И мне действительно очень жаль. Я забываю на минуту, что, поскольку дело касается Карен, то О’Райану бы крупно повезло, если бы она исчезла из его жизни. — Но ты уверен, что у вас все разваливается?
— Так я думаю. Ну, вроде… может, она еще кого-то себе завела? В кого-нибудь втюрилась, только… без ответа?
По его обветренному лицу видно, как ему трудно все это выговорить. И я снова дивлюсь, как в первый раз, тому, сколько горя нам способны принести те, кого мы обожаем и кто отказывается обожать нас.
— Какой-нибудь мужчина? — Я роюсь в его ране так нежно, как могу. — Почему ты так думаешь?
Он пожимает плечами.
— Иногда такое случается… Дана, слышь, ты должна пообещать остановить меня, ладно? Если меня занесет? Просто иногда у меня такое чувство, что, когда она от меня уходит, она собирается подцепить кого-нибудь еще. Даже не подцепить… Скорее, таскаться за ним.
— Таскаться?! — Я все больше начинаю чувствовать себя некомфортно. — Ты хочешь сказать, преследовать? Ты это имеешь в виду? — Во всяком случае, я-то имею в виду именно это. Перед моими глазами плывут мутные, разрозненные картинки из моих снов, и я начинаю ощущать потребность в свежем воздухе.
— Ну, да, наверное, — подтверждает О’Райан. — Я не говорю, что у нее есть очки ночного видения или она маскируется, и все такое прочее дерьмо, но… Господи, да ты взгляни на себя! Ты думаешь, у меня крыша поехала, да?
Нет, дело не в нем. Я начинаю сомневаться, в здравом ли я сама уме. Все то, что я напридумывала во сне… Ничего пророческого, просто плохие сны — и все. Но почему-то сама мысль, что я знаю Карен куда лучше, чем я хочу себе признаться…
— Послушай, О’Райан, — быстро говорю я, — тебе, скорее всего, надо поверить этим подозрениям. Ты слишком хороший парень, чтобы… ну, ты слишком хороший парень. Точка!
— Ну да? В этом-то, похоже, вся и проблема. — Он грустно улыбается мне и принимается за жареную картошку. — Все равно, — продолжает он, энергично жуя, — спасибо за совет.
— Совет? — удивляюсь я.
— Да будет тебе, ты ведь здорово кумекаешь. Потому я и хотел с тобой поговорить.
О’Райан берет меню, чтобы выбрать десерт, и разглядывает его с такой сосредоточенностью, будто пытается перевести описания на бумаге в гастрономические ощущения, которые он надеется испытать. Я легко могу представить, как он лежит один ночью, хмурится в пространство и пытается — невзирая на мой совет — разгадать: почему все пошло наперекосяк и как все вернуть на место? Почему до Карен нельзя достучаться по-доброму, с любовью, смирением?..
Почему, удивляюсь далеко не в первый раз, я не могу удовлетвориться таким мужчиной, как он? Мои воспоминания о нашем коротком романе не помогают мне разгадать эту загадку. Помнится, я тогда считала О’Райана представителем вида добрых гигантов. Совершенно слепом в своем простодушии, как и его тезка из мифологии.
Давным-давно от нечего делать я начала читать легенду об Орионе, собираясь поделиться ею с О’Райаном, которого я тогда знала. Но когда я прочла эту историю, я раздумала делиться. Было что-то необыкновенно печальное в слепом гиганте, которого случайно убила его же любовница, богиня Диана. Которую подговорил на это Аполлон, ее хитрый брат-близнец…
Нет, я никогда не делала больно О’Райану намеренно или как-то еще. Но, наверное, я всегда подозревала, что вполне могу. И, возможно, именно поэтому я и закончила этот роман. Если и в самом деле я была его инициатором.
Странно, что я не могу вспомнить — как так вышло, что мы с О’Райаном перестали спать друг с другом? Хотя я до сих пор отчетливо помню, как закончился роман Ориона и Дианы. Диана, преисполненная сожаления, разрезала своего убитого любовника на звезды и поместила их на небесах, вместе с его плащом и дубинкой. И, разумеется, вместе с его верным псом, который сам по себе стал яркой звездой, собачьей звездой под названием…
— …«Удивительная Грейс»?
— Прости? — Я очнулась и заметила, что О’Райан выжидательно смотрит на меня и, похоже, он это делает уже некоторое время.
— Сценарий к «Удивительной Грейс»? — повторяет он. — Я спросил, как он движется?
Я знаю, что спрашивает он исключительно из вежливости, чтобы поддержать разговор. И понятия не имеет, что сегодня мне меньше всего хочется говорить о себе.
— А, да, продвигается.
— Это тот, который с волками, так?
Я устало провожу рукой по глазам и пытаюсь вспомнить, над чем я работала. Или что вообще в последние пару дней я делала, кроме того, что постоянно ждала, что пестрая морда Мерфи выглянет из самых различных углов в моей квартире.
— Да, с волками. Один Господь ведает — с чего это мне пришло в голову?
— А я знаю! — О’Райан довольно ухмыляется на манер врача, сломавшего сопротивление особо упрямого пациента. — Тебя теперь зацепило!
— Что, «Удивительная Грейс»? — усмехаюсь я и начинаю рыться в бумажнике, чтобы внести свою долю за обед. — Меня зацепила необходимость вовремя платить за квартиру и пропитание. Вот и все, что это шоу для меня значит. Спроси Карен, если мне не веришь.
— У тебя одна проблема, Дана: ты всегда боишься показать, что тебе кто-то дорог. Вроде твоей большой старой псины, на которую тебе как бы наплевать.
Он имеет в виду ту старую, большую псину, от права плевать на которую я отказалась. По своей вине, по своей вине, только по своей вине! Я не стала поправлять О’Райана насчет того, кому принадлежит Мерфи, пока он совал деньги под блюдце в качестве чаевых и шел за мной к кассе.
На улице я молча жду, пока он возится с ключами от своей ужасной старой машины. Большой, потрепанный фургон, по громоздкости вполне сравнимый с «Понтиаком» О’Райана, как раз трогается с парковки через несколько машин от нас. Замечаю я его только потому, что он кажется мне знакомым.
Я мельком вижу нескольких ребятишек, светловолосую женщину и брюнета за рулем. Наверняка это Карл. Но… наверняка — нет. Карла внезапно вызвали из города. Во всяком случае, если верить посланию на моем автоответчике.
Теперь же, когда машина исчезает в конце улицы, я не могу с уверенностью сказать даже, что за рулем сидит мужчина, тем более — знакомый мне мужчина. И действительно ли эта машина так уж похожа на ту, которая принадлежит жене Карла?..
Все, что остается в моей памяти, когда я забираюсь на сиденье рядом с О’Райаном, это картинка старого семейного фургона с несколькими детьми и парой взрослых. Наверное, возвращающихся с обеда в том же
