Вообще складывалось впечатление, что многодетная мать, по совместительству, австрийская императрица, уделяла мало внимания воспитанию и образованию своих детей. Это я не говорю о Марии Антуанете, которая, что я знаю из послезнания, даже гордилась тем, что не задурила свою светлую и милую мордашку ни одной прочитанной книгой. Может эрцгерцог и более образован, чем сестры, но явно уступает практически академическим знаниям Павла Петровича.
Но были у нас с Иосифом и точки соприкосновения. Он просто жаждал раздела Речи Посполитой и сам фонтанировал идеями, как это осуществить [в РИ Иосиф II был так же ярым сторонником разделов Польши].
— Какое, хоть, приданное дают! — сказал мне в след Павел Петрович.
Я остановился, развернулся, подарил сыну искреннюю улыбку.
— Вот! Слова не мальчика, но мужа! — сказал я. — Остров Борнхольм во владение, остров Салтхольм в аренду на девяносто девять лет.
— Полный контроль Балтики и даже через Салтхольм контроль входа в Датские проливы. Сильно! — с нотками уважения сказал сын.
— Вот, а ты артачишься и не хочешь жениться, — я улыбнулся.
На фоне получения острова Готланд, по Петербуржскому мирному договору, так и вообще Балтика становится чуть ли не внутренним морем России. Следует, конечно, сказать, Готланд был отдан под некоторые условия уже для нашей стороны. Так, там не должно насильственно внедряться православие, на острове должна быть беспошлинная торговля и шведов и русских, но это и нам выгодно.
— Жду тебя на Государственном Совете, сын, — сказал я и поспешил.
До заседания Госсовета нужно было еще встретиться с будущим зятем.
— Ваше Императорское Величество! — Карл Иосиф встал при моем появлении в приемной кабинета.
— Пошлите, Карл Иосиф, приглашаю Вас выпить со мной кофе, — сказал я и указал на кабинет.
— Илья, два кофе, как я люблю и яблочный пирог, — дал я распоряжение обер-камердинеру, который самолично сегодня у дежурит у моего кабинета.
— Ну, мой будущий зять, как Вам в Петербурге, как находите новый Зимний дворец? — спросил я.
— Ваш дворец, Ваше Величество, словно Россия, все более величественен с каждым годом, — отвечал парень.
— Льстец! — я улыбнулся.
— Нисколько, Ваше Величество, я действительно удивляюсь преображением в столице Вашей империи. У Вас в Петербурге даже поезда по улицам ходят. Подобного нигде нет! — у Карла горели глаза.
«Чтобы только Шешковский не перестарался с Карлом в деле его воспитания» — подумал я.
— Это только начало, Карл, только начало. И я бы мог Вам помочь нечто подобное начать делать, если Вы станете управлять какой-либо державой, — сказал я, наблюдая реакцию зятя, все ли правильно он уловил.
— Ваше Величество, — в голосе Карла появилась нервозность. — Я полюбил Россию, но никогда я не сделаю зла Австрии. Вы сказали об управлении державой, но не правлении в ней. Если Россия желает подчинить своей воли Австрию, то это будет самый больной из ударов, что я могу и не вынести.
Что ж, умненький мальчик. Разницу между править и управлять прочувствовал, именно это я и хотел до него донести. Надо будет ему еще посоветовать курсы в Петербургском университете для повышения уровня образования и понимания технического прогресса.
— Я не разочарован и рад, Карл, что Вы здоровы и не заболели оспой, как Ваша сестра. Желаю ей выздоровления, конечно же. Между тем, послушайте меня, — я придвинулся к собеседнику ближе, чтобы продемонстрировать и свою открытость и выстроить иллюзию более дружелюбного, располагающего, разговора. — Я бы не хотел, чтобы моя любимая дочь подверглась остракизму, непризнанию в обществе. Это произойдет, так как она русская. Ну и вопрос о престолонаследии… Ваш брат здоров и полон желания реформировать Австрию. Да, с ним может случиться всякое, тогда Вы и займете престол. Но дочь, что родилась у Иосифа, Ваша племянница… может имеет и меньше прав, чем, если бы появился мальчик, но у эрцгерцога будут еще дети.
— Тогда к чему Вы клоните, Ваше Величество? — недоуменно спросил Карл.
— Станьте Великим князем Литовским, — сказал я и стал наблюдать за неоднозначной реакцией будущего зятя.
— Простите, Ваше Величество, но я понимаю, что моей ролью будет стать Вашими глазами и руками. Где тогда будут мои глаза и руки? — вспылил Карл Иосиф.
— При Вас, мой друг, при Вас. Вам еще, весьма вероятно, править Австрией и всей империей, — сказал я.
Вот, как именно сейчас поведет себя Карл Иосиф, будет многое зависеть, может и его жизнь, даже в ущерб дочери. Я только что, пусть и завуалированно, с возможностью отступления и ухода в непонимание сути сказанного, предложил Карлу оказать услугу мне, чтобы позже он стал австрийским императором. А как он станет правителем Австрии? Через смерть его брата, пока у братца нету сына, и жива Мария-Терезия. А это еще восемнадцать лет.
— Что я должен сделать? — жестко, слово Карл только что вынес кому-то смертный приговор, сказал зять.
— Всего-то стать великим князем литовским и плавно привести все общество и знать в мои ладони. Вы фигура, которая не вызовет отвращения. Великое княжество Литовское, после того, как большую и самую развитую часть Речи Посполитой захватят Пруссия и Австрия, останется легитимной правоприемницей всего союзного государства, — сказал я и не стал вникать в подробности.
Дело в том, что, в случае, если ВКЛ станет правоприемницей исчезнувшей Речи Посполитой, пусть и полностью под контролем России, сохранятся все былые законодательные акты и договоры. Я получаю княжество, которое претендует на часть земель, что уже будут у Австрии и Пруссии. Это позволит держать соседей в тонусе и не забывать, что они владеют, по сути, моими землями, так как присягать станут литвины, белорусы и всякого рода жмудины, именно что мне. Ну и сыграл роль тот фактор, что польское национальное движение всегда было сильным, и оно становилось одним из факторов, который подтачивал Российскую империю на протяжении всего XIX века. Я же ограждаюсь от этого движения, напротив, в польских городах уже есть схроны с оружием и восстание должно получиться знатным, но не на территории ВКЛ.
Личность Карла Иосифа и его жены, моей дочери — это поддержка мощнейших государств самого княжества. Элиты быстро переобуются и станут вместо польских, исконно литовскими, в этом процессе так же будет помощь. К примеру, кто не присягнет, пусть катится в Польшу. Кто присягнет, но будет в чем замечен, так устроим «разбор шляхты», где лояльным выпишем шляхетские грамотки, иным… в Польшу.
А не пойдет все по моему сценарию… так ввести прямое управление не долго.
— Я сделаю, как Вы просите, но… — Карл замялся. — Я очень был бы благодарен… проведению, если оно, или кто иной, помог мне взойти на австрийский престол.
— Мы услышали друг друга, — усмехнулся я. — А вообще, Карл, что скажете, как меня воспринимают в Европе?
— Ваше Величество, смею предполагать, что именно Вы человек века. Столь противоречивых чувств и эмоций, которые вызываете Вы своей деятельностью, никто более не сподобился. Вот как можно соотнести историю с головой Зейдлица, который и вошел в историю лишь тем, что лишился головы, с произведениями, от которых рыдает вся Европа? Вы, Ваше Величество, не поняты европейцами. Возможно, Ваша личность столь многогранна, что не поддается осмыслению. И, — Карл заговорщицки придвинулся ко мне. — Могу Вас сказать, что нет ни одной дамы в Европе, которая бы не интересовалась Вами. Мне выпала честь общаться с Вами и могу сказать, что большей личности я назвать не могу.
— Карл, милый Карл, — я погрозил пальцем. — Это лесть!
— Осмелюсь сказать, что нет! Даже мои сестры разговаривали, что с кем бы они жаждали адюльтера, так с Вами. В целом же, Европа Вас боится. От того, вот эти атаки. Теперь же бояться станут более прежнего. Вас же обвиняют и в бунтах во Франции и бунте в Ирландии. Открою тайну… моя матушка так же Вас побаивается, — Карл усмехнулся.
— Получается, что я не стану для них своим, европейским монархом, как не старайся. Только страх перед Россией будет сдерживать европейцев, — размышлял я вслух.
