Вид проломленной головы, который я связывал с вышеуказанными обстоятельствами, наполнил все мое существо леденящим ужасом, и я не испытывал ничего кроме ненависти к этим ужасным каннибалам. Как ни странно, мне все же удалось взять себя в руки, тем более что распускать нервы – дело напрасное. Мне хотелось самому стать очевидцем факта, который я до сих пор еще подвергал сомнению, и тогда я приказал сварить еще мяса и принес его на ют, где его сожрал с невиданной жадностью один из туземцев. Это произвело такой эффект на присутствующих, что многих стошнило. Один таитянец, который плавал с нами и прежде, был настолько поражен этой дикой сценой, что окаменел, превратился в охваченное ужасом изваяние. Трудно описать выражение на его лице.
Когда его кто-то из наших подтолкнул и он вышел из оцепенения, он разразился слезами. Он то рыдал, то ругался, говорил, что все мы злые люди и он больше не будет с нами дружить. Он даже теперь к нам не прикоснется. Бедняга обругал и того человека, который готовил голову, отказываясь даже прикоснуться к лезвию ножа, которым тот в ходе этой операции пользовался. Таково было его искреннее возмущение диким обычаем, и его примеру должен следовать любой здравомыслящий человек.
Когда на следующий день, 24 ноября, к нам прибыли наши друзья, чтобы попрощаться перед отплытием, они сообщили, что сердце этого несчастного юноши все еще торчит на ветке, а кишки лежат на песке. Однако среди внутренностей нет ни печени, ни легких, вероятно, все это туземцы съели. Исчезло и туловище юноши. Видимо, и ему была уготована точно такая судьба».
Из этого отрывка следует, что Кук со своими офицерами был относительно на короткой ноге с туземцами-каннибалами, или «джентльменами», как англичане их в насмешку называли. Эти люди продемонстрировали им то, что повсеместно на островах считалось вполне нормальной практикой. Но их взаимоотношения не были всегда столь безоблачными. Повсюду в его «Дневниках» сталкиваешься с эпизодами, когда всем им грозила реальная опасность. Причем опасность двойная, и ни та, ни другая не таили в себе ничего особо привлекательного…
«Мы оказались в такой ситуации, находясь всего в двух кабельтовых от скал, и там мы пребывали во власти прилива с семи вечера и почти до полуночи. Море у этих скал ужасно, угрожающе пенилось. Опасность была рядом, вот она, а выход из нее весьма проблематичен. Я называю такие скалы, которым очень нравится вдруг возникать перед захваченными врасплох чужаками, «ловушками».
На борту «Эндевора» не было ни одного члена экипажа, который при кораблекрушении не предпочел бы скорее утонуть, чем попасть в руки туземцев-маори. Когда наш «Эндевор» медленно кружил возле острова Северного, то мальчики из этого племени со слезами умоляли нас: «Не ссаживайте нас на берег, там живут наши враги. Они убьют нас и съедят». Их слова, постоянно звеневшие у нас в голове, теперь становились печальной реальностью. Но, даже располагая свежей информацией о каннибализме местных жителей, команды все еще отказывались этому верить, верить собственным глазам. Мы поинтересовались у туземца Тупиа, на самом ли деле его соплеменники едят человеческую плоть, и он подтвердил это, добавив, правда, что они в основном едят трупы своих врагов, побежденных на поле сражения. Но мы теперь начали всерьез верить словам несчастных переполошившихся детишек, так как до сих пор считали, что их слова лишь преувеличение, обычное выражение растущего страха. Но несколько дней спустя мои люди обнаружили в лесу возле какой-то дыры в земле, похожей на туземную печь, берцовые кости, которые они принесли на корабль. Еще одно доказательство людоедства на острове».
Очень скоро Куку с его спутниками собственными глазами пришлось увидеть мрачную картину, когда люди с ужасающим остервенением глодали человеческие кости. Их руки и лица были запачканы свежей кровью, когда они свирепо отрывали своими острыми зубами куски человеческого мяса.
«От такого зрелища мы все пришли в ужас, – пишет он, – хотя все это было лишь наглядным подтверждением того, что уже приходилось слышать после нашего перехода к побережью. Кости, которые эти туземцы держали в руках, были несомненно человечьими, как и то мясо, которое они жадно сдирали с них зубами. Они вынимали их из специальной корзинки, а мясо, судя по его виду, уже прежде побывало на костре. На костях оставались царапины от зубов».
Капитан Кук был не просто отличным мореплавателем, отважным моряком и солдатом, он еще был вдумчивым наблюдателем с научным складом ума. Среди его спутников были и такие, которые во всем походили на него. Прежде всего, это его верные товарищи Бэнкс и Соландер. Стараясь не выдавать своих собственных чувств, они использовали любую возможность, чтобы получше изучить самих туземцев, их привычки, обычаи и обряды, что во многом превратило «Дневники» Кука в превосходный научно-популярный репортаж. Подробный, точный и аккуратный отчет о том, что они видели, не идет в сравнение ни с одним описанием антропологов или других путешественников, которые побывали в этих местах после них.
«Это была небольшая, типично маорийская семья, – продолжает Кук, – состоявшая не больше чем из двенадцати человек. Когда мы спросили, кто был тот человек, кости которого лежали перед ними на столе, они рассказали нам, что пять дней назад в бухте показалась лодка со множеством их врагов. Это был один из семи пленников, убитых после набега».
Так как вся семья успешно справилась с лакомством и теперь от жертвы оставались только кости, то в течение одной недели они, по-видимому, не менее успешно покончили и с остальными шестью трупами, употребляя по трупу в день. Тогда Бэнкс рискнул бросить вызов. На самом ли деле они каннибалы или они этим не занимаются, а все эти куски – лишь части выброшенных кем-то тел? Но, увы, его ожидало глубокое разочарование. Когда Бэнкс протянул одному из них отрубленную руку, тот жадно вцепился в нее зубами, старательно обсасывая ее языком, каждым жестом, каждым своим взглядом давая всем понять, что такая еда доставляет ему удивительное наслаждение. Стоявший рядом Тупиа продолжал: «Ну, а где же голова жертвы?» «Мы не едим головы, – отвечал ему старик, – мы едим только мозги». Они принесли четыре головы из семи на корабль. На них целиком сохранилось все мясо и волосы, но мозгов не было. Мясо было мягким, оно, очевидно, уже подверглось предварительной обработке, чтобы предотвратить его от быстрого разложения, так как от него не исходило никакого тошнотворного запаха.
Позже, когда у капитана Кука было столько возможностей все как следует изучить и сделать соответствующие выводы по поводу каннибальской практики среди туземцев-маори, с которыми его связывали столь необычные отношения, он написал следующее: «Этот обычай съедать своих врагов, убитых на поле брани (а я твердо уверен, что они, кроме их мяса, другого не едят), был заимствован ими в далеком прошлом. А нам хорошо известно, как трудно отучить целый народ от древних обычаев, какими бы жестокими и бесчеловечными они ни были, особенно если такой народ лишен всяких контактов с иностранцами. Потому что только через такие контакты, только через такое общение большая часть рода человеческого все же стала вполне цивилизованной, а такого преимущества у новозеландцев никогда не было.
В спорах с Тупиа, который частенько горячо осуждал их варварский обычай, они прибегали к одному проверенному доводу – они поступают таким образом со своими врагами потому, что знают, что им грозит, окажись они сами в их руках. Потом они с самым невинным видом спрашивали: «Что может быть плохого в том, что мы съедаем своих врагов, которых убили в бою? Разве они, окажись на нашем месте, поступили бы иначе?»
Я часто слушал их беседы с Тупиа с большим вниманием, но ни один из его аргументов они так и не восприняли. Когда таитянец и наши люди демонстрировали свое отвращение к их чудовищной традиции, они только весело смеялись в ответ…».
Капитан Кук писал свои «Дневники» в 70-х годах XVIII века. Сто лет спустя о маори писал доктор Феликс Мейнар. Так, он рассказывает нам о новозеландском вожде маори по имени Туайи, которого привезли в 1818 году в Лондон, где он прожил несколько лет и стал «почти цивилизованным» человеком, но…
«В те моменты, когда на него нападала ностальгия, как он жалел о том, что уехал с родины, где мог принимать участие в праздниках, на которых ел человеческое мясо, на этих торжествах по случаю одержанной победы. Ему надоело есть английскую говядину. Он утверждал, что между свининой и человечиной очень большое сходство. Последнюю декларацию он сделал, сидя за роскошно сервированным столом. По его словам, для него лично, как и для всех его соплеменников, самый большой деликатес – это нежная плоть женщин и детей. Однако некоторые маори отдают предпочтение плоти пятидесятилетнего мужчины, причем непременно черного, а не белого. Его соплеменники никогда не ели человеческое мясо в сыром виде, а жир они вытапливали из трупа, чтобы потом на нем жарить сладкий картофель…».
