сир, – ответил Мюко. – Его не было в шестом секторе ни до, ни во время битвы.
Фуке снова замолчал и стал барабанить пальцами по столику. Геркулес сидел выпрямившись, будто свой же кол проглотил. Принц-консорт вздохнул и заговорил:
– Значит, кто-то знал, что колдун не один. Цейтлих знал; возможно, знал и Массю. Но никому не сказали. Один колдун прорывается на юг, причем чуть ли не парадным строем, а мои храбрые полковники радостно клюют на эту наживку, открывая север для бегства второго. Странные колдуны, очень, очень странные… Это ошибка или это заговор? А, Мюко? А может, ты тоже заговорщик?
– Сир, ваше высочество, сир…
– Тихо, – сказал Фуке. – Заодно ты с ними или нет, уже неважно. Цейтлих скоро узнает, что ты был у меня. Но он не узнает, о чем мы говорили. Пока он не узнает точно, ты будешь жить. Понял?
– Да, сир, я никому…
– Да погоди ты! – Фуке двинулся вперёд и уставился Геркулесу прямо в глаза. – Ты мне нравишься, парень. Ты умный. С кольями у тебя отлично вышло, хоть тебе и повезло, что колдун выскочил прямо на тебя. Выйди он чуть в стороне, дело бы пошло совсем по-другому, верно?
Геркулес сделал вид, что поразмыслил, и быстро кивнул.
– Стало быть, ты ещё и везучий. Мне нравятся умные и везучие. – Принц-консорт достал планшет, вынул оттуда лист гербовой бумаги и начал писать. Писал он недолго, затем положил перо поперек листа и сказал:
– Иностранный легион хорош. Я это знаю получше многих. Но ему тоже нужны те, кто будет за ним присматривать. Понимаешь, осуждённый?
Мюко покачал головой.
– Нет, сир.
Фуке придвинулся ещё ближе и, тыча пальцем в колено Геркулесу в такт словам, заговорил:
– Мы идём в Британию. Туда сбежал второй колдун, там у них последнее гнездо, и они похитили известную актрису. Ты будешь по-прежнему под командой Цейтлиха, актрису мы спасём, колдунов и всех, кто случится рядом, убьём. Такой план, Цейтлих о нём знает. А теперь то, о чём он не узнает. Следи за ним, осуждённый. Следи внимательно, но так, чтобы не вызвать подозрения. Будь осторожен, парень, он очень опытная сволочь. Если только увидишь, что он затеял бунт, или задумал что-то против меня, против короны, против Альянде – выходи из подчинения. Ясно?
– Ясно, – тихо сказал Геркулес. Ему было страшно.
– Если не дашь себя убить, будешь служить в моей гвардии.
– Сир?
– Внутренняя гвардия, – одними губами произнёс Фуке. – Легардинтерн.
– Сир, – выдохнул Геркулес. Страх превратился в восторг: неясные, но грандиозные и ослепительные перспективы сжали его грудь и отняли на секунду дыхание. Он некстати вспомнил все дикие слухи, что ходили про личную гвардию Фуке: что при вступлении бойцы объявлялись мёртвыми, или давали обет молчания, а ещё – что надо было вырвать себе правый глаз в знак полной верности, а вместо него носить повязку, скрывающую камень особой огранки…
Принц-консорт некоторое время смотрел на него оценивающе, затем поставил подпись на бумаге, полез в карман, вынул большой перстень-печатку и плоскую баночку с красным воском, размял его пальцами, налепил снизу на лист угла и поставил оттиск.
– Только в самом крайнем случае, – кривя губы, раздельно сказал он и протянул бумагу Геркулесу. Мюко бумагу взял, но принц-консорт задержал её на секунду и повторил: – В самом крайнем, ты понял меня, временно освобождённый Мюко?
Геркулес схватил листок и жадно прочитал его; лицо у него стало таким, будто его ударили. Он поднял затуманенный взор на Фуке и внезапно рухнул ему в ноги, едва не свернув хлипкий столик.
– Спасибо! Спасибо, ваше высочество! Спасибо!
…Часовые, стоящие у штаба, видели, как из мобиля вышел Мюко в сопровождении принца-консорта, видели, что конвоиры послушно откозыряли его высочеству и удалились, и что Мюко, одетый в форму без знаков различия, пошёл без конвоя в сторону своего батальона. Они были легионеры, матёрые волки Шестой ударной, прошедшие не одну кампанию, и смотрели на осуждённого из батдафа, который счастливо избежал смерти, с откровенным презрением, и только когда Геркулес исчез за деревьями в лесу, некоторые из них осознали, что с точно таким же презрением этот щенок смотрел и на них.
9
«Фуксия» и «Сельдь» остановились плавно, содрогнувшись, будто лошади, и замерли. Аслан и Жак выскочили наружу и стали рассматривать что-то под ногами. Питер потянулся и неспешно вылез вслед за ними, уверенный, что это розыгрыш.
И ошибся.
Кто-то переходил дорогу, сказал Жак. Какое-то стадо, наверное, коровы. Бывают же такие, особо крупные коровы? Вот, это они. Да, да, сердечно поддакнул Аслан, коровы с когтями, передвигающиеся прыжками. Новая порода, специально для здешних мест. Удобно! Не надо охранять их от хищников, наоборот – они сами тебе нет-нет, да и принесут зайчика-другого. Молоко опять же. Может быть, это медведь, сказал Питер, присев над изрытой следами землёй, а почему следов много – а это он просто ходил туда и сюда. Так сказать, почему бы отдельно взятому очень крупному медведю не побегать через дорогу от вон того холма до вон того леса… И обратно. Раз двадцать. Или даже целому семейству особо крупных медведей, в рамках брачных игр. Или что у них тут в Британии бывает осенью.
– Это не медведь, – раздался голос Прелати. В нём не было обычной для старухи язвительности, а было нечто другое, и Питер не сразу понял, что это страх. – Это гримдож. Много гримдожей.
– Грим-чего-чего? – переспросил Жак.
– Пёс черный, гримдож, баргест, – пояснила Прелати, оглядываясь. – Много имён, суть одна. Вон там (она указала направо от дороги, на север) Гримпен, болота. Они приходят оттуда и уходят туда. К морю.
С этими словами она указала в противоположном направлении.
– Баргесты, это же сказки, – сказал Жак.
– Живые мертвецы тоже сказки? – спросил Питер.
– Аналогия, – поморщился финансист. – Ты деградируешь ещё стремительнее, чем я думал.
Питер энергично покивал и ничего не ответил.
– Я слышал о таких, – сказал Аслан.
Все повернулись к нему.
– О каких – таких? – осведомился Жак. – Которые деградируют стремительно?
– О баргестах, – терпеливо пояснил эвакуатор. – Лет десять назад в Аквитании один баргест вырезал целую рыбацкую деревню.
– Как его убили? – спросила Прелати. – Если убили.
– Его заманили в засохший колодец и завалили камнями. Наверное, он подох. Проверять никто не полез.
– Первый подвиг Оливера? – Жак прищурился. – Лорда-протектора?
– Он самый, – подтвердил Аслан. – После этого он и основал службу королевской эвакуации.
Мусульманин полез в карман и вытащил оттуда свой шеврон.
– Смотрите, – сказал он. – Что это, по-вашему?
– Твой шеврон, – недоуменно сказал Жак. – Эвакуаторский.
– Нет, – терпеливо сказал Аслан. – Что на нём изображено?
– Крест, молния
