– О-о-о, так у рецепта есть история? – воодушевилась Келли. – Так это еще интереснее. Такие истории всегда привлекают внимание читателей.
Она бросила взгляд на часы.
– Мне пора идти, – сказала она, вставая. – Мой издатель будет в тайском ресторане «Уайлд Джинжер» через полчаса.
Она нагнулась и потерла задник правой туфельки.
– Так мне и надо. Мне предстоит пройти пешком три квартала в центр города, а я вырядилась в новые туфли. У вас, случайно, не завалялся бэнд-эйд?
– Вы имеете в виду пластырь?
– Ну да.
Я сбегала в ванную комнату и вручила ей упаковку пластыря.
– Спасибо, – поблагодарила она.
– Вы такая смелая… Решились прийти ко мне, – сказала я, ничуть не лукавя. – Я бы никогда на это не осмелилась.
Келли понимающе посмотрела на меня.
– Я вас прекрасно понимаю. Вы ведь помните свою маленькую девочку, – сказала она, поднимая глаза к небу. И совсем тихо добавила: – Алекс мне все рассказал…
Я задумчиво посмотрела на нее.
– Мы же на все готовы ради счастья детей, и кому, как не вам, это знать.
Я заморгала, чтобы слезы, подступившие к глазам, не хлынули по щекам.
– Даже не знаю, что и сказать.
– А ничего и не надо говорить, – Келли тепло посмотрела на меня. – Идите и боритесь за своего мужчину.
Глава 34
Джим вернулся из полицейского участка в три часа ночи, один.
Я сидела на краю причала, пытаясь прийти в себя после разговора с Келли, и обернулась, когда услышала за спиной скрип досок под его ногами. Лодочная улица неуловимо начала меняться, я чувствовала это.
Он снял шляпу и прижал ее к груди.
– Привет, – нерешительно произнес он.
Я встала, не в силах сдержать слез.
– Где Джин, неужели они?..
– Его задержали для допроса.
– Джим, мне очень-очень жаль… Пожалуйста, поверьте, я не хотела…
Он поднял руку, делая знак, чтобы я замолчала.
– Нет-нет, – сказал он, глядя на озеро затуманенными покрасневшими глазами. – Это должно было случиться. Видели бы вы его в участке.
Он повернулся ко мне.
– Такое впечатление, что он сбросил со своих плеч невыносимое бремя.
Я представила, каково это – освободиться от тайной вины, которая, словно свинцовый жилет, ежечасно тянула его ко дну, и, странно, но почувствовала облегчение. Можно было не тревожиться за его душу, даже если Джину суждено провести недолгий остаток жизни за решеткой.
– Они собираются возбудить против него дело? – спросила я. Пенни, конечно, заслуживала справедливости, но мне было очень жаль больного измученного старика.
– Полицейский обещал, что они будут присматривать за ним, – сказал Джим, потирая лоб. – Они будут хорошо с ним обращаться.
Несколько минут мы оба молчали, и я пыталась представить, что Джим думает об этом странном месте, которое столько лет он считал своим домом.
– Что же будет дальше? – спросила я. – С Лодочной улицей… с вами?
Он отшвырнул ногой камешек, и тот с плеском упал в озеро. Я думала о том, что Пенни все еще живет здесь. В смутных воспоминаниях Джима, его вечной тоске…
– Думаю, отправлюсь в путешествие, – сказал он. – На «Каталине». В память о Пенни.
– Ей бы это понравилось, – сказала я с улыбкой. – И куда вы направитесь?
Джим глубоко вздохнул.
– Сначала на остров Каталина, а потом – куда глаза глядят. Туда, куда понесет меня ветер.
– Как красиво это звучит…
– По правде говоря, – продолжал он, – мне следовало бы совершить это путешествие еще много лет назад. Я просто беспокоился из-за матери с отцом и боялся, что…
– Поезжайте, – сказала я. – Я дам полицейским свой номер телефона на тот случай, если Джину что-нибудь понадобится. И, обещаю, мы с Алексом присмотрим за Наоми.
Мы с Алексом. Мне нравилось, как это звучит.
Джим поблагодарил меня и направился вверх по причалу по направлению к своему дому. Когда он скрылся из виду, я некоторое время стояла, глядя на доски под ногами, и вспоминала, что испытывала, когда впервые приехала сюда, как упала на колени и плакала, пока не осталось ни единой слезинки. Я думала о своей жизни, о жизни Пенни и об этом причале, который мы обе называли домом. Я наконец обрела свой дом.
Я подняла голову и увидела, что ко мне приближается Алекс. Рядом с ним вприпрыжку бежала Грэйси. На ней были розовые легинсы, серый свитерок и те самые прелестные лиловые угги, которые, несомненно, понравились бы Элле. Весь этот ансамбль дополнялся спасательным жилетом флуоресцентного желтого цвета, который надел на нее заботливый отец.
– Вот и отлично, – сказал Алекс, сжимая в руке ключи от машины. – Мы надеялись, что застанем тебя дома.
Я не могла налюбоваться очаровательным ребенком. Непослушные светлые кудряшки выбились из конского хвоста, а улыбка была такой же жизнерадостной и широкой, как и у Эллы.
– Здравствуй, милая, – сказала я, опускаясь на корточки рядом с ней.
– Ада, – сказала Грэйси, – а ты знаешь, что ты очень нравишься папе?
Алекс дернул ее за капюшон.
– Ну-ка, прекрати смущать своего старого папочку.
Грэйси рассмеялась и побежала вперед.
– А у меня был разговор с Келли, – сообщила я.
Он прищурился.
– Правда?
– Она дала мне свое благословение, – продолжала я. – Может показаться смешным, но мне это действительно было нужно. Мне надо было знать, что я не вторгаюсь в чужую жизнь. Когда речь идет о детях, это очень важно.
Он кивнул и обнял меня за талию.
– Ну, ты меня просто успокоила. А я-то думал, что она хочет сообщить тебе о моей нелюбви к домашним обязанностям, что, уверяю тебя, не совсем соответствует действительности.
Я улыбалась, глядя на Грэйси, и Алекс взял меня за руку.
– Я знаю, что у тебя скоро истекает срок аренды, – осторожно произнес он. – Что я должен сделать, чтобы ты осталась?
Я на мгновение отвела глаза. Это было большое искушение. Мне очень хотелось остаться. Я же обещала Джиму, что присмотрю за его родителями. Но на душе все же было неспокойно. Эту непреходящую печаль, возможно, придется носить в своем сердце всю жизнь. Если бы я могла избавиться от нее так же легко, как это сделал Джин, просто излив душу…
Алекс поцеловал мою руку.
– Что тебе мешает, Ада? Ты думаешь о нем?
О, Джеймс, могу ли я отдать свое сердце, свою жизнь кому-то, кроме тебя?
Дом Наоми и Джина находился слева, по соседству с моим. Я посмотрела на растущие в горшках цветы у ее порога. Зеленые побеги вьюнка – «утреннего сияния» – обвивали один из терракотовых горшков. Они были усеяны белыми цветами, которые я так полюбила здесь, на причале. Я подумала о Пенни. Что бы она сказала при виде хрупких цветов, что бы почувствовала?