Вспомнив сейчас о ледянках, он решил спускаться с сопок, как это делал когда-то мальчишкой в родном сибирском селе. Он подвертывал под себя полы кожанки и съезжал вниз. Преодолевать расстояние стало легче. По летчику приходилось не только спускаться, но и подниматься.
Сорокипу страшно хотелось спать. Метель баюкала его своей бесконечной, заунывной поспей. Как хорошо лечь, вытянуть натруженные ноги или просто посидеть на снегу! Но он знал, что если сядет, то обязательно заснет, а сон на лютом морозе — это конец.
И он шел.
На четвертые сутки Сорокин подошел к незамерзающей горной речушке и жадно напился, черпая пригоршнями ледяную воду. Речка впадала в озеро, покрытое льдом. Он смело ступил на лед, прошел несколько шагов и провалился по пояс в студеную воду. Хорошо, что на дне оказались гранитные плоские камни. Осторожно ступая по ним, Захар выбрался на берег: тонкий лед был подмыт горным потоком и не выдержал тяжести человека.
Фетровые бурки и брюки промокли и отяжелели. Стало еще холоднее. Захар глотнул остаток коньяка, по не согрелся. Надо было развести костер, а спичек не оказалось. Он собрал в кучу сухой валежник и выпустил в него две последние ракеты, надеясь, что он затлеет. Ничего не вышло. Захар со злостью швырнул в снег уже ненужную ракетницу и побрел дальше.
Теперь ломило не только щеку, зубы и ноги — нестерпимо ныло все тело. Казалось, каждый мускул, каждая косточка воспалены и причиняют тяжкую боль. Есть не хотелось. Наступала страшная сонная слабость.
Вскоре Захар заметил на снегу под кустом какие-то маленькие движущиеся серые пятна. Это были куропатки. Он сделал несколько выстрелов из пистолета, почти не целясь. Куропатки разлетелись в стороны, лишь одна осталась лежать на месте. Ое свернул ей голову и выдавил себе в рот горячую солоноватую кровь. Сначала Захар почувствовал прилив энергии и бодрее зашагал вперед. Но часа через два наступила какая-то одуряющая вялость.
Что было потом, Сорокин помнит смутно. Он шел, осторожно ставя ноги, ступни которых накрепко смерзлись с фетром подошв, часто падал, с трудом поднимался и снова шел. Он видел, точно во сне, улыбающихся и зовущих его к себе жену и сына, оставшихся в Евпатории, лица боевых товарищей, знакомый аэродром аэроклуба кубанского городка Тихорецка, где он учился летать, улицы Москвы…
Когда уже не мог идти, он стал ползти на четвереньках.
Вперед, только вперед! К жизни! К товарищам!
Возвращение
На шестые сутки Сорокин услышал отдаленный гудок катера, и когда взобрался на сопку, то в самом деле увидел широкую темную полосу воды и дымок парохода на горизонте.
Около избушки, на берегу, стоял человек. Сорокин, не выпуская из руки неимоверно отяжелевший пистолет, шел к морю. Радостно и спокойно забилось у него сердце, когда раздался окрик часового:
— Стой, кто идет?
Сквозь застилавший глаза туман летчик увидел в разрезе башлыка часового знакомые золотые буквы: «Северный флот» и упал без чувств у ног краснофлотца.
Летчика внесли в дом. Командир зенитной батареи дал ему глотнуть спирта.
— Я лейтенант Сорокин, — еле слышно прошептал летчик, очнувшись. — Вот вернулся… Позвоните Сафонову…
— Знаем, знаем, — перебил его артиллерист. — Вас долго искали. Несколько партий отправляли в тундру за вами… Дайте я сниму с вас валенки…
Вместе с бурками отделилась и кожа отмороженных ступней.
Сорокин опять потерял сознание. Он очнулся через несколько часов на операционном столе в полевом госпитале, куда его доставили на тральщике. Хирург накладывал последний шов на его лицо.
Весть о чудесном возвращении лейтенанта Сорокина быстро облетела весь Северный флот. Первыми пришли навестить его в полевом госпитале командир эскадрильи Сафонов, техник Родионов и, конечно, его друг Соколов.
Через две недели Сорокину вставили зубы. Повар части — тоже сибиряк — прислал ему в подарок две сотни отличных, замороженных пельменей.
Каждый вечер кто-нибудь из боевых товарищей приходил в госпиталь. Сорокин был в курсе всех дел эскадрильи.
— Не горюй ты, скоро вернешься к нам! — говорили товарищи и каждый из них с тревогой опрашивал: — А ноги как? Заживают?
— Ноги, как ноги, — отвечал, хмурясь, Захар. — Врачи вылечат. На то они и врачи…
Мысль о ногах но давала Сорокину покоя. Не то, чтобы ноги болели, — он их почти не чувствовал. И в этом-то был весь ужас!
— Обморожение третьей степени. Ступни, как видно, придется ампутировать, — подслушал он как-то разговор лечащего врача с главным хирургом флота и закричал в испуге:
— Не дам! Что хотите делайте, а резать по дам!
Ноги не заживали, хотя врачи делали все от них зависящее.
Когда однажды врачи велели Сорокину спустить ноги с кровати и попробовать пошевелить пальцами, лопнули сухожилия. Стало ясно, что без операции не обойтись. Понял это в конце концов и сам летчик.
Главный хирург флота профессор Арапов на следующий день пришел в палату.
— Вот что, Сорокин, — сказал он. — Делать больше нечего. Соглашайтесь на ампутацию. Совсем немного отрежем, только ступни. А если на неделю оттянем операцию, придется тогда отнимать по колено.
— Но как же я буду летать? — спросил Захар.
— А разве так уж обязательно летать? В жизни есть много путей-дорог, выберете какую-нибудь себе по сердцу…
И тогда Сорокин решился.
— Если надо, — режьте! — твердо сказал летчик и после недолгого молчания добавил: — Но летать все равно буду!
…Ноги, не болевшие до операции, стали причинять беспокойство после нее. Захар временами ощущал боль в ступнях, которых уже не было. Так бывает — это особая нервная аномалия.
Захар лежал на своей койке мрачный, неразговорчивый, почти ничего не ел, отказывался даже от любимых пельменей. Он не отвечал на шутки товарищей, по-прежнему часто навещавших его. У всех был почему-то виноватый вид. Сорокину казалось, словно каждый из них думал об одном и том же: «Вот у меня есть ноги, а у тебя нет. Я могу летать, а тебе никогда не удастся подняться в воздух…» И никто из боевых друзей в разговоре уже не заикался о том, что Сорокина ждут в полку, ставшем на днях гвардейским…
Культи ног заживали медленно и плохо. Решено было отправить Сорокина в тыловой госпиталь, в город Киров. Там смогут его как следует подлечить.
За гранью возможного
В палате № 15 госпиталя в Кирове, расположившегося в просторном здании городской гостиницы, соседом Сорокина по койке случайно оказался старый приятель, с которым он вместе кончал летную школу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
