и сожаление уходит, оставляя лишь след тоски в его глазах.
Я думаю, не слишком ли поздно исправлять ущерб, нанесенный этой дракой, но с его губ не слетает ни слова.
Слезы грозят хлынуть из моих глаз, но я сдерживаю их, не позволяя ему увидеть, как глубоко он меня ранил.
Я протискиваюсь мимо него и иду в свою комнату.
На этот раз он не останавливает меня.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
ЛЕОРА
Я проснулась, чувствуя себя измученной.
Слова Лукаса и моя ложь преследовали меня во сне.
Я должна сказать ему правду, но его слова все еще причиняют боль.
Поэтому, вместо того чтобы начать разговор, который нам необходимо провести, я решаю спуститься в кафе рядом с нашей квартирой, чтобы выпить кофе и что-нибудь сладкое, чтобы успокоить нервы перед тем, как снова начать разговор.
Когда я выхожу из своей комнаты, меня встречает Лукас, сидящий за кухонным островком и склонивший голову к потолку.
Он поворачивает ко мне лицо, и не похоже, что он много спал.
На его лице написано изнеможение и нотки раскаяния.
Наши глаза встречаются, и в воздухе повисает тяжелая тишина.
Его губы слегка приоткрыты, намекая на слова, которые он хочет сказать, но напряжение между нами заставляет его молчать.
Он знает, что я солгала; он сказал мне, что звонил Камилле, и она сказала ему, что меня с ней нет.
Я не права, что солгала, но его слова глубоко ранили меня, и мне нужно немного времени, чтобы начать разговор.
Но даже несмотря на это, видеть его таким — почти сломленным больно.
Это моя вина, что он не выспался.
Я виновата в том, что он расстроен, и чувство вины гложет меня.
— Я иду к Жан-Полю. Тебе что-нибудь нужно? — Спрашиваю я, протягивая руку.
Он обожает их pain au chocolat, и я ни за что на свете не смогу пойти туда, не купив ему один.
Он замирает, его спина становится твердой, а разбитый взгляд полностью исчезает.
— Что за Жан-Поль?
Ярость и намёк на что-то ещё, возможно, на властность, мерцают в его чёрных глазах.
— Прости? — Спрашиваю я, стараясь сохранить спокойный голос.
Ему требуется всего две секунды, чтобы подняться со стула и сократить расстояние между нами.
— Кто. Блядь. Такой. Жан. Поль?
Я невольно рассмеялась, не в силах сдержать себя.
Глаза Лукаса еще больше расширились, на его лице отразилось замешательство.
— Жан-Поль, — я делаю ударение на «а»— это название кафетерия на соседней улице.
Он ничуть не успокаивается.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но он догоняет меня и разворачивает к себе, его рука нежно обхватывает мой бицепс.
Его глаза все еще горят от гнева, а грудь вздымается с каждым вздохом.
— Я не верю тебе, Леора. — Рычит он, его голос мрачен.
Я не думала, что это возможно, но сегодня он еще более разъярен.
— Где ты была вчера?
Его смена темы застала меня врасплох.
— Я же сказала, что работала и потеряла счет времени.
— Давай попробуем еще раз. — Бросает он вызов. — Где ты была вчера, Леора?
Мое имя на его языке звучит как угроза, как обещание чего-то восхитительно опасного.
— На этот раз правду. — Настаивает он, голос низкий и угрожающий, делая несколько шагов ко мне, заставляя меня отступать назад, пока моя спина не сталкивается с чем-то твердым.
Его руки прижимают меня к стене.
Его тело прижимается ближе, вровень с моим, не давая сосредоточиться ни на чем, кроме него.
Или на его запахе.
Почему он так чертовски хорошо пахнет?
Я не могу ясно мыслить, когда он так близко, его запах окружает меня и поглощает.
Он пахнет как мужчина, принявший свою мужественность, манящая смесь земли и нетронутой природы.
— Кто поставил тебе этот синяк?
Его взгляд опускается к моему запястью, палец следует за его пальцами. Он нежно поглаживает след, отчего по коже бегут мурашки.
— Я… я ударилась о стол. Ничего страшного. — Говорю я, чувствуя, как пылают мои щеки.
Я вижу разочарование в его глазах, и это заставляет меня чувствовать себя невероятно виноватой.
— Стол, да? Я не знаю, за кого ты меня принимаешь, Леора, но, если я хочу что-то выяснить, я это сделаю.
Кровь отливает от моего лица, пока я пытаюсь найти нужные слова. Но, прежде чем я успеваю попытаться объясниться, он продолжает говорить.
— Я знаю, где ты была вчера. Ты ходила к своему бывшему.
Мои глаза расширяются, когда я слышу обвинение в его голосе. Как он мог узнать? Я была осторожна, но, похоже, Лукас был на шаг впереди меня. Я открываю рот, чтобы заговорить, но слова не выходят. Оказавшись в тишине, я пытаюсь найти объяснение, которое могло бы исправить уже нанесенный ущерб.
— Не пытайся лгать мне, Леора. — Прорычал он, устремив на меня суровый взгляд. — У меня везде есть глаза и уши.
Я пытаюсь придумать объяснение, но понимаю, что это бесполезно.
Я вижу гнев и боль, скрытые за его словами, и я ломаюсь.
Я делаю то, что должна была сделать вчера, — признаюсь.
— Я встретила его только потому, что он появился здесь, ни с того ни с сего. Я должна была сказать ему, чтобы он оставил меня в покое и жил дальше.
— Ты солгала мне.
Тело Лукаса все еще прижато к моему, и я чувствую каждый твердый выступ его торса на своем.
— Мне жаль. — Бормочу я.
Его взгляд возвращается к синяку на моей руке.
— Я в порядке, Лукас. Это просто синяк.
— Нет, он причинил тебе боль, и, если бы этот трус не уехал вчера из страны, я бы тоже причинил ему боль.
Его руки сжимаются в кулаки на стене, а в глазах чувствуется гнев.
Я не могу поверить своим ушам: зачем он это сделал? Зачем ему преследовать Джона?
Честно говоря, я рада, что Джон уехал из Франции. Несмотря на то, что он причинил мне много боли, не думаю, что моя совесть выдержит, если Лукас причинит ему боль.
Я тяжело сглатываю, воздух между нами становится тяжелым от напряжения.
— Ты ходил к Джону? — Осторожно спрашиваю я, мой голос едва превышает шепот.
— Я должен был убедиться, что он понимает последствия. Никто не может причинить тебе боль и остаться безнаказанным. Но я опоздал.
— Я ценю, что ты хочешь защитить меня, Лукас, — говорю я, встречая его взгляд, — но я не просила тебя преследовать Джона. Я могу с ним справиться.
Его брови нахмурились, в выражении лица появилось разочарование.
