Алиса наблюдала за происходящим из-за дерева.
На ней был наряд малышки Алисы: короткое платьице, нелепо большой синий пояс и гигантский синий бант в волосах (под подолом были широкие панталоны во французском стиле, так что всё было пристойно). Вокруг запястья был завязан яркий шарф отца. Сердцем и духом он был сейчас с ней.
– Всё готово, дорогая? – спросил Кац, проскальзывая к ней за дерево.
Алиса протянула руку и восторженно сжала его ладонь:
– Это будет блестяще!
– Не представляю, чтобы это пошло на благо моей карьере, – сказал Кац, вздыхая. Он указал на яркий комбинезон в фиолетово-белую полоску, надетый под более приемлемый на вид сюртук и ботинки. Кусок материала свисал со спины барристера, словно хвост.
– Без маскировки не обойтись, – заметила Алиса, надевая венецианскую маску и жестом призывая Каца последовать её примеру. – О, погляди, они начинают. Помни: дождись сигнала!
Толпа заполнила рыночную площадь под завязку. Гилберт взирал на них, хорохорясь, словно уроженец Орнитсвилля. Он выпячивал грудь и осклабливался. Зрителям раздали красные, белые и синие флажки, которыми те размахивали самым патриотичным образом. Всё выглядело идеально.
– Друзья мои и соотечественники, – прогорланил он с ухмылкой. – Спасибо, что присоединились ко мне! Мы собрались здесь, чтобы воздать должное правительству и нашей славной Англии! Но не всё гладко в нашем великом сообществе. В последнее время наметилась тенденция...
– А вот и они! – прошептала Алиса. – Превосходно!
С дальнего конца рынка появились два приплясывавших клоуна. На них были одинаковые шляпы и одежда, натянутая поверх перевёрнутого юбочного каркаса, в результате они выглядели как гигантские, абсолютно круглые шары. На груди у каждого было по огромному значку, на одном из которых было написано «ГИЛБЕРТ», а на другом – «КВАГЛИ». Они держали руки высоко в воздухе и выполняли пируэты друг вокруг друга, балансируя на носках с серьёзным видом.
Толпа взревела смехом и одобрением.
Лицо Гилберта одобрения не выражало. Он очень, очень помрачнел.
Однако Гилберт понимал своего зрителя.
Он сложил пухлые губы в делано-задорной ухмылке и крикнул:
– Ладно, да, весьма забавная шутка. Удачный подбор головных уборов.
– Я ХОЧУ СТАТЬ МЭРОМ, – провопил клоун, изображавший Гилберта.
– Я ХОЧУ ПИНАТЬ РЕБЯТИШЕК ПО ИХ ШТАНИШКАМ, – проорал клоун, изображавший Квагли.
– ОНИ ТАКИЕ ОПАСНЫЕ! – согласился клоун-Гилберт. Они закивали, пожали друг другу руки и поклонились.
– Кто эти двое? – прошептал Кац.
– Друзья тёти Вив. Художники-плакатисты, время от времени подрабатывают актёрами, – шепнула ему Алиса. – ПОРА! – добавила она, тряся разноцветным шарфом в качестве сигнала.
Внезапно со всех сторон к толпе ринулись дети: ребятишки с площади в ярких накидках и цветочных коронах, с букетами в руках. Они лавировали в толпе между зрителями, раздавая людям цветы и подбрасывая в воздух пригоршни конфет.
– ИНОСТРАНЦЫ! ВЗЯТЬ ИХ! – закричал клоун-Гилберт.
– ЗА РЕШЁТКУ ДЕТЕЙ! ЗА РЕШЁТКУ! – воскликнул клоун-Квагли. «Братья» столкнулись, упали, а затем погнались за детьми крайне неуклюже.
Публика приняла сценку с радостью. Все смеялись.
Настоящий Гилберт кипел от злости.
Он прочистил горло:
– Шутки шутками, но времена настали серьёзные, уважаемые...
– НЕЕЕЕЕЕЕТ! МОЯ АНГЛИЯ! МОЯ ДРАЖАЙШАЯ АНГЛИЯ!
Это была сама тётя Вивиан, напудренная добела, как привидение, с уродливыми красными румянами и чёрной мушкой (и маской). Она была задрапирована во множество слоёв старомодных платьев и затянута, по крайней мере, в три корсета, все чёрные. Позади волочился чёрный кружевной шлейф. Тётя Вив расхаживала в туфлях на каблуках высотой почти с ходули, словно театральное чудище.
– ЛУЧШЕ УМЕРЕТЬ ВДОВОЙ, ЧЕМ ЖИТЬ ЖЕНЩИНОЙ! – объявила она, после чего упала в обморок в объятия крепкого на вид парня с краю толпы. Его приятели засвистели и заулюлюкали. Поначалу он выглядел неуверенно, но затем проникнулся духом и подарил ей поцелуй. – АААХ ТЫ ДЕРЗКИЙ МАЛЕНЬКИЙ НЕГОДНИК, – сказала тётя Вивиан, тихонько шлёпая его веером.
– ВЫШВЫРНИТЕ ИХ ОТСЮДА! ВЫШВЫРНИТЕ ИХ ВСЕХ! – Это голосил клоун-полицейский с дубинкой из гигантского ломтя хлеба. Он сделал вид, что проверяет у собравшихся удостоверения личности. – ДОКУМЕНТЫ! СВИДЕТЕЛЬСТВА О РОЖДЕНИИ! ЗАПИСИ О КРЕЩЕНИИ! ГАЗЕТНЫЕ СТАТЬИ!
Гилберт и Квагли (настоящие) теперь кричали друг на друга, споря с очень разгорячёнными лицами. Их вообще не было слышно из-за шума. Кони рядом с ними выглядел каким-то поникшим.
– Готова к нашему торжественному появлению? – спросил Кац.
– Конечно! – ответила Алиса.
И поскольку они были в масках и никто не мог их видеть или как-то об этом узнать, они поцеловались.
Во второй скандальный раз.
После чего присоединились к ватаге других шутов, выходивших из укрытий, танцевавших со зрителями, дудевших в рожки, подбрасывавших в воздух цветочное конфетти и всячески распространявших бессмыслицу.
– Ведь, конечно, настоящему миру порой требуется немного бессмыслицы, – сказала Алиса Кацу в «Самоваре», когда впервые раскрыла свой план. – Не всё время, но иногда. Ровно столько, чтобы дать нам понять, когда реальные обстоятельства становятся слишком нелепыми, чтобы с ними можно было мириться. И порой мы должны создавать эту бессмыслицу сами.
– Что действительно нужно реальному миру, так это Алиса, – ответил ей тогда Кац. – Да и Стране чудес тоже.
Тогда он поцеловал её в первый раз.
Уиллард появился в самом конце представления, на закорках у одного из клоунов покрепче. На нём не было ничего чересчур нелепого, не считая огромной сине-бело-красной шляпы, фасон которой он придумал сам. Уиллард махал зрителям, бросал конфеты, пожимал руки и целовал младенцев (как настоящих, так и шутовских).
А после всех угостили пуншем.
Эпилог
Дорогой читатель, полагаю, у тебя есть вопросы. В отличие от Додо, Шляпника и Сони ты не готов просто принимать события такими, какие они есть. Тебе нужно знать будущее, последствия, причины. Так что я дам тебе три ответа, но только три, ведь это волшебное число для сказок.
Вопрос номер три:
Избрали ли Уилларда мэром, тем самым навсегда спасая Кексфорд и всех его жителей (или, возможно, обрекая их на жизнь в городе без чувства юмора, где каждый работает по возможности и получает по потребности, на веки вечные)?
Ответ:
Нет, не избрали.
Тем не менее его претензия на должность (и разгром рэмсботтомского митинга) выявила некоторые из наиболее слабых тезисов конкурирующей партии.
Так что пост мэра достался Мэллори Гриффлу Фрундусу («ГОЛОСУЕМ ЗА ФРУНДУСА!»). И он проделал отличную работу по ремонту городской канализационной системы.
(Даже Уиллард скрепя сердце одобрил его переговоры с владельцами фабрики о справедливой оплате труда работникам в обмен на некоторое перераспределение земель со стороны города.)
Когда Фрундус вступил в должность, его спросили, что он думает о непослушных детях-иммигрантах с площади. Некоторые проникнутые предубеждениями члены сообщества отвели его туда, чтобы он стал свидетелем их грязного и недостойного поведения. Фрундус понаблюдал за ребятишками какое-то время, нахмурился, а затем объявил:
– Вы неправильно играете в шарики! Дайте-ка я покажу вам, как это делали мы, когда я был мальчишкой.
Вопрос номер два:
Алиса и Кац поженились и жили долго и счастливо?
Ответ:
Да.
Это было тяжело (очень тяжело) поначалу, родителей ни с той, ни с другой стороны не устраивал подобный расклад. И всё же любовь и упорство победили.
(А ещё внуки. Внуки обладают умением смягчать сердца самых несговорчивых, ворчливых стариков.)
Кац стал полноценным партнёром в юридической фирме, Алиса стала ещё больше Алисой – выставляла свои фотографии в галереях, путешествовала по Европе с Кацем и иногда с тётей Вивиан, которая водила её в такие странно-знакомые места, как «Кабаре Вольтер». Возможно, ты не слышал об Алисе, когда читал о зарождении дадаизма, но можешь быть уверен: она была там и сыграла неотъемлемую роль в годы его становления.
