Лагерь изгоев находился на скрещении поребриков, где сходились углами четыре оройхона. Один из них появился на свет совсем недавно, когда изгои уже были заперты здесь Моэрталом. Шум, поднявшийся в лагере, после появления земли, был немедленно и жестоко прекращен. Ээтгон зарубил двоих крикунов, причем одного убивал долго и мучительно, на глазах у привыкших ко всякому, но все же ужаснувшихся людей.
— Чтобы я не слышал больше слова «илбэч»! — кричал Ээтгон. Хлыст, падающий на жертву, вдруг менял направление, и бритвенно-острые кромки не впивались насмерть, а лишь срезали с истерзанного мяса кровавую пену. — Он лучше видит, что надо делать! — Хлыст рубил хрипящую плоть. — Вы не знаете, что может он, и ничего не можете сами! — Новый разрез прошел по бьющемуся телу. — Так оставьте его в покое! — на этот раз рука не отдернулась, милосердно добив лежащего.
Убийства среди изгоев были делом обычным, но такая казнь возымела действие. Толпа затихла и покорно сгрудилась на поребрике, где теперь стало вольготно жить. Результаты послушания сказались довольно быстро: в течение недели появилось еще три оройхона, и узкий мыс превратился, по выражению Чаарлаха в благодатнейшую болотину. Бандиты, бродяги, сборщики харваха, женщины, овдовевшие и выгнанные с сухих мест — все были довольны своей предусмотрительностью и втайне ждали сухих оройхонов. Ах, если бы еще не было солдат Моэртала, грозящих будущему благополучию!..
Единственный, кто чувствовал себя несчастным, был Чаарлах. Подозрение, павшее на него три года назад, теперь превратилось в уверенность. На сказочника смотрели с ужасом и благоговением, ни один человек, кроме Ээтгона и Шоорана не осмеливался подойти и заговорить с ним. Даже присутствие на вечерних представлениях, которые продолжал давать Чаарлах, превратилось для большинства из удовольствия в немного жутковатую обязанность. Чаарлах не мог не видеть этого и молча переживал, хотя внешне не выдавал себя никак, разве что сказки его становились все язвительней или, напротив, печальней.
Вечером после атаки, так удачно отбитой, изгои собрались на совет. Никакой особой иерархии у них не было, все они равно ходили под смертью, и потому те, кому было что сказать — говорили, а прочие — слушали. Первым начал говорить немолодой мужчина, которого все звали Суваргом. Несмотря на музыкальное имя, он был вспыльчив и жесток, и прославился как опытный и безжалостный боец. Подобно Шоорану он был некогда цэрэгом, чем-то не угодил благородному Ууртаку, но вместо того, чтобы покорно сносить немилость, взбунтовался и едва сумел унести ноги, бросив на произвол судьбы двух жен и кучу детей. Год Суварг охотился за осторожным Ууртаком, да и сейчас не оставил планов мести, хотя изрядно поостыл.
— Надо решать, что станем делать, — произнес он. — Сейчас, когда у Моэртала не осталось пушек, можно легко пробиться и уйти. Раньше, когда тут были гиблые места — так бы и сделали. Как поступим теперь? Лучшего места все равно не найдем. Если бы не цэрэги, тут можно год сидеть.
— Как же! — возразил незнакомый Шоорану изгой. — От цэрэгов можно отмахаться, а вот Ёроол-Гуй со всех сторон обложил. У нас один охотничий оройхон остался, все остальное пожрано. Завтра Ёроол-Гуй туда вынырнет — что есть станем? Уходить надо.
— Может здесь скоро сухой оройхон будет? — подал голос кто-то.
— Жди, — ответили ему. — Рассчитывай на себя.
— Это верно, — согласился тот же голос. — Чаарлах совсем плох стал.
— Замолкни, падаль, — процедил Ээтгон. — Размажу как зогга, следа не останется.
— Если уходить, то только к Ууртаку, — высказался давний шооранов знакомец Жужигчин. — На востоке сейчас гибло, туда пол армии стянуто. Что-то ван со старейшинами повздорил.
— Нет больше старейшин, — поделился новостью Шооран. — Их добрые братья слопали. А теперь сюда лезут.
— Братьев нам еще не достает…
— Хватит болтать! Думайте: здесь торчим или к Ууртаку уходим?
Шооран расположился чуть в стороне от остальных. Сидел на корточках, мастерил, вспоминая рассказы Маканого, маску из рыбьей кожи и убеждал себя не вмешиваться в спор. Зачем, спрашивается, ляпнул про старейшин? Только привлек к себе ненужное внимание. И без того он слишком заметен. Лишний риск ни к чему. Он и так будет рисковать, когда поползет через авары в царство толстощекого дурня Хооргона, чьи кости уже без остатка сгрызены жирхами, а потом пойдет огненным болотом в свою землю. Огромную и пустую. Там больше трех дюжин пустых оройхонов, и каждый из них может прокормить всех этих и еще многих иных людей. Только, во что они превратят его землю? Это сейчас, загнанные словно звери, они напоминают людей, а так… дай им волю и из Жужигчина получится превосходный старший брат, Суварг вновь станет цэрэгом, дюженником, а то и одонтом. Шооран вспомнил изгоев, первыми пришедших на оройхоны старика, вспомнил бегущую толпу и дребезжащие стоны бесполезно убиваемых бовэров. Нет, он не может отдать людям свою землю, они сожрут ее. Ведь это изгои образовали когда-то нищую страну всеобщего братства.
Правда, здесь же, среди грязи и смерти бегает чуть не две дюжины детишек, забывших, что значит быть сухими, и никогда не пробовавших хлеба. Это им он обещал показать дух шавара и теперь готовит страшную маску. И еще, где-то бродит Яавдай, которую он так и не нашел.
— Не надо уходить к Ууртаку, — сказал Шооран. — Есть другое место.
Все лица повернулись к Шоорану.
— Пройти вдоль мертвой полосы на земли Хооргона, — в последнюю минуту Шооран решил не говорить о новых землях, понимая, что в этом случае ему просто не поверят.
Кто-то присвистнул.
— Здесь пройдем, а дальше — как? Хооргон вана боится, он границу держит. У него же ухэры! Хрустнем, как чавга под каблуком — и все разговоры.
— Можно пройти, — сказал Шооран. — Ночью. На авары кожи накидать и пройти, пока они горят. Я ходил, ближние авары не такие горячие.
— Чего ж тогда ван не прошел?
— А ему зачем? Ну, поставит он нового одонта, так тот опять отделится.
Ненадолго все замолкли, обдумывая сказанное. Потом Жужигчин, словно радуясь чему-то, крикнул:
— Не-е! Ну, пройдем мы туда, а дальше? Там же и прятаться негде, всего побережья — пять оройхонов. Я там был, когда тот край только нашли. А потом еле убег, когда Хооргон пришел. Я знаю, там негде прятаться.
— Мы и не будем прятаться, — решив что-то, произнес Суварг. — Мы станем в алдан-шаваре жить. Пусть Хооргон прячется.
— С ума сошел! — закричал незнакомый Шоорану изгой с вмятиной от кистеня над бровью. — У Хооргона две двойных дюжины солдат, а нас втрое меньше, да увечных половина. Перебьют!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
