— Вот это самое сложное, — Максвелл усмехается, — я склонен полагать, что здесь вмешался случай. Вербовка в подобные организации мало похожа на вселенский заговор. Обычно все проще: милый разговор с такими же одаренными, как и ты сам, дружеское плечо, теплая компания… Последователи порядков темных веков редко выглядят страшными чудовищами, предпочитая быть ими по сути. В общем, Вальтц втянулся. И немалую роль в этом сыграл еще один человек.
Думать долго не приходится — ответ срывается с моих губ будто сам собой:
— Лавиния?
— Она. Они познакомились на одном из королевских приемов и есть у меня подозрение, что именно она и послужила причиной тому, что уже через мизерное время Лавджой душой и телом был предан убеждениям темных веков. Но, поскольку я обязн верить фактам, то сомнению не поддается только то, что Лавиния занималась вербовкой новых членов организации.
— Значит, любовь?
— Скорее, помешательство. Их с Вальтцем отношения развивались стремительно, уже через несколько месяцев они обвенчались, а всего через полгода на свет появился их первенец. После этого новоиспеченная миссис Лавджой засела дома и, видимо, за пару лет так истосковалась по столичной жизни и порядкам двора, что напрочь забыла, что она замужем.
— Она изменяла мужу, — утвердительно киваю.
— И список ее контактов был внушительным, — хмкрится, точно осуждая, Риндан, — и самое интересное, что Вальтц не верил в это, несмотря на то, что все происходило у него под носом. Не верил, не хотел верить — даже не знаю. Но однажды все изменилось.
Он замолкает и я даже слышу, как внизу, на первом этаже, Адель звенит посудой.
— Я тогда приехал в столицу по делу, — тихо, точно делясь сокровенным, сообщает Риндан, — видимо, привлек внимание миссис Лавджой, потому что на следующий день она пришла ко мне на прием. Говорила, что у нее есть информация по делу о взрыве лаборатории, — он выразительно хмыкает, будто вкладывая в этот хмык все свое отношение к Лавинии, — собственно, мне ничего не оставалось, кроме как допросить ее.
— Допросил? — мне стоит диких усилий сдержаться и не продемонстрировать свою осведомленность.
Но это не прокатывает.
— Да. Три раза подряд.
Говоря это, он не сводит с меня глаз и, понимая, что все тайное стало явным, я краснею, как рак. Кажется, отчет друга Ирмиса стал достоянием общественности. Ох и неудобно получилось…
— Кто тебе передал информацию обо мне? — мягко интересуется Максвелл, а его пальцы касаются моего подбородка и вынуждают посмотреть на него, — Джо? Ирмис? Вальтц? Кто?
— Я не скажу, — и, выпутавшись из крепкой хватки, я отползаю к стенке, — Риндан, ну что мне было делать? Ты ничего не рассказывал, а мне нужна была информация. Ну и копала… как могла.
Максвелл некоторое время смотрит на меня и, кажется, я вижу в его глазах отблеск восхищения.
— Потрясающие информаторы! — наконец выдает он, — подняли с такого дна, что даже я не догадывался о том, что эти документы ещё существуют!
— Значит, ты копался в моих бумагах, — решаю идти в ответную атаку я, — а мне, выходит, нельзя?
Кажется, я говорю лишнее, потому что уже в следующий момент слышу хриплый смех. Максвелл смеется — но даже сейчас я слышу легкую нотку грусти в его голосе.
— Мейделин, радость моя, — шепчет он, — мне даже в бумагах копаться не нужно — все написано у тебя на лице.
В ответ я хмурюсь, грозно фыркаю и набрасываю на ноги одеяло.
— Что там с Лавинией?
— Ничего. Сейчас ей займется королевская комиссия дознания и, если у них все получится, у нее мизерные шансы отвертеться.
— А дети? — решаю все-таки уточнить я.
— Домашний арест в любом случае никто не отменял, — поджимает губы Риндан, — но роль Лавинии на этом закончена не была, — добавляет он несколько мгновений спустя, — именно она обеспечивала Лавджою алиби во время других диверсий. А вот прикрывал Вальтца другой человек.
— Алвис.
— Бедняга Элинор не знал, что был всего лишь разменной монетах в играх Вальтца. На тот момент его вес в организации был ощутим — он получил право голоса, а благодаря своим знаниям — безграничный кредит доверия. И, я думаю, они в итоге достали бы кардинала, если бы не неверность Лавинии. После нашего с ней громкого диалога и воцарившейся вокруг него шумихи Лавджой словно с цепи сорвался — я думаю, у него просто не выдержали нервы. И он вышел из под контроля.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вопрос задать я не успеваю — ответ на него приходит сам собой.
— По какой-то причине Вальтц решил действовать по собственной инициативе. Cледующие три взрыва можно назвать его чудовищной импровизацией. Он будто бы экспериментировал, модернизируя заклинание, которое использовал.
— Он и экспериментировал, — я тут же вспоминаю слова Лавджоя в старом хранилище, — подбирал мощность для своего “Иерихона”.
— Так или иначе, это было лишним. Своим поведением он подложил свинью всей организации, которая оказалась на грани разоблачения. Поэтому они приняли единственное возможное решение из всех — затаиться. Легли на дно и воцарилась тишина.
— Обманчивое ощущение, — я ежусь, будто от холодного ветра.
— Ты права. Но, признаюсь, им почти удалось достичь своей цели.
— Ты о чем?
— Три года от них не было ни слуху, ни душу. Ни малейшей зацепки. Расследование встало и мне все чаще предлагали — вначале мельком, а затем все настойчивее — сдать дело в архив. Но было одно “но”…
Я все-таки поворачиваюсь к нему. Риндан не смотрит на меня — его взгляд направлен в стену.
— На тот момент я смог установить тот факт, что Алвис был рядом с местами взрывов в нужное время. У меня были подозрения, но доказательств — никаких. Я сделал единственное, что мог — установил за ним наблюдение.
— И если бы дело оказалось в архиве, наблюдение бы сняли, — киваю.
— И я бы лишился последней ниточки, — подхватывает Максвелл, — я не мог так рисковать, Мейделин.
— И ты решился на провокацию?
— Именно. Правда, я не знал, кого промоцирую на самом деле.
Мужчина замолкает. У меня тоже нет желания что-то говорить — и я просто поглаживаю сухую ладонь.
— Идея пригласить кардинала принадлежала Вальтцу.
Мужской голос неожиданно резко звучит в тишине комнаты и я вздрагиваю, уставившись на инквизитора. Но тот лишь грустно улыбается.
— Ты представляешь, что было бы, если бы я действительно его вызвал?
— А почему ты его не пригласил?
— Не люблю лишних телодвижений, — и Максвелл как-то нервно дергает уголком рта, — подумал: и так много всего сделано, только этого еще не хватало. И создал видимость — благо, у меня были нужные знакомые.
— Вроде художника-карикатуриста? — фыркаю.
— Да, — и Риндан наконец-то коротко улыбается, — ну а дальше…
— Дальше я знаю.
Продолжать не хочется — и, повинуясь приглашающему жесту, я перебираюсь на мужские колени. Стул предательски скрипит и Максвелл реагирует тут же — подхватив меня, пересаживается на кровать. Теперь скрипит уже она — и мы тихо смеемся в унисон.
— Подожди, а что с Алвисом? — внезапно доходит до меня, — и с Вермейером?
Смех из комнаты как ветром уносит.
— До недавнего времени Элинор был уверен, что по просьбе Вальтца ездит передавать документы организации. Собственно, он и заговорил сразу после того, как узнал об истинной цели своих передвижений.
— Какой?
— Лавджой использовал его как ширму — наверное, чувствовал, что рано или поздно могут возникнуть вопросы. И в то время, как Алвис ездил в командировку… точнее, думал, что ездил, Вальтц прибывал в тот же город инкогнито, делал свое дело, производил необходимые расчеты и скрывался под шумок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— И все подозрения падали на Алвиса… — тихо заканчиваю я.
— Абсолютно все. Собственно, поэтому я до последнего подозревал именно его. Да и касательно Лаержа у меня были соображения — ведь, если Лавджой действительно собрался на покой, то для благополучной и тихой жизни ему всего лишь требовалось закончить историю великого злодея, образ которого он так тщательно выстраивал.
