Все эти попытки восстановить интернациональные социалистические связи ясно показали, что не только общая акция социалистических партий разных стран, но даже простой, ни к чему не обязывающий обмен мнений между ними совершенно невозможны, покуда большинство партий стоят на почве патриотизма и военной политики своих правительств.
Учитывая все эти обстоятельства, Ц. К. итальянской партии постановил 15-го мая 1915 г., руководствуясь докладом Моргари, который вел переговоры с социалистами воюющих и нейтральных государств, взять на себя инициативу созыва международной конференции. Приглашения были разосланы всем партиям, рабочим организациям или отдельным группам, раз только было известно, что они стоят на почве старых положений и постановлений Интернационала, всем тем, одним словом, от которых можно было ожидать, что они предпримут одновременно общую кампанию во всех странах против войны.
Согласно постановлению Ц.К. итальянской партии были предприняты, шаги, приведшие первоначально к предварительному обмену мнений между представителями воюющих и нейтральных стран, что имело место 11-го июля 1915 года в Берне. Здесь были намечены главные положения, которые должны были лечь в основу предполагавшейся конференции. Было постановлено, что будущая конференция ни в коем случае не должна взять на себя задачу создания нового Интернационала. Задача конференции усматривалась в призыве пролетариата к общей акции в пользу мира, в создании в этих {309} целях активного центра, в попытке вернуть пролетариат к его исторической миссии.
Поэтому было решено пригласить на конференцию все организации и группы, которые готовы открыть кампанию против войны, игнорируя их принципиальные различия в области теоретического обоснования социализма.
Конференция была созвана 5 сентября 1915 года в Циммервальде (Швейцария). Заключительная часть единогласно принятого конференцией манифеста гласила:
"Мы, представители отдельных социалистических партий и синдикатов, или меньшинств в этих организациях, мы - Немцы, Французы, Итальянцы, Русские, Поляки, Латыши, Румыны, Болгары, Шведы, Норвежцы, Голландцы, Швейцарцы - мы, стоящие не на почве национальной солидарности с классом эксплуататоров, а на почве интернациональной солидарности пролетариата и классовой борьбы собрались, чтобы вновь связать разорванные нити международной солидарности и призвать рабочий класс к возрождению своего самосознания и к борьбе за мир.
Эта борьба есть в то же время борьба за свободу и братство народов, борьба за социализм. Задача состоит в том, чтобы предпринять выступление за мир без аннексий и контрибуций. Но такой мир возможен лишь при условии решительного осуждения всякой мысли о насилии над свободой и правами народов... Никакая военная оккупация целых стран или отдельных провинций не должна завершиться их насильственным присоединением. Никаких аннексий - ни явных, ни замаскированных. Никаких навязанных извне хозяйственных или таможенных союзов, тем более невыносимых, что они неизбежно влекут за собою умаление политических прав включенной страны. Признание за народностями права располагать своею собственной судьбой.
С самого начала войны вы предоставили всё - ваши силы, ваше мужество, вашу стойкость - к услугам правящих классов, для междоусобной, братоубийственной войны. В настоящий момент дело идет о том, чтобы, оставаясь на почве непримиримой классовой борьбы, двинуться в поход во имя своего собственного дела, во имя святого дела социализма, за освобождение угнетенных народов и порабощенных классов.
{310} Обязанность социалистов всех воюющих стран - вести эту борьбу со всей энергией и пылом. Обязанность социалистов всех нейтральных стран поддерживать всеми подходящими средствами своих собратьев в их борьбе против кровавого варварства.
Никогда еще история не предъявляла задачи более благородной и более насущной. Нет ни усилий, ни жертв, которые были бы слишком велики для того, чтобы окупить намеченную цель: восстановление международного мира. К вам, рабочие и работницы, к вам, матери и отцы, вдовы и сироты, к вам, раненые и искалеченные, к вам всем, жертвам войны, взываем мы: протяните друг другу руку через все пограничные линии, через поля сражений, через руины городов и сел,
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"
За русскую делегацию манифест подписали: В. И. Ленин, П. Б. Аксельрод и М. А. Натансон. Натансон был делегирован интернационалистическим большинством заграничной делегации нашего Ц. К. Я был делегирован организацией, издававшей эс-эровскую интернационалистическую газету "Жизнь", которая ранее выходила в Париже, а потом в Женеве. Я внес поправку к манифесту, но конференция ее отвергла.
{311}
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
1917 год. - Через Англию и Швецию в Петроград. - В революционной столице, - Абрам Гоц. - Народ и революция. - "Бабушка", Натансон, Авксентьев, Минор, И. Г. Церетели и Н. С. Чхеидзе.
Всех треплет лихорадка: домой, домой! Множество долгих и нудных перипетий с разрешениями, визами - выездными, проездными и въездными. И, наконец, узкий грузовой пароходик, пересекающий из "засекреченного" порта северной Шотландии, под эскортом двух миноносцев, бурное Северное море...
Что ждет нас там? В Лондоне удается бросить первый взгляд в короткие информационные бюллетени первых дней революции. В Стокгольме - первые случайные номера петроградских газет. В них приковывает к себе знакомое имя Абрама Гоца.
После поражения революции 1905 г. Гоцу пришлось пережить восемь долгих лет каторжных работ в Александровском Централе близ Иркутска. Срок его каторги кончился в 1915 г. Он вышел в "вольную команду" и вместе со своей семьей поселился в с. Усолье близ Иркутска, откуда ухитрялся участвовать в редактировании ежедневной иркутской "Сибири".
Теперь из петроградских газет я узнаю, что с Гоцем на Петроградской конференции борется группа, возглавляемая Б. Камковым. Это - один из моих учеников, известный мне своей страстностью и отсутствием чувства меры.
Над Торнео, с "той стороны" шведско-русской границы - красное знамя. Но в таможне - личный обыск не менее строгий, чем где бы то ни было в условиях военного времени. Далее - горы, речки, озера Финляндии: поезд быстро глотает {312} пространство. Для нас он всё же ползет слишком, слишком медленно... Между Гельсингфорсом и Выборгом - ждущие нас корреспонденты разных газет: в глазах любопытство, но и какая-то опаска. Сообщают, что в Питере приготовлено всё для "подобающей встречи". Значение этого слова нам еще абсолютно неизвестно.
И вот - Петроград. Первою бросается в глаза фигура Абрама Гоца. Он, как будто, почти не изменился. Манеры его по-прежнему быстрые, точные и деловитые, но приобретшие необычайную уверенность. И всё кругом ждет его указаний. Уж не назначен ли он петроградским градоначальником? Или власть в Петрограде захвачена партией с.-р.?
Едва мы успели обняться и поздороваться, как Гоц явно спешит выполнить точно разработанный церемониал. Он хватает меня под руку и ведет по перрону. Направо и налево - во всю длину платформы красные знамена с золотыми буквами лозунгов: "Земля и Воля", "В борьбе обретешь ты...", имена всевозможных отделов партии. Воинские части с ружьями "на караул". Гром военных оркестров, оглушительный гул приветствий, лозунгов, звуков "Марсельезы". Речи в зале приемов, речи перед толпой, речи с импровизированных платформ, с грузовиков, даже с площади бронированного автомобиля в разных местах площади, где ничего не было видно, кроме сплошного моря голов...
Когда мы, наконец, вырвались из всего этого громко-звучного, многоцветного и пышного хаоса и автомобиль Гоца мелькал по улицам, я не мог не закидать Гоца вопросами. Я с жадностью слушал, и, кажется, слушал бы без конца всё, что Гоц мог мне рассказать о метаморфозах, происшедших на родине. Почти всю ночь мы проговорили в квартире Абрама. Легли на рассвете на несколько часов. После долгой разлуки - моя первая, незабываемая и, вероятно, неповторимая ночь на родине. Как хотелось верить, как охотно верилось в полноту и неистребимость всего происшедшего...
Я развертываю страницы петроградских и московских газет. Я ищу глубинных откликов событий, откликов, идущих из недр тогдашней России.
Вот из села Давыдова, Моршанского уезда, Тамбовской губернии пишут о первом митинге: "На лицах всех присутствующих была написана радость, что они могут открыто {312} говорить о том, о чем тайно думали много лет. Надежда на лучшее будущее светилась в глазах у каждого. Отрадно было видеть стариков, которые, внимательно выслушав ораторов, поняли, что прошли годы гнета, что можно поднять седую голову, которую они низко гнули много лет... Была почтена обнажением головы память борцов, погибших за свободу..."
Вот из деревни Бабеево, Московского уезда, сообщают, как на первое же собрание "явились семь окружающих деревень" причем некоторые общества явились в полном составе; одно из таких обществ к месту собрания подошло с красным флагом и с пением "Марсельезы". Добрую половину составляли женщины. На лицах всех участников собрания можно было отметить особую торжественность. Собрание бурными аплодисментами приветствовало закон Временного Правительства о прекращении продажи спиртных напитков...
