— Ты выяснил, кто это сделал? — спросил он.
— Нет, — честно признался Баор (врать шаману было бессмысленно и опасно), — стрелка так и не нашли. Но я приказал сохранить арбалетный болт, которым ранили рэма Джая. Мой шаман сказал, что он заинтересует тебя.
Баор протянул Райну сверток, и тот сразу же его развернул, с интересом рассматривая арбалетный болт, лежавший у него на ладони. На первый взгляд в нем не было ничего необычного: прочное древко, отточенный наконечник (подозрительно блестящий, без единого пятнышка крови). Но Райн держал его слишком уж осторожно, и рассматривал он его подозрительно долго (явно видел что-то большее, чем простое оружие).
— Да, он мне пригодится, — согласился степняк, тщательно заворачивая болт в кусок ткани, так чтобы даже ненароком к нему не прикоснуться.
— Мои воины продолжают поиски, — сообщил Баор.
— Вряд ли они что-нибудь найдут, — пожал плечами посланник хагана, а потом повернулся к Джаю, — тебе повезло. Целитель, который тебя лечил, совершил чудо. После такого не выживают.
Юноша только пожал плечами в ответ. Он не хотел рассказывать ни Райну, ни Баору о Натаэле. Правда, и сам не знал почему (скорее всего, сработала выработанная годами привычка: сообщать только ту информацию, которая необходима).
Потом степняки еще долго обсуждали другие дела. Но молодой лорд только краем уха слушал их разговор. Вникать в детали все равно не было смысла. Он так задумался, что когда Райн то ли в шутку то ли в серьез задал ему какой-то вопрос об устройстве Караша, ответил на него почти автоматически. И только потом сообразил, что только что полностью раскритиковал систему внутренней безопасности города. Кажется, он говорил долго. Потому что остановился только, когда заметил легкую панику во взгляде Баора. Райн тоже смотрел на юношу с явным удивлением, а потом озадаченно хмыкнул:
— Пожалуй, ты найдешь общий язык с Трианом…
Джай ничего не ответил, только заметил, как затравленно посмотрел на Райна Баор. И ему даже стало любопытно, что же это был за таинственный Триан, если от одного упоминания его имени рэм Караша терял последние капли уверенности в себе.
Прощание с Баором вышло быстрым и каким-то скомканным. Чувствовалось, что собеседникам не терпелось избавиться друг от друга. Поэтому, как только с традиционным обменом любезностей между посланником хагана и хозяином дома было покончено (Джай ограничился только прощальным поклоном), они, наконец, покинули дом Баора.
Небольшая заминка вышла только с Шеони, которую Джаю совсем не хотелось забирать из дома ее отца. На что он прозрачно намекнул Баору. Но ему хватило одного взгляда на побагровевшее от гнева лицо степняка, чтобы понять, что такого оскорбления степняк не потерпит. Поэтому пришлось забирать девочку с собой (еще не хватало, чтобы разъяренный Рэм отыгрался на ней).
Райна дожидались два воина-степняка. Здесь же были и все воины Джая. Чуть в стороне от них стояла Шеони. Маленькая фигурка, с головы до ног закутанная в бесформенные покрывала. Она испуганно прижимала к груди небольшой узелок (не много же вещей у нее набралось). Увидев своего господина, девочка тут же подбежала к нему и спряталась у него за спиной. В ее глазах не было ни капли доверия (они слишком мало были знакомы, чтобы она научилась ему доверять), только страх и выработанная годами привычка послушно исполнять приказы того, кто имел право их отдавать. Наверное, нужно было ее успокоить. Но юноша отвлекся на воинов своего отряда. Степняки были обеспокоены, хотя и старались не подавать виду. Но вот они заметили его, и юноша с удивлением отметил, как перестает нервно теребить поводья Хор. Как расслабляются сведенные напряжением плечи Зима, и холодная решимость в его глазах сменяется удовлетворенным спокойствием. Как едва заметно улыбается одними уголками губ Лиам, соскакивая с лошади. Степняк коротко поклонился, немного обеспокоено осматривая юношу с головы до ног.
— Я жив, — произнес Джай, заметив его взгляд.
Лиам улыбнулся в ответ, а потом вопросительно посмотрел на Шеони.
— Это подарок рэма Баора, — произнес молодой лорд.
Если такой ответ и удивил степняка, то он не подал виду. Только кивнул Хору, чтобы тот подвел лошадь Джая. Наблюдавший эту картину Райн сдавленно хмыкнул (сын герцога стоял к нему достаточно близко, чтобы услышать это). Но уже через мгновение оказалось, что главное представление на этот день было еще впереди. А устроил его, как это ни странно, Лар.
Прежде чем Джай перехватил поводья, эльф подошел к нему этой своей стремительной и совершенно неслышной походкой (словно подкрался), а потом опустился перед юношей на колено, протягивая ему его гайны. Он двигался легко и быстро, словно оттачивал это движение годами. Вот его колено мягко толкнулось в дорожную пыль. Спина, как и полагалось, была выпрямлена, а руки поднялись на строго необходимую высоту. Он наклонил голову так, чтобы видеть только носки сапог стоявшего перед ним лорда. Вся его поза выражала абсолютную покорность и готовность выполнить приказ. Как и полагалось рабу приветствовать хозяина.
Джай почувствовал себя униженным, как никогда. Но он понимал, что любое произнесенное им слово или поступок, только еще раз убедят эльфа в его правоте. И только поэтому ему удалось сдержаться. Юноша не сразу заметил, как дрожали руки Лара, и вовсе не под тяжестью его клинков. Но стоило Джаю осознать это, как чужие эмоции захлестнули его (проклятый поводок, наконец, дал о себе знать). Его просто накрыло волной испепеляющей ярости эльфа. Тот был взбешен настолько, что почти ничего не видел перед собой — весь мир для него окрасился в багровые и алые тона, среди которых черным пятном выделялась только одна фигура — его хозяин.
Джай понимал, почему злился Лар. Ведь он сам разрушил разделявший их сознания барьер, отдал ему прямой приказ, ясно указав ему на его положение. Поэтому эльф стал вести себя соответственно- так, как он умел (его очень долго этому учили — и кому как не Джаю было знать об этом). Ведь бунтовать можно было даже так — на коленях и с низко опущенной головой.
Стараясь разобраться в хаосе чужих эмоций, Джай неожиданно понял, что как это ни странно, Лар вовсе не ненавидел его. Эльф злился, чувствовал себя униженным, оскорбленным до глубины души, но все-таки не ненавидел. И осознание этого придало сыну герцога сил. Настолько, что он даже смог вырваться из плена чужих воспоминаний, мысленно отгородившись от них. Он забрал у Лара гайны, а когда тот, как и полагалось, замер на месте, ожидая разрешения подняться, Джай сказал ему только одно слово (то, которое должен был сказать):
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
