Энджело быстро взглянул на сидящих мафиозо. Фастино с потемневшим от гнева лицом смотрел в широкую удаляющуюся спину Доминика. Кретин Таталья удивленно соображал, что же произошло. До него, похоже, еще не дошло, что минуту назад из-за его идиотского выступления была объявлена война. И не просто война, а между всеми кланами Нью-Йорка.
Кунео, недобро ухмыляясь, прикуривал сигарету. Борзини смотрел куда-то за стеклянную витрину.
Да, подумал Энджело, то, что случилось — уже случилось. Скоро появятся первые жертвы. Возможны ли какие-то варианты, чтобы не допустить войны? Доминик не пойдет на примирение. Значит, инициатива должна исходить по крайней мере от трех семей. Таталья можно не считать. Их клан слишком слаб, чтобы идти против четырех кланов. Но им всем нанесено слишком серьезное оскорбление. Конечно, проблема была бы решена без труда, если бы… Доминик скончался. Войны можно избежать.
Он встал и молча пошел следом за боссом к дверям.
Понимают ли они это? Скорее всего, да. Выгодна ли война Фастино, Борзини или Кунео? Нет. Конечно, нет. Хотя они, объединив свои усилия, способны на боевые действия. Прицци придется тяжело, если они все-таки решатся воевать. Но для них куда выгоднее убить Доминика, устранив тем самым источник обиды и противодействия в общем деле. Возможно, новый босс окажется менее вспыльчивым и более умным.
Как это ни странно, но то же самое выгодно и Прицци. Если бы против них был лишь один из кланов… Но они все вместе. Соотношение сил не в пользу Прицци, и дело вполне может закончиться их поражением… Черт побери, ситуация — хуже специально не придумаешь!
Они вышли из ресторанчика и направились к «Континенталю», припаркованному в десяти ярдах от входа. Трое парней из зала и еще несколько, дожидавшихся на улице, шагали следом, озираясь по сторонам. Им было известно содержание разговора, и вполне понятно, что они опасались выстрелов в спину.
Энджело покосился на все еще кипящего босса.
— Это война, Доминик, — спокойно констатировал он.
— Пошли они к такой-то матери, — осклабился Доминик. — У них кишка тонка воевать против нас…
… В ту минуту, когда Доминик движением руки «перерезал» шеи представителям четырех семей Нью-Йорка, Чарли Портено, придвинув стул, сел за стол вместе с доном Коррадо Прицци.
Ужин не был роскошным, однако Чарли понимал: его позвали не ради еды. Точнее, не только ради еды. Отсутствие Айрин беспокоило его, и хотя Крестный Отец объяснил, что она на несколько дней улетела в Лос-Анджелес по его, Коррадо, личной и очень деликатной просьбе, Чарли не стал спокойнее. Он пытался дозвониться ей домой, но срабатывал автосекретарь, механически извещавший, что Айрин нет дома. И это тоже было странно.
Но беспокойство его достигло пика, когда дон позвонил днем и пригласил к себе на ужин. Обычно ужинали они в присутствии Эдуардо, и данный звонок мог означать только одно: Коррадо хочет о чем-то поговорить с крестником с глазу на глаз. Чарли был в курсе возникших в последнее время проблем с полицией, и у него создалось ощущение, что разговор пойдет именно на эту тему. При этом он не видел выхода из сложившейся ситуации. Можно было бы попробовать дать большую взятку, но подобный вариант, простой на словах, выглядел, честно говоря, едва ли осуществимым. С другой стороны, Чарли понимал этого полицейского капитана. Если бы кто-нибудь попытайся убить Айрин — да что попытался, если бы посмели хотя бы подумать об этом! — он, Чарли, не задумываясь ни на секунду, прикончил бы мерзавца. Удавил бы собственными руками.
Но разве полиции есть дело до этого? Зато семье Прицци, как и другим семьям Нью-Йорка, есть, и самое прямое. Ведь именно из-за нее заварилась вся эта каша. Точнее, из-за того, что какая-то… женщина нажала не на ту кнопку! Будь она хоть трижды любимая, красивая, замечательная, все равно умудрилась нажать не на ту кнопку, мать ее! Она подставила Айрин! ПОДСТАВИЛА!
И что же было делать? Отпустить эту миссис Холбейт. чтобы она быстренько позвонила копам? Или извиниться и сделать вид, что парень с дырой между глаз просто прилег отдохнуть? Ну, что? Айрин поступила так, как поступил бы на ее месте любой здравомыслящий человек. Но, черт побери, если он, Чарли Портено, видит какой-нибудь выход из создавшегося положения!
Пойдя в кабинет Прицци, Чарли непроизвольно подобрался, готовясь встретить упреки, хорошо завуалированные отеческим тоном, но от этого не перестающие быть упреками. Он не видел, что можно возразить, кроме: «это случайность». Однако Коррадо повел себя несколько иначе, чем немного успокоил Портено. Радушно улыбаясь — настолько, насколько он вообще умел это делать — дон протянул Чарли руку, и тот, почтительно поклонившись, поцеловал ее. дон Коррадо Прицци очень уважал обычаи и традиции.
— Здравствуй, Чарли.
— Здравствуйте, крестный отец.
— Я рад, что ты нашел пару минут, чтобы навестить меня.
Он был абсолютно искренен в проявлении родственных чувств. Чарли помнил свое детство. В нем Коррадо Прицци всегда был рядом, как Мандрейк-волшебник[15]. Похоже, всю жизнь, с того самого момента, когда Портено-младший первый раз открыл глаза, дон оберегал его. Зримо или незримо, но он постоянно следил за своим крестным сыном.
Чарли улыбнулся в ответ. В это мгновение ему вдруг показалось, что ничего не произойдет. Ничего просто не может произойти, пока рядом есть Крестный Отец.
— Спасибо, крестный, — ответил он. — Я и сам рад, что вновь пришел в ваш дом.
Коррадо Прицци закивал.
— Пойдем в столовую. Энимей приготовила отличный ужин. Я знаю, ты любишь домашнюю еду.
— Да, — Чарли кивнул. — Это святая правда.
— Угу. — Коррадо засмеялся. Смех этот был мелким, дребезжащим, словно в горле дона сломалась какая-то пружина и теперь обломанные кончики цепляются друг за друга. А еще этот смех был тихим, почти неслышным.
Глядя на Коррадо не без удивления, Чарли вдруг ощутил какие-то неприятные флюиды. Нет, это не было сработавшим чувством опасности, не было и внезапно поднявшейся в душе антипатией. Больше всего это напоминало брезгливое омерзение, какое испытываешь, увидев злобного карлика, потирающего ладошки.
Точно, — подумал он. — Сейчас дон с тихим сухим шелестом потрет ладонь о ладонь, словно намыливая их.
Чарли ошибся. Дон не стал тереть руки.
— Да, да. Твой отец любит домашнюю еду. Ты тоже любишь…
Они вошли в столовую. Красного дерева стол, покрытый белой скатертью, стоял точно в центре устилающего пол персидского ковра. Никаких излишеств, только тарелки китайского фарфора и столовые приборы из серебра. В глубокой супнице исходил паром куриный бульон, приправленный вермишелью.
— Садись, — дон указал Чарли на один из стульев. — Ты уже знаешь о наших проблемах, возникших из-за Филаджи?
— Да, конечно, — Чарли помог сесть Коррадо и только после этого занял предложенное ему место. — Padrino, крестный, я никогда ничего подобного не видел. Случайно женщина нажала не на ту кнопку, и дверь лифта открывается как раз в тот момент, когда второй человек «убирает» охранника Филаджи. Представляете? Она видит все, и приходится ее «убрать» тоже. И такое невезение — жена полицейского.
Коррадо кивнул. Подошедшая бесшумно Энимей наполнила их тарелки дымящимся супом.
Жена дона ходила по особняку как тень. Коррадо не обращал на нее внимания, словно Энимей, действительно, была не более чем служанкой. Такое отношение удивляло Чарли, однако он не имел в этом доме права голоса в подобных вопросах. Обычаи Сицилии, впитанные в кровь с детства, чтились старшим поколением.
Дон заправил салфетку за воротник рубашки, взял ложку, зачерпнул бульон и с аппетитом отправил в рот.
— Я знаю, вы действовали по обстоятельствам. Но я не хочу обсуждать этот вопрос. Проблема в другом, — он съел еще пару ложек супа, прежде чем продолжил. — У тебя хорошая, умная голова на плечах, поэтому-то я и пригласил тебя сюда сегодня. Доминик уже немолод. По крайней мере, боссы остальных семей гораздо моложе, а значит, мобильнее, сообразительнее. Человек к старости накапливает опыт, но теряет ум, — дон засмеялся. — Я тоже, как ты понимаешь, не могу давать советы вечно. Нам нужен новый босс. Молодой, сильный и умный. Сочетающий опыт и хитрость.
Чарли замер, настороженно глядя на Крестного Отца.
— Теперь, когда Мейроуз вернулась в семью и сможет присмотреть за Домиником, я думаю, что ему лучше отправиться в Лас-Вегас, на покой. А тебе стать боссом.
— Я потерял дар речи, крестный… — он, действительно, не знал, что сказать. — Это такая честь… Она превзошла мои самые смелые надежды. Как я могу отблагодарить вас?
— Ну, не стоит благодарности, Чарли, — усмехнулся Коррадо. — Я ведь забочусь о будущем семьи. Только… Вот что. Пока это должно оставаться между нами. Даже отцу не говори.
