— Ну, можно смотаться по глухаря или тетерева в лес, куропатку словить, зайца там. Просто помотаться — грибы-ягоды поискать, а потом навести вас на место… Охрана… Нет, сопровождение не прокатит — оно красиво, конечно, но будет слишком привлекать внимание. Пап, я больше не придумаю ничего. Давай ты.
Я скептически посмотрела на волка — бесполезная особь. Он встал и ушел за угол, Роман помчался следом.
— А что вы на солнце все стоите? В тенечке места не нашлось?
Так и потянулись наши дни. Я почти и не видела их — и Саша, и Ромка пропадали в лесу целыми днями. Появлялись, чтобы спать и кушать. И точно — ели, как не в себя. Мясо на столе не переводилось. Я кухарила сутками. Мне помогала Леночка. Но не хотелось лишать ребенка детства в десять лет. Она хотела побегать с братиками-одногодками, поиграть с куклами. И так убирала дом и помогала с посудой. Егор тоже часто уходил с Сашей и братом. Или сидел и читал книги — он был книголюбом. Спокойный, умный мальчик, похожий на своего отца.
Я всегда живо интересовалась, чем они дышат, что делают. А тут вдруг поймала себя на том, что перестала адекватно воспринимать окружающую реальность. Меня не то, чтобы ничего не интересовало… я просто не знала, чем они занимаются, когда уходят в лес — двое моих детей… я перестала думать, чем вкусненьким побаловать свое семейство — главной задачей стало просто накидать мясом четверых мужиков и при этом не ударить в грязь лицом перед гостем. С Леночкой уже забыла когда говорила по душам. Кукле одежду вязали сто лет назад. Сейчас я готовила, убирала, полола грядки, поливала. Развешивала стирку, гладила белье, готовила опять, мыла посуду, снова готовила.
И однажды состоялся этот разговор с Фисой. Я пришла к ручью за ведерком холодной питьевой воды и села там в тени. Ручей журчал… ветерок шелестел листвой кустарников, тихо шумел в вершинах кедров. Приятно пахло, и я, сидя, стала засыпать, тихо отключаясь. Фиса подхватила меня, когда я стала клониться на травку.
— Маша! Тебе плохо? Что с тобой? Я сейчас… я позову…
— Стоп, стоп, — ответила я устало и безразлично, — ничего не нужно. Я просто засыпаю на ходу. Как лошадь в стойле — стою и сплю, не воспринимаю ничего вокруг. Я выпала из реальности, Фисочка, только готовлю и готовлю. Как у вас дела, все живы?
— У вас ничего не получается, да, Маша?
— А я знаю? Может, что и получается — мне никто ничего не рассказывает. Ночуют дома да едят — и то хорошо, хоть вижу.
— Я про вас с Сашей.
— А нас с Сашей нет. Есть я, и есть он. Отдельно. И цели такой не было — мы. Цель одна — помочь Роме. А потом пусть едет себе. Я не могу так больше — устала, Фис.
— Он так смотрит на тебя, когда ты не видишь…
— Просто добавки хочет, а просить больше неудобно. Если смотрит, когда я не вижу, то смысл вообще смотреть, как ты думаешь? Я не воспринимаю его, как мужчину, Фиса. То ли еще тогда все перегорело, то ли никто для меня не способен заменить Женю… Он чувствовал меня, понимал, оберегал. И я берегла его, как могла. Разве позволил бы он мне так загнать себя? На руки взял бы, унес отдыхать. Сидел бы, гладил по волосам, пока не уснула … потом мотнулся бы — посуду вымыл, воды накачал, мальчиков организовал в помощь. Ты помнишь — мы же не разлучались почти, даже готовили вместе и говорили, говорили… А сейчас я молчу днями… готовлю, готовлю и только думаю — уехал бы ты уже скорей…хоть попроще да полегче чего стала бы…
— Так плохо все?
— Почему плохо? Никак. И это уже навсегда…как мне плохо без него… как плохо… — противоречила я сама себе, тоскуя о Жене.
— Ох, а мы-то думали… Саша такой…
— Саша такой. Саша шикарный даже в чужих трениках. Его мир это машины, рестораны, «крошки», выставки, приемы, фраки, домработница, конечно… Разве он может знать, как изматывает домашняя работа и что это такое — три раза в день накормить шесть человек, из них четверо — мужики? Нет, Фиса. Мы и тогда встречались только в постели — больше ничего общего. Он и не стремился к чему-то другому. А мне сейчас вот только секса и не хватает для полного счастья — чтобы еще и ночью работать. Он не способен, Фиса… это не его жизнь. Я думаю, что он и сам уже понял, что ошибся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вот такой разговор состоялся. Я подхватила ведро, и мы пошли в дом.
А на следующий день что-то изменилось. Мужчины приволокли из лесу молодого кабанчика. Я, вздохнув, взялась подточить нож — свежевать, разделывать. Но меня спокойно отстранили под тем предлогом, что будет шашлык из свежины, а это не женское дело. Рома притащил мне шезлонг и предложил посмотреть мастер-класс.
Сын натащил кучу травы, на ней и начали разделывать животину, подробно объясняя мне последовательность действий, как будто я чего-то не знала. Что-то там о том, что кровь еще в лесу спустили, об околевании мяса, необходимой выдержке, попутно рассказывая о том, как прошла охота. Ну, я слушала… Мясо мариновали, кости рубили и складывали с обрезками мяса в пакеты для готовки первых блюд, закладывали в морозильник.
Егорка принес дрова и готовил все для вечернего костра, таская камни с реки и выкладывая кострище. Когда все убрали и вынесли даже окровавленную траву, Саша предложил сходить искупаться на реку — жарко и пока других дел нет.
Как-то так вышло, что отказаться не получилось — шезлонг для меня перекочевал уже к реке, Лена несла полотенца и мыло, Егор — покрывала. Саша — бутылку с клюквенным морсом. Потом мы плавали, плескались, и я первый раз за долгое время не работала инженером по технике безопасности и спасателем на водах, отслеживая каждую минуту местонахождение детей и не расслабляясь ни на миг. Саша сказал, что принимает дежурство, а я могу подремать, если захочу.
Когда я проснулась, уже наступили сумерки. Оказалось, что меня укрыли покрывалом, а сырость, потянувшаяся вечером от реки, только освежала голову и несла приятную прохладу после жаркого дня. Я подняла голову и огляделась, потянула к себе руку — ее что-то удерживало.
— Я воспользовался тем, что ты спишь, — тихо донеслось сбоку.
Я не шевелилась — было лень и было хорошо. Мои огрубевшие от работы пальцы нежно, бережно перебирали и целовали — по пальчику, по очереди, не спеша и без напора, что расслабляло и не требовало решительных действий по противостоянию соблазнению.
— Здесь замечательно, — говорил тихо Саша, — я знал это, когда выбирал место. Но выбирал-то я тоже летом. А как тут зимой, а, Машенька? Нет, что и зимой красиво — я понимаю. Но что вы делаете тут, когда дороги переметет, когда опасно отправляться в путь из-за сильного мороза? А морозы здесь…
— За сорок…
— За со-орок… и что?
И я рассказала — что. Камин, что в родительской спальне, когда дети, утомленные играми на морозе, уже спят. А перед камином шкура медвежья. И свечи восковые, и вино из дикой малины в глиняных кружках… А днем лыжи и расчищенный на льду Амура каток. И коньки, когда всей коммуной.
Рисование эскизов и проектов всей семьей вечером, а назавтра — снежные скульптуры во дворе — зайцы, белки, длинные змеи. Победа маленькой Леночки за скульптуру морковки… Заготовка пельменей по-сибирски всей семьей — мешками и на чердак, на мороз.
И глинтвейн, что варим по очереди на костре раз, а то и два в неделю: мы — лешие, мы — лешие. Песни…Дети спят, а Елизар рассказывает о том, как обходил Лес, что видел… Фиса охает от радости, получив каленые кедровые орешки, которыми якобы поделилась белка… Елизар очень любит ее. В тайге полно подарков для нее — малина, земляника, клюква, корешки какие-то, что нужно печь… и тогда ночь сладкая, длинная, тягучая, как дикий мед. Я пробовала…
Лыжи…, да… трассы разной сложности, чтобы не нагулять жирок за зиму. Баня два раза в неделю… Уроки, домашние задания… Белье, развешенное на улице, вымерзшее до сухости, с неповторимым морозным запахом, когда его гладишь.
Работа в мастерской вместе с Ромой и Егором. Гости… сюрпризы… пироги с тертыми кедровыми орехами и овощами, с ягодами…с рыбой… Зимняя рыбалка со льда. Уха на костре во дворе. Щуки горячего копчения. Карамельное кабанье мясо в меду на каминном огне… Такие вещи готовит мужчина. Сладости детям — это я… Сказки от лешего…
