компанию Бодрийяру-старшему, то точил когти о деревянный пол, то нагло выпрашивал миску молока в неположенное для кормления время. Однако в этот раз Сэм все никак не мог успокоиться и перебегал из гостиной на кухню и обратно с бешеной, совсем несвойственной ему скоростью. Он делал это без устали, уже который час подряд, и мужчина начинал перенимать его беспокойство.
– Сэм, глупый ты зверь! – шикал он на питомца, чувствуя, как его самого занимает тревога. – Тише, кому говорю.
Когда за окном начало светать, в гостиную спустилась Ангелина. Ее темные волосы выбились из вечно тугой прически и теперь прилипали к разгоряченному лбу.
– Совсем беспокоен наш мальчик сегодня, – сетовала женщина, опускаясь рядом с сыном на диван.
– Так дали бы мне подняться, мама, – не поднимая глаз от книги, мрачно проговорил мужчина. – Я бы вас сменил.
– Не мужское это дело, сынок, – качала головой Лина, тяжело вздыхая. – Ребенок – женская доля.
– Валериан тоже так думает, как я понимаю? – язвительно подметил Герман.
Мать промолчала.
– Мари сейчас с ним, уснула, – чуть погодя, продолжила женщина. – И ты бы шел, уж солнце встает.
– Я работаю в темное время суток, и вы об этом знаете, – старший сын, наконец, повернул голову в сторону женщины. – Да и как же тут спать, когда Рей мучается? Все думаю, может быть, переступите гордость и дадите мне помочь.
Но миссис Бодрийяр не успела ответить, как в дверь постучали.
– Рановато для молочника, – нахмурился Герман и тотчас же поднялся с места.
Пока хозяин следовал из небольшой гостиной до двери, стук повторился, но стал еще более настойчивым. Бодрийяр поспешил отворить.
На пороге стояла хорошо знакомая ему, но теперь вся взмыленная и сплошь зареванная, служанка Люси. Прямо за ее спиной склонялся к земле не менее вымотанный конь.
– Люси?! – старший наследник поспешил впустить девушку в дом. – Что произошло?
Но девушка не могла ответить. Хоть на ее раскрасневшихся щеках уже не оставалось слез, вся она сотрясалась и испуганно смотрела вокруг себя. На шум из передней вышла Ангелина.
– Немедленно говори! – дрожащим голосом приказала она, предчувствуя, что пустяк бы не привел помощницу поварихи так далеко и в такой час.
– Они все… Они все… Они все… – невнятно бормотала служанка, словно прокаженная. – Они все…
Герман закрыл дверь и, уравновешивая уже начавшую злиться мать, поспешил взять Люси за плечи.
– Кто все, Люси? Пожалуйста, успокойся и скажи, чем мы можем тебе помочь.
– Бодрийяры… – еле слышно произнесла девушка. – И слуги… Они все мертвы.
Лина вскрикнула и отшатнулась к стене. Герман чувствовал, как его окатили ледяной водой. К горлу подступал комок.
– Да что же ты такое говоришь, Люси?! – закричал он, забывая о том, что Мари и Реймонд наверху могут проснуться. – Что случилось?!
Вдова Николаса медленно сползала по стене, и ее траурное черное платье, теперь считавшееся повседневным, смотрелось вкупе со страшными вестями как горькая ирония.
– Он… кричал, что его зовут Гарри Гилл, – работница кухни смотрела на мужчину стеклянными глазами. – И еще… что он на что-то годится.
Мужчина с ужасом отшатнулся от девушки, как от призрака. Схватившись за свою косматую гриву, он качался на ватных ногах и чувствовал, как реальность уходит у него из-под ног.
Я поставил запись на паузу, ощущая предельную тошноту.
Успев добежать до уборной, я опорожнил желудок и поспешил умыться ледяной водой. Эта фамилия, эта семья были прокляты, они хоронили себя заживо, совершая непростительные, чудовищные поступки. И Герман, стоящий в центре всего этого кошмара, как будто бы расплачивался не только за свои грехи, но и за чужие, более чем сполна. Причем, практически мгновенно. Будь я на месте Джереми, то не только бы сменил фамилию, но и решился бы на что угодно, лишь бы не видеть все эти кошмары в своей голове.
Но, как я теперь слышал, лечение в специализированном учреждении не помогало ему, а делало лишь хуже. Ни один вид лекарств не был способен избавить его от ужасного наследия, так старательно покрываемого собственной семьей. И как у его матери поворачивался язык восхвалять кого-либо из этого черного списка монстров в человеческом облике? Как могла она каждый день заходить в фармацию, пребывать в этих стенах, пропитанных болью и мраком?
Я вновь опустился на кровать и обхватил свои колени. Он говорил мне, что судьба отплатила мне сполна, запустив меня в нескончаемый круг испытаний. Карма била по мне за отсутствие воспоминаний, за то, что я не знал о своем предыдущем пути ничего, как и любой другой нормальный человек.
Но то, что жизнь успела сотворить с Оуэном, было абсолютно немыслимо, несправедливо и отвратительно. Мне было больно даже слушать то, во что он был погружен с головой против собственной воли.
Сделав над собой усилие, я нажал клавишу в последний раз.
«Доктор Боулз: Джереми, на данном этапе нашего с тобой лечения ты должен понять одну важную вещь: ничего из того, что ты видел, не существует на самом деле. А если и существовало когда-то, то теперь не имеет значения.
Джереми: (молчание)
Доктор Боулз: Пожалуйста, давай немного поговорим о том, что тебя окружает. О том, что ты собираешься делать, когда попадешь домой?
Джереми: Это не мой дом.
Доктор Боулз: Твой дом там, где твои мама и папа.
Джереми: Вы не понимаете.
Доктор Боулз: Хорошо, Джереми. Давай мы на мгновение допустим, что ты найдешь тот особняк. Возможно, отыщешь еще какие-то доказательства и подтверждения своей истории. Может быть, вспомнишь больше и даже найдешь какие-то объективные пересечения с реальностью. Но что же ты будешь делать дальше со всем этим?
Джереми: (хрипло) Буду искать Реймонда. Столько, сколько у меня хватит сил. Даже если потрачу на это остаток жизни, все равно буду искать его.
Доктор Боулз: (вздыхает)
Доктор Боулз: Джереми, я не хочу пугать тебя или расстраивать. Но мир многогранен и люди в нем – тоже. У всех своя правда. Однако, если ты будешь твердить о переселении душ и всю свою жизнь посвятишь этой навязчивой идее, едва ли найдется хоть один человек, который будет готов поверить во все это безоговорочно. Ты меня понимаешь?
Джереми: Понимаю. Но я не нуждаюсь в чьей-то вере. Доктор Боулз: Хорошо. Но что же тогда тебе нужно? Джереми: Индульгенция собственного существования.
Глава 5
Часы на моем смартфоне показывали седьмой час утра.
Я слонялся по комнате так, словно к утру мне требовалось сдавать вступительные экзамены. И к ним я, абсолютно точно, не готовился, а теперь не
