— Чего?
— Порки, например.
— Не бойся. Переживаемо и даже приятно, если уметь расслабиться.
Я снова почти бежала домой, чтобы не простудиться. Было уже довольно поздно, даже звонить никому не хотелось. У Бритт как раз сегодня свадьба, вернее, свадьба у ее бывшего парня, она звонить не будет. С бабушкой я разговаривала, Ларс обещал позвонить завтра, значит, сегодня можно со спокойной совестью ложиться спать пораньше. В конце концов, мобильник будет рядом, позвонят — услышу.
Душ принимать нельзя, я только поменяла на груди компресс, умылась, почистила зубы и юркнула в постель. Грудь побаливала, но это временно. Обезболивающее решила не принимать, если будет болеть, тогда выпью.
Заснула довольно быстро, потому что слишком много всего навалилось в этот день.
Разбудил меня звонок, но не мобильника, а в дверь.
На часах семь. Кого это принесло в такую рань?! Накинула халат и поплелась к двери. Открыла, не раздумывая, и… уперлась взглядом в разъяренного Ларса:
— Если ты не желаешь меня видеть, скажи мне это в лицо!
— Я тебя? Что на тебя нашло? Входи.
Он шагнул в прихожую. Ходившие ходуном скулы выдавали крайнюю степень злости.
— Ни к чему прятаться за выключенным телефоном! Понимаю, я причинил тебе боль, но нельзя же так!
— Телефон! — ахнула я, прижав пальцы к губам. — Я его выключила и забыла включить!
— Линн! Твою ж мать!
Я метнулась к сумке, достала мобильник, убедилась, что так и не включила его, даже вернувшись из офиса. А еще надеялась, что услышу, когда будут звонить.
— Ларс, — голос жалобный, телефон на руке.
Восемь вызовов без ответа, все от Ларса Юханссона. Пять вчера, первый сразу после того, как я выключила, остальные позже, а три уже сегодня с шести утра.
Ларс усмехается:
— Вот именно, я у дома с шести утра, думал, с тобой что-то случилось или просто не хочешь меня видеть.
— Хочу…
— Как грудь? — В его голосе еще есть нотки бешенства.
— Нормально. Я даже не пила обезболивающее.
— Терпела?
— Да нет, не так уж больно.
— Дай посмотрю.
Он отправляется в ванную мыть руки, потом внимательно осматривает мои пострадавшие соски, меняет компресс, довольно кивает:
— Хорошо.
Я млею, кажется, обошлось. Ну что за бестолочь, выключила мобильник в офисе и забыла о том, что выключила. И вдруг…
— Я тебе, кажется, сказал, чтобы ты и шага не смела делать из дома. Но не успел уехать, как ты нарушила приказ. Куда ты ходила?
— Ты за мной следишь?!
Я больше ужаснулась тому, что он мог узнать об Анне и Оле, чем тому, что действительно за мной следит.
— Больно нужно! Николас тебя увидел, он ездил к тому-то на Йотгатан. Позвонил и сказал, что ты шляешься по улице.
— Вот ябеда.
И вдруг до меня доходит:
— Он так и сказал, что я шляюсь?
Ларс смеется:
— Нет, конечно, сказал, что ты на улице, несмотря на мороз. Так где ты была, у любовника?
— У подружки…
— Э-эх! Ума палата, а побежала хвастать колечками в груди, как папуас новым кольцом в носу.
Он смеется, и мне становится легче.
— Я не хвастала.
— Это не избавит тебя от наказания. На сей раз будет уже не поощрение, а действительно наказание. И серьезное. Бессонную ночь и половину седой головы я тебе не прощу.
Я мысленно ужасаюсь и храбро пытаюсь урезонить строгого хозяина:
— Подумаешь, преступление — сбегала к подружке. Что же мне, теперь разрешения у тебя спрашивать, чтобы с подругами встречаться?
— Нет, но если я сказал сидеть дома, значит, надо сидеть дома. Сегодня вечером будет порка.
— Ларс!
— Да?
— У… у меня еще то не прошло!
Он хохочет:
— Врешь, все прошло. Выпорю по-настоящему, а за вранье добавлю. Дай запасные ключи от квартиры, чтобы мне не пришлось ломать дверь.
Я послушно киваю на столик у телефона. Он проходит по квартире, явно что-то прикидывая, берет ключи, возвращается ко мне и напоминает:
— Вечером выпорю. Готовься.
Обнадежил, называется.
До вечера не так много времени, особенно если не знаешь, во сколько эта экзекуция состоится. Я провожу день в полуобморочном состоянии. Наконец не выдерживаю и звоню Марте:
— Он намерен выпороть меня сегодня вечером.
Марта смеется:
— Переживешь.
— Ты думаешь? Кстати, меня видели, когда я ходила в офис.
— За это порка или просто так?
— За все, — сокрушенно вздыхаю я, Марта в ответ хохочет.
— Бедная девочка… Ее сегодня выпорют по-настоящему… Расслабься и получай удовольствие.
— Попробую…
Легко сказать, получай удовольствие! А если я просто боюсь? Боюсь и… жду этой экзекуции.
— Марта, неужели и правда можно получить удовольствие от порки?
— Это кто и как порет. Думаю, ты от рук Ларса получишь. Не переживай.
— А тебя много пороли? Только Оскар?
— Нет, но это длинная история. Оскар порет жестко, после него не посидишь, и рубцы долго не проходят.
— Я боюсь.
— Не трусь.
Вот и все успокоение.
Ларс приходит в восемь, но не открывает дверь своим ключом, а звонит.
— У тебя же есть ключ?
— Я взял его на всякий случай, но как воспитанный человек предпочитаю, чтобы хозяйка впустила меня сама. Я к тебе по делу.
— Только?
Я пытаюсь шутить, чтобы скрыть дрожь в коленках.
— Угу. Зато дело какое… Ты готова?
— Ларс…
— Значит, готова. Весь день боялась, и теперь поджилки трясутся. Это хорошо, острее будешь чувствовать. Пойдем.
Он закрывает дверь, моет руки, приносит в комнату большую сумку. Я с ужасом смотрю на это вместилище девайсов.
— У тебя есть лед в холодильнике? Принеси в какой-нибудь чашке.
Я покорно тащусь к холодильнику за льдом, ужасаясь сама себе. Что происходит? Ко мне пришел пусть и любимый мужчина, но с намерением выпороть, а я не просто покорно с этим соглашаюсь, но и создаю условия! Сказал бы кто неделю назад, плюнула бы в лицо. Нет, неделю назад уже не плюнула, а вот две — наверняка.
Ларс прекрасно видит мой страх, тихонько смеется:
— Замираешь от ужаса и желания? Раздевайся.
Я покорно расстегиваю джинсы, обзывая себя тряпкой.
— Знала же, что я приду! Все снимай, Линн, я должен видеть твое тело. Грудь обработаем потом.
Отвернувшись, я снимаю и трусики.
— И рубашку.
Она хоть создавала видимость прикрытия…
— Давай руки.
Но для этого нужно повернуться и я замираю. Следует более жесткое требование:
— Руки, Линн!
Он не смотрит на мой низ живота, и это несколько успокаивает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
