно проснувшись в её постели, не знал, где он и что делать.
Но главное испытание ждало его наутро, когда он влез в поезд, чтобы ехать в Москву: «Хороших билетов не было, мне пришлось ехать в общем вагоне, отчего я чуть не умер от духоты и тяжелых запахов. Но когда проголодался, то в поисках вагона-ресторана пришлось пройти сквозь все вагоны, и это было худшее, что я видел в своей жизни! Вагоны как у нас после войны, купе открытые. Дикие лица, беспорядок, хаос, запахи, боже!.. Вопят, орут, пьют, еда лежит на газетах, скорлупа на полу, стучат в домино, дети кричат, что не удивительно, если учесть, что было лето, а все окна были забиты намертво — как объяснил пьяный проводник, “чтоб зимой холодно не было”!.. Из ресторана, увидев таракана, я сразу убежал, и опять надо было идти через этот ад!»
…Я стал проверять дальше. В бумажнике денег нет, ни одной купюры. В шкафу, в пиджаке — тоже как будто всё нормально… Вот деньги, сиреневые… Нет, стоп! Было же шесть сиреневых, три тысячи «за три месяца», как сказал полковник? А тут — четыре сиреневых, две тысячи. И какие-то 20-еврочные. Это что же? Надо разобраться.
Я вынес деньги к столу и начал вспоминать: я разменял у портье 500-евровую, которую полковник сунул отдельно, «дедушке на нужное». Половину взял рублями, их нет, ушли в ресторане… А вторую половину — значит, 250 евро — этот человек с раскатистым сонорным «R» обменял на мелкие евро, вот они, новенькие, двадцать штук, значит, 200… А, портье взял, чуть-чуть, на «чай-пиво». Так, а теперь сколько 500-евровых?.. Раз, два, три, четыре… Это значит — две тысячи. А должно быть — три…
Я тупо пересчитывал сирень — раз-два-три-четыре — всё… Пошёл к пиджаку, вывернул карман — ничего… Тысячи не хватает… Я точно помню, что полковник заплатил за три месяца, и сирени было шесть штук…
Кто? Алка? Стоян? Оба? Они раньше проснулись, обворовали… Это было очень неприятно. «Что же… как же… братство… доверять?».
Я ещё раз обыскал все карманы — пусто. Решил позвонить Алке, но её номер был недоступен. Кому звонить? Полковнику? И что сказать? Алка деньги украла? А может, это не она, а этот курчавый Стоян, кур его возьми!.. Или вообще портье: я ушёл, он вошёл, взял и ушёл, совершенный вид. Иди ловщи-свищи!.. Хорошо еще, что не всё взяли, до Германии доехать хватит. Вот так же нас в Италии обокрали — вначале «дотторе, дотторе», а потом…
Может, прямо сейчас уехать?.. Собрать всё, сесть на поезд до Петербурга… Интересно, знает ли полковник, откуда и когда мой самолёт?.. Я ему билета не показывал, билет был в номере. Но они же номер — быск, быск!.. Откуда им про немецко-персидский разговорник было известно?.. Значит, были и осмотрели. И видели. Или увидели — всё равно.
А может, уехать в московский аэропорт, купить новый билет и — адьё?.. А будут ли билеты?.. И продадут ли, как иностранцу? Или опять скажут — справка, регистрация, виза, квиток, у вас уже есть билет из Пулкова, оттуда и летите, а тут Москва, ничего поменять не можем, мы билеты не меняем… Притом полковник говорил, что я в каком-то списке… в картотеке… О, о!..
К тому же полковник дал мне три тысячи. И, как порядочный человек, я не могу просто так спрятаться или бежать… Даже если бы и мог, он меня предупредил, что у него есть мой мюнхенский адрес и все паспортные данные… От русской мафии не спрячешься… даже если она грузинская… эта, может, еще хуже… Сказал же сержант, что, когда эти джипщики-грузинцы ночью на двух танках в милицию прикатили, все менты от страха укатились…
Я чувствовал себя в пирамиде, где все ходы ведут обратно в самих себя, где нет выходов, одни входы… Нет, придётся смириться, что деньги пропали. А так хотелось купить на них новый ноутбук!.. Или поехать с Элизабет на море. Я о ней совсем забыл. Но до неё ли, когда такие дела?.. Оставить всё тут. Хватит-довольно-устал…
А может, это сержант вытащил по дороге, когда меня везли из ресторана?.. Или Самулович — он тоже здесь… сидел-лежал, когда я спал… Нет, наверно, всё-таки Алка со Стояном.
И я опять вернулся к мысли собрать вещи и поехать в аэропорт, хотя даже программы-минимум не было выполнено по осмотру Москвы, а это не дело. Без Князь-колокола я не уеду, без Богатырь-пушки не вернусь! Я всегда хотел их посмотреть!.. Как же — быть в Москве — и не видеть?.. А тело Ильича в Мавзолее? Никак тоже нельзя обойти… по сторонам… хотя папа говорил, что там сейчас лежит не Ленин, а Сталин в гриме под Ленина, а Ленин лежит в могиле Молотова, а Молотов — неизвестно где лежит. Так, оказывается, Сталин настоял в своем завещании, позаботился, свои телом пожертвовал: если враги выкрадут тело Ленина из Мавзолея — то пусть это будет его, Сталина, тело, а не тело великого Ленина…
А кто может знать, где и как купить иностранцу билет на самолёт?
На ум вдруг взошли и прочно уселись ветераны из сада, Павлюша Иванович, и другой, одуванчик без имени, что 70 немцев зарезал… Может, они знать будут? Или Самумович? Там люди ходят, говорят…
Я нашёл телефоны среди бумажек. Ларёчника не было дома. А телефон ветеранов ответил:
— Хто?
— Здравствуйте, Павлюша Иванович…
— Павел Иванович в саду. Я — Иван Максимович…
— А, вы другой… Максимыч… Разведчик… 70 немцев… А я Фредя, немец… там, в саду… шахматы… — торопился я объяснить, ощущая, что на том конце меня не помнят, и приходя от этого в расстройство. Но трубка сказала:
— Конечно! Вы еще про своего безрукого дедушку рассказывали, как его судьба наказала… Как себя чувствуете, Фредя? Оклемались?
— Да, климат хороший… нравится, только газа мно го.
Трубка уточнила:
— Хорошо проводите время?
— Да, очень… Веселюсь круто…
— Где были?
— Да так… Всему свое место…
— А, ну да… К нам заглянуть не собираетесь?
— А где вы? Хотелось бы бы…
— А там же, в садике, где нам быть. Поехали бы к морю, в Турции всякие, да бабок нема. Мы или в саду, или дома. Я вот забежал — карты взять. И вы как раз звоните!
Я, опять забыв, как зовут одуванчика, но, вспомнив, что надо спросить про билеты, сказал ему, не знает ли он, как и где можно купить билет в Германию и улететь… поскорее?..
— А что так?
— У меня мама… заболела… папа…
— А что, что-то серьезное?
Я не знал, что врать:
— Нет, так… люмбаго…
— А… Капусту прикладывать очень помогает… А насчет билета — не знаю, надо в кассах узнать, как это для иностранцев… Касс тут рядом нет, а в город мы особо не снаряжаемся…
— А, нет касс рядом… Плохо… Хорошо, я сам того… Я позвоню. — На что он еще раз посоветовал мне не переживать, отдыхать и заходить.
Повесив трубку, я лег на постель и опять стал думать, кто мог взять деньги… Неужели Стоян?.. На вора не похож. Лицо такое круглое, открытое, позитивное…
Позвонил прикованный к розетке мобильник. Я подскочил к столу, где он лежал, заряжаясь. Взял, не отключая, со шнуром. Номера на дисплее нет.
— Хелло! Да! Слушаю! Bommel ist am Apparat![74] — по-всякому отвечал я, но трубка помолчала, пожужжала и отключилась — «вжик!»
А если уехать, то куда этот рюкзак деть? Не выкинуть же в окно? Надо Исидору сказать, чтоб они забрали свои вещи.
Я выглянул — под окном, далеко внизу (дом старый, потолки высокие) — была пешеходная тропа, отделенная невысокой решёткой от газона с клумбами из красных и жёлтых цветов. Не выкинешь же из окна?.. И портье не отдашь эти листовки… Хоть и не запрещены, но и не разрешены…
