- Каких?
- Ты со мной не развелся, придурок.
Да, мой косяк, ничего не попишешь. И для катиного душевного равновесия я ей тут же сказал три раза "талах", что её успокоило ненадолго.
Наступил момент истины. Мы с Катей, неторопливо пройдя дорожкой, встали напротив жениха с шафером.
Пастор, прижав Библию к сердцу, вскинул в сторону толпы правую руку. Музыка стихла и он произнёс высоким тонким голосом.
- Есть здесь человек, который может сказать что-то, из-за чего не может быть свершён данный брачный обряд?
Наступившая молчаливая пауза показалась мне вечностью. Я подспудно всё ждал от кого-то подлянки. Чуйка свербила под копчиком, что без этого не обойдётся. А пальцы чувствовали, как снова колотит Катю. Сквозь фату мне было видно, как она закусила нижнюю губу, закатив глаза под брови. Она тоже очень трусила, что кто-то сейчас выйдет и опорочит её перед всеми. И убьёт её второй шанс.
Но обошлось. Все промолчали. Хотя чуйка моя успокаиваться даже не собиралась.
Пастор продолжил.
- Пусть такой человек выйдет сюда и скажет это всём громко. Или молчит об этом всю свою жизнь, до смерти, - он приподнял обеими руками над головой том Библии, как будто бы хотел этой книгой вбить такого нахала в землю.
Никто не вышел.
Катю отпустило. Она уже улыбалась сквозь фату.
- Подойдите ко мне, дети мои, - сказал пастор.
И мы с Саркисом подвели к нему брачующихся.
- Возьмитесь за руки и скажите друг другу пред Богом и людьми слова брачного обета.
Билл осторожно поднял фату на невесте, потом снова взял Катю за руки и, глядя ей в глаза, с чувством сказал.
- Я буду любить тебя, и почитать тебя во все дни моей жизни. Я, Вильям, беру тебя, Екатерина, в мои законные жёны, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верным тебе во времена хорошие и плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас.
Катя, держа Билла за руку, смотря ему в глаза и сияя запредельным счастьем, чуть сбивчиво произнесла ответную формулу брачного обета.
- Я буду любить тебя, и почитать тебя, во все дни жизни моей. Я, Екатерина, беру тебя, Вильям, как своего законного мужа, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верной тебе и в хорошие времена и в плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас, - и сама лучилась просто ангельским светом.
Было заметно, что говорила она не на своем языке. Заучила наизусть, скорее всего. Я же помню, что Катя довольно посредственно знала английский.
Потом они взяли с алтаря кольца и обменялись ими.
Методистский священник, прижав к груди Библию, воскликнул в толпу, словно пригрозил.
- Что Бог соединил, никакой человек да не разделит.
Потом, обратившись к молодоженам, произнес.
- Супружество, вами заключённое, я авторитетом Матери нашей Методистской церкви Новой Земли подтверждаю и благословляю. Теперь вы муж и жена перед Богом и людьми. Во имя Отца, Сына и святого Духа! Аминь.
Он перекрестил новобрачных книгой.
- А теперь скрепите свой союз поцелуем.
Тут же раздался шквал аплодисментов, а на радиоточке снова врубили Медельсона. И Зоран стал усерднее тратить плёнку под вспышку.
Так, первая часть Марлезонского балета завершена благополучно, а чуйка гадская ноет, и сдаваться не собирается.
Теперь осталось найти вторую невесту для продолжения банкета, пока первая целуется с законным мужем. Я же и ей посаженный отец. Завершить, наконец-то, действо, которое снимает с меня ответственность за две юные девы.
А кто спас хоть одну душу - спас весь род человеческий, говорит Писание.
Воздастся тому.
Надеюсь.
Вот Дюлекан стоит, чуть в сторонке, в своем подвенечном платье. Вижу. Одна.
А где Доннерман?
Нет Доннермана.
Чуйка заныла просто бормашиной.
Пробежался глазами по толпе гостей.
Потом по периферии и краем глаза зацепил знакомую фигуру, заворачивающую за угол оружейного магазина.
Я немедленно бросился туда, как самонаводящаяся ракета по тепловому следу.
Выскочив за угол, увидел, как Борис в свадебном костюме садится в свой служебный "Хамви", с которого он уже оборвал все цветы. Они убитыми трупиками валялись на гравии.
- Стой! Ты куда? - крикнул я ему, подбегая к машине.
- Домой! - огрызнулся он, садясь на водительское место - Обломись, Жора, не выйдет меня на проститутке женить. Думаешь, нашёл лоха педального? - он торжествующе показал мне комбинацию из трех пальцев, покрутив этой фигой у меня под носом.
- Кто тебе сказал, что она проститутка? - спросил, как можно спокойнее.
- Какая тебе разница? Главное - сказали.
- А ты не подумал, что тебе могли неправду сказать.
- А то нет? - взвился Доннерман.
Было такое ощущение, что ещё чуть-чуть, и он начнёт на себе рубаху рвать и пуп царапать. Накрутил себя парень.
- Нет, - ответил ровным тоном, - Эскорт это торговля красотой, а не телом.
А внутри у меня всё клокотало, даже пристрелить его захотелось, урода. Взять и всадить три-четыре пули в эту наглую рожу. Даже не знаю, что бы было, не оставь я "шмайсер" в домике.
- Жора, не пизди, мне глаза уже открыли. Можешь даже не стараться мне по ушам ездить. Живите дальше, как хотите, только без меня. Я вам не санитар города, - в голосе сержанта появились несвойственные ему визгливые нотки.
Он резко воткнул в торпедо ключ, показывая мне этим, что дальше говорить со мной не намерен.
- Я понял тебя, Боря, - сказал я ему, - Гад, ты, Доннерман. Жениться ты с самого начала не хотел. А сейчас просто нашел повод соскочить. Ну и соскочил бы вчера, хрен с тобой! Но не на свадьбе же. Зачем ты, мудак, сделал девочке больно! Козёл ты после этого! Кстати, сколько я тебе должен за занятия?
- Нисколько. Отдай бывшей невесте в качестве компенсации за несдержанное слово, - сержант со стуком захлопнул дверцу.
Я развернулся и пошел к гостям. За спиной зафырчал дизель и захрустел гравий под колесами отъезжающего автомобиля. Обломись, Жора!
Ну и хрен с тобой, золотая рыбка, пробурчал я себе под нос. Желаю тебе, Боря, в жёны британскую стерву - феминистку, с хорошим каблуком и большим самомнением. Без пизды, но работящую. Традиционно воспитанной девочки ты просто недостоин, козёл. Тем более, такой красивой девочки.
Как же пакостно, блин, на душе. Вот, гад какой, всем праздник испортил, мент поганый.
Практически бегом добрался до места церемонии, где падре уже выкликал имена Бориса и Дюлекан.
Вскочил на помост, слегка бедром потеснив пастора. Очень некультурно, но я торопился.
- Друзья, - улыбнулся всем, как можно радостнее - Второй свадьбы сегодня не будет по взаимному желанию жениха и невесты. Они просто не могли выбрать место для совместного проживания. Комлева терпеть не может Порто-Франко, а Доннерман в Москве персона нон грата.
Боже, что за хрень я несу? Хотя сейчас любая хрень, которая не испортит свадьбу Кате, во благо. Дюле уже не помочь. А катино счастье надо спасать.
- В общем, они поругались и разбежались. Дело житейское: если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло.
И тут я задорно запел, неожиданно даже для себя.
- Рула-терулла-терулла-терулла. Рулла-терулла-терулла-терулла, Ла-ла!
Припев старой песенки Эдиты Пьехи народ встретил без понимания. А потому пришлось снова перейти к разговорному жанру.
- Но ничто не помешает нам чествовать начало счастливой семейной жизни Кати и Билла. Смотри Билл, чтобы Катю не бил, - погрозил я кулаком, а народ заулюлюкал, - Иначе вернемся и отмудохаем тебя всем автобусом. Музыка! Туш! Гостей прошу к столу, отведать, чем Саркис послал.
Фуууу... Вот это спич. Охренеть, не встать.
- И вас, падре, тоже прошу к столу, - повернулся я к недоумевающему священнику, - На почетное место. Около жениха.
И, тут же, спрыгнув с эстрады, ужом протиснувшись сквозь толпу, побежал разыскивать Дюлекан.
Какой-то местный мудак поставил в радиоточке шотландский оркестр волынщиков и под эти нудные визгливые звуки все пошли пробираться в ресторан, к накрытым столам. Музон, блядь, только под нынешнее Дюлено настроение. Как по заказу.
Пока я нашел Дюлекан, весь взопрел. Всё же жаркий сегодня вечерок.