— Сказать, что ты никуда не едешь.
Я злорадно указала на чемодан.
— Ты ничего не сможешь изменить! Вещи собраны, и я не собираюсь менять планы!
Недобро сверкнув глазами, Рен резко схватил чемодан с пола и легко, будто тот ничего не весил, швырнул в сторону. От удара о стену пластмасса раскололась, и вся одежда высыпалась на пол. Сам чемодан с глухим стуком упал сверху и застыл, покачивая изувеченной крышкой, как беззубым ртом.
Справившись с секундным шоком, я побагровела.
— Ты что себе позволяешь?! — Мой голос шипел, словно горячий воздух, вырывающийся из трубы. — Ты… Думаешь, это остановит меня? Я найду другой…
Не успела я продолжить, когда за спиной гостя вдруг возник невысокий молодой человек в кепке, держащий в руках белый конверт с логотипом «КаннАвиа». Глядя то на меня, то на Рена, посыльный неуверенно переминался с ноги на ногу.
— Простите, вы — Эллион Бланкет? Я принес ваш билет.
Рен медленно обернулся к парню и ласково произнес:
— Давай его сюда.
— Нет! — Я бросилась к Декстеру, но тот уже выхватил конверт из рук изумленного посыльного.
— Иди-иди… — Рен подтолкнул парня прочь. — Дальше мы сами разберемся.
Юноша неуверенно кивнул, попятился задом, затем развернулся и засеменил к лифту.
— Отдай! Отдай мой конверт!
Но этот гад уже разрывал его пополам.
— Ты что делаешь? Ты подлец! Ты что вообще творишь? Вон из моей квартиры!
Я стояла, сжимая и разжимая кулаки, чувствуя, как мои щеки пылают от гнева.
Рен тем временем выбросил две половинки недействительного более билета на пол и шагнул в мою сторону. Не успела я вздохнуть, как оказалась прижатой к стене.
— Я уйду, — тихо прошептал он на ухо, схватив меня за руки, — но не раньше, чем ты скажешь, что не любишь меня…
— Уходи, Рен! — От подступивших к глазам слез веки защипало. — Что тебе нужно?
— Скажи это, произнеси вслух…
Его губы скользили по шее, жесткая щетина царапала кожу.
— Уходи.
— Как только ты скажешь, что не любишь меня…
Я с самого начала знала, что не смогу произнести таких слов. То был единственный капкан, откуда у меня не было шансов выбраться, и он, казалось, знал об этом.
— Иди к черту!
Он ставил меня в тупик, заставляя мучиться от неспособности солгать.
Рен сжал мое лицо ладонями, и через мгновение наши губы встретились. Он целовал неторопливо, но за обманчивой нежностью чувствовалась слепящая взрывоопасная ярость. Теряя способность мыслить, я попыталась оттолкнуть его, но это бессмысленное действие лишь усугубило положение. Не потеряв прежней страсти, поцелуй стал более нежным, мучительно ласковым, оглушающе-сладким…
И в нем я теряла себя.
— Я так давно не целовал тебя, — шептал Рен, — я слишком долго этого не делал…
Он почти касался моих губ своими, заставляя страстно желать нового поцелуя, новых волн наслаждения, которые накрывали меня, стоило подумать о том, как близко он находится. Прижатая к стене, я могла ощущать его разгоряченное тело, каждый налитый свинцом мускул, каждый удар бешено стучащего сердца.
— Что ты делаешь? Что ты со мной делаешь?..
— Я хочу обладать тобой. Целиком. Каждой мыслью, каждой эмоцией, понимаешь?
Он смотрел мне в глаза, а я не отрываясь следила за его губами.
— Ты такой… сладкий… — Понимала ли, что именно говорю? Едва ли. Мне вдруг захотелось отбросить все доводы «за» и «против» и отдаться на волю его обжигающих ласк.
— Я хочу сделать тебя своей…
Теплые губы мягко прошлись по щеке, вызывая новый, скручивающий узлом спазм. Мне показалось, что ткань джинсов, отделяющая нас друг от друга, должна исчезнуть — исчезнуть во что бы то ни стало… Понимая, что соскальзываю в пропасть, я кивнула:
— Делай.
Он не заставил себя ждать. Жарко, почти яростно набросившись на губы, Рен с силой вжал меня в стену, подминая, раздавливая собственным весом, заставляя задыхаться в сладкой истоме и жаждать нового глотка убивающего наркотического наслаждения, которым являлся сам.
Он целовал и гладил, заставлял плакать и стонать, возносил и низвергал…
Я не заметила, когда между нами исчезли все тканевые перегородки, лишь почувствовала, как сильные руки приподняли меня, чтобы секундой позже плавно, но неотвратимо опустить вниз, где мое жаждущее любви тело наконец заполнилось его раскаленным желанием.
Я кусала и терзала его плечи, а Рен в это время продолжал двигаться в демоническом танце, растерзывая, разрывая и наполняя одновременно. Я хрипела и выгибалась, чувствуя, как его сильные руки и крепко держат, и позволяют бесконечно падать в далекие неведомые глубины, как его губы нежно просят и жестко приказывают отдать что-то ведомое лишь ему одному. Яркие и чувственные всполохи сплелись в бесконечную слепящую полосу, что неукротимо несла к бескрайнему океану страсти, каждое движение все сильнее подталкивало к неизбежному, но так мучительно желаемому и притягательному финалу. Будучи неспособной остановиться, я позволила себе отдаться ему до конца, рассыпаться миллионами звезд среди сияющей пустоты, раствориться в сладком забвении среди огней, которые, мерцая и переливаясь, уносили меня в теплую негу небытия.
Какое-то время спустя меня — неспособную мыслить — положили на что-то мягкое, и, укутанная заботой и лаской, чувствуя теплое дыхание Рена рядом с собой, я спокойно уснула.
Создатель! Если и существовал предел человеческой глупости, то я его нарушила — я поставила новый рекорд. Лежа в собственной постели и чувствуя грудь Рена под собственным носом, я боялась открыть глаза. Теперь мне не хватит смелости посмотреть ему в лицо, не хватит духу, улыбаясь, проводить до двери, не хватит сил, чтобы жить после этого дальше.
Я боялась пошевелиться. Я снова отдала все. Все, что имела, все, что скопила, все, что когда-нибудь появится. Мне не было жаль отдавать, вот только я не могла представить, где взять новые силы, чтобы и дальше идти по этой сложной дороге в одиночку, если он и на этот раз не захочет остаться. Захочет уйти. Я жмурилась и вздрагивала всякий раз, когда эта фраза повторялась в голове.
— О чем ты думаешь? — раздался тихий голос прямо над ухом.
— О тебе.
Его пальцы нежно гладили меня по плечу.
— Я хочу, чтобы ты всегда думала обо мне.
— Я и так, — стараясь не выказать грусти, отозвалась я.
Ему ли не знать?
— Посмотри на меня, малыш, — Рен осторожно притянул меня к себе и дождался, пока я открою глаза. — Ты боишься, я знаю. Я сделал тебе очень больно и сейчас прошу прощения. — Он помолчал. — Мне очень важно, чтобы ты простила.
