У Гранта округлились глаза, его вдруг осенило:
— Псы! Вот почему вы…
— Вот именно, псы, — подтвердил Вебстер.
Издалека, с реки, вторя плачу ветра в листве, донесся жалобный звук.
— Енот, — заметил Вебстер. — Сейчас псы начнут рваться на волю.
Звук повторился вроде бы ближе, а может быть, это только показалось. Вебстер выпрямился в кресле, потом наклонился вперед, глядя на огонь в камине.
— И в самом деле, почему бы не попробовать? — рассуждал он, — У пса есть индивидуальность. Это сразу чувствуется, какого ни возьми. Что ни пес — свой нрав, свой темперамент. И все умные, пусть в разной степени. А больше ничего и не требуется: толика разума и осмысливающая себя индивидуальность. Все дело в том, что природа с самого начала поставила их в невыгодные условия, создала им две помехи: они не могли говорить и не могли ходить прямо, а значит, не было возможности развиться рукам. Если бы отнять у нас речь и руки и отдать им, мы могли стать псами, а псы — людьми.
— Для меня это совсем ново, я как-то никогда не представлял себе ваших псов мыслящими созданиями, — сказал Грант.
— Еще бы! — В голосе Вебстера был оттенок горечи, — Иначе и быть не могло. Вы смотрели на них так же, как большинство людей до сих пор смотрят. Ученые собачки, домашние животные, забавные зверюги, которые теперь еще могут даже разговаривать с вами. Но разве этим дело исчерпывается? Вовсе нет, Грант, клянусь вам. До сих пор человек шел путями разума один-одинешенек, обособленный от всего живого. Так представьте себе, насколько дальше мы могли бы продвинуться и насколько быстрее, будь на свете два сотрудничающих между собой мыслящих, разумных вида. Ведь они мыслили бы по-разному! И сверялись бы друг с другом. Один спасует — другой додумается. Как в старину говорили: ум хорошо, а два лучше. Представляете, Грант? Другой разум, отличный от человеческого, но идущий с ним рука об руку. Разум, способный заметить и осмыслить вещи, не доступные человеку, способный, если хотите, создать философские системы, каких не смог создать человек.
Он протянул к огню руки, растопырив длинные властные пальцы с узловатыми суставами.
— Они не могли говорить, и я дал им речь. Это было нелегко, ведь язык и гортань собаки не приспособлены для членораздельной речи. Но хирургия сделала свое — не сразу, конечно, через промежуточные этапы, — хирургия и скрещивание. Зато теперь… теперь, надеюсь… Конечно, утверждать что-нибудь рано…
Грант взволнованно наклонился к нему:
— Вы хотите сказать, что перемены, которые вы внесли, передаются по наследству? Хирургические коррективы закрепились в генах?
Вебстер покачал головой:
— Сейчас еще рано что-нибудь утверждать. Но лет через двадцать я, пожалуй, смогу вам ответить.
Он взял со стола бутылку с бренди и вопросительно поглядел на Гранта.
— Благодарю, — кивнул тот.
— Я плохой хозяин, — извинился Вебстер, — Вы распоряжайтесь сами.
Он поглядел на огонь через рюмку.
— У меня был хороший материал. Собаки — сметливый народ. Сметливее, чем вы думаете. Обыкновенная дворняга различает полсотни слов, больше, вплоть до ста. Добавьте вторую сотню — вот вам уже и обиходная лексика. Может быть, вы обратили внимание на речь Нэтэниела? Самые простые, необходимые слова.
Грант кивнул:
— Простые и короткие. Он сам сказал мне, что многое еще не может выговорить.
— В общем, работы еще непочатый край, — продолжал Вебстер, — Главное впереди. Взять хотя бы чтение. Собака видит не так, как мы с вами. Я экспериментировал с линзами, они корректируют зрение собак, так что оно приближается к нашему. Не поможет — есть другой способ. Пусть человек подлаживается. Научимся печатать такие книги, чтобы псы могли их читать.
— А сами псы, они что об этом думают?
— Псы? — повторил Вебстер. — Хотите верьте, хотите нет, Грант, они в восторге. И дай им Бог… — добавил он, уставившись на пламя.
Следом за Дженкинсом Грант поднялся на второй этаж, где помещались спальни, но в коридоре его окликнул скрипучий голос из-за приоткрытой двери:
— Это вы, приятель?
Грант озадаченно остановился.
— Это старый хозяин, сэр, — прошептал Дженкинс. — Ему часто не спится.
— Да! — отозвался Грант.
— Устали? — спросил голос.
— Не очень.
— Тогда зайдите ко мне, — пригласил старик.
Томас Вебстер сидел в постели, обложенный подушками, в полосатом ночном колпаке. Он перехватил удивленный взгляд Гранта.
— Лысею… Зябко без головного убора. А шляпу в постель не наденешь.
Потом прикрикнул на Дженкинса:
— А ты что стоишь? Не видишь, гостю выпить надо.
— Слушаюсь, сэр, — Дженкинс удалился.
— Садитесь, — предложил Томас Вебстер, — Садитесь и приготовьтесь слушать. Я как наговорюсь, потом лучше засыпаю. Да и не каждый день мы новые лица видим.
Грант сел.
— Ну как вам мой сын? — спросил старик.
— Ваш сын?.. — Необычный вопрос озадачил Гранта, — Ну, по-моему, он просто молодец. То, чего он добился с собаками…
Старик усмехнулся:
— Ох уж этот Брюс со своими собаками! Я вам не рассказывал, как Нэтэниел сцепился со скунсом? Конечно, не рассказывал. Мы с вами еще двумя словами не перемолвились.
Его руки скользнули по простыням, длинные пальцы нервно теребили ткань.
— У меня ведь еще сынок есть, Ален. Я его просто Алом зову. Он сейчас далеко от Земли, так далеко еще ни один человек не забирался. К звездам летит.
Грант кивнул:
— Знаю. Читал. Экспедиция на альфу Центавра.
— Мой отец был хирургом, — продолжал Томас Вебстер, — Хотел и меня врачом сделать. Должно быть, сильно переживал, что я не пошел по его следам. Но если бы он дожил до этого дня, он сейчас гордился бы нами.
— Вам не надо бояться за сына, — сказал Грант. — Он…
Взгляд старика остановил его.
— Я сам построил корабль. Конструировал, наблюдал за сборкой. Космос сам по себе ему не страшен, он дойдет до цели. И парень у меня молодчина. Если надо, сквозь ад эту колымагу проведет.
Он сел попрямее, при этом подушки сдвинули его колпак набекрень.
— У меня есть еще одна причина верить, что он достигнет цели и благополучно вернется домой. Тогда я не придал этому особенного значения, но в последнее время все чаще вспоминаю и задумываюсь… Может быть, на самом деле… уж не…
Он перевел дух.
— Только не подумайте, я не религиозный.
— Ну конечно же, — сказал Грант.
— То есть ничего похожего, — твердил Вебстер.
— Какая-нибудь примета? — спросил Грант, — Предчувствие? Озарение?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});