в обозримой перспективе на роль «второй сверхдержавы», обретая не только экономические и политические возможности, но и значительную военную мощь.
Таким образом, основная проблема стратегической стабильности в начале XXI в. состоит в том, что представления о способах и механизмах предотвращения ядерной войны, выработанные во второй половине XX столетия, перестали соответствовать изменившейся геополитической обстановке, уровню развития технологий и психологическому настрою в мире. Чтобы сохранить стабильность, необходимо пересмотреть многие прежние взгляды на международную безопасность в ядерный век и скорректировать политику в этой области, можно обеспечить и в XXI в., но такие усилия для обеспечения стратегической стабильности требуют нового взгляда на вещи, новой стратегии действий и новых инструментов.
В этом контексте доктрины стратегического ядерного и неядерного сдерживания как фундамент обеспечения стратегической стабильности должны рассматриваться в сочетании с дополняющими их доктринами принуждения и сдерживания путем отрицания как инструментов ГВ.
7.2. ДОКТРИНА ПРИНУЖДЕНИЯ
При сохранении стратегического ядерного сдерживания как формы военно-стратегических отношений России США и НАТО реальной политикой Запада в последние три десятилетия стала политика «силового принуждения». Главной целью принуждения является сохранение военно-политического и финансово-экономического контроля со стороны США как лидера Запада над системой международных отношений и военно-политической обстановкой без перехода грани вооруженного конфликта.
Силовое принуждение становится всё более и более зависимым не столько от военных, сколько от невоенных средств, предусмотренных всем диапазоном инструментов ГВ. Стратегия ГВ исходит из тенденции снижения влияния военной силы во всём наборе мер, сил и средств принуждения и противодействия.
При этом политика «силового принуждения», рассчитанная на долгосрочное стратегическое соперничество, по словам бывшего министра обороны США Джима Меттиса, «требует монолитной интеграции многих элементов государственной мощи — дипломатии, информации, экономики, финансов, разведки, правового обеспечения и военной мощи»[169]. Происходит принципиальная трансформация военной стратегии в целом за счет ее перенацеливания на решение задач сдерживания или поражения долгосрочных стратегических конкурентов в отличие от задач противоборства с региональными противниками, которые были в центре внимания предыдущих стратегий.
Наряду с монолитностью политики силового принуждения, предполагающей системное сочетание всех инструментов насилия, предусматривается возможность эскалации / деэскалации политики «силового принуждения» и ее сочетаемость и взаимосвязь с развитием экономики и промышленности США. Важное место отводится созданию и укреплению НАТО и дестабилизации остальных субъектов военно-политической обстановки в мире, не входящих в альянс и в число партнеров.
В международных отношениях принуждение как форма насилия выступает в различных формах. Во-первых, все чаще принуждение используется в форме косвенного (скрытого) насилия, которое не предполагает непосредственного использования силы в процессе конкуренции (различные формы информационно-психологического давления, политическое вмешательство, вплоть до организации цветной революции и государственного переворота, экономическая блокада, кибероперации). Подобная форма принуждения заключает в себе лишь угрозу применения силы (политическое давление, дипломатический ультиматум). По своему предметному содержанию и объекту направленности насилие можно подразделить на политическое, военное, экономическое, духовное (идеологическое), административное (судебно-законодательное). Во-вторых, принуждение может использоваться в виде прямого насилия, которое выражается в непосредственном применении силы, т. е. в ходе войны.
Таким образом, в дополнение к способам традиционного стратегического ядерного и стратегического неядерного сдерживания в арсенале политики безопасности современных центров силы получает развитие так называемое «принуждение» (coercion). Принуждение (или политическое насилие) — это насилие, применяемое государственными либо негосударственными акторами с целью достижения определенных политических мотивов. Это физическое принуждение, используемое как средство навязывания воли субъекта с целью овладения властью, прежде всего государственной, ее использования, распределения, защиты за счет комплекса односторонних принудительных мер в отношении суверенных государств, который призван воспрепятствовать реализации народами этих стран своих экономических, социальных и культурных прав[170]. Сочетание стратегий сдерживания и принуждения предоставляет возможность гибкой эскалации / деэскалации насилия.
Сдерживание и принуждение представляют собой совокупность мероприятий, в результате реализации которых с использования широкого спектра мер давления от другой стороны добиваются совершения необходимых действий или отказа от своих намерений.
В стратегии ГВ как нового вида межгосударственного противоборства принуждение рассматривается как активная, наступательная доктрина, рассчитанная на длительный период применения ГУ, включающих меры политического и военного давления, экономические санкции, идеологические подрывные мероприятия. Конечная цель принуждения — заставить объект решить, что уступчивость — лучший способ действия, чем игнорирование требований принуждающего. Принуждение предполагает активное политическое и военное поведение принуждающего, нацеленное на переубеждение оппонента изменить статус-кво под угрозой применения силы или наращивания масштабов военно-силового воздействия, экономических санкций, кибератак, угроз из космоса, информационного давления.
Таким образом, если сдерживание призвано не допустить совершения противником нежелательных действий под угрозой применения против него военной силы, то принуждение имеет целью заставить объект подчинить свое поведение требованиям принуждающего, например, отказаться от реализации определенных экономических проектов, снизить уровень военной активности, остановить вторжение, уйти со спорной территории, в конечном итоге лишить противника возможности выбирать курс действий.
Эффект принуждения измеряется тем, насколько быстро удастся сломить противника и подчинить его своей воле. Следует иметь в виду, что уступка угрозе принуждения является более видимой и очевидной, поэтому уступающая сторона должна заранее подготовить объяснение сделанных уступок. Сочетание указанных и некоторых других факторов обеспечивает значимую роль принуждения в спектре стратегий обеспечения интересов государств и их коалиций.
7.3. ДОКТРИНА СДЕРЖИВАНИЯ ПОСРЕДСТВОМ ОТРИЦАНИЯ
В течение первого десятилетия после окончания холодной войны среди оборонных и политических кругов США доктрине ядерного сдерживания уделялось сравнительно мало внимания.
Однако мюнхенская речь президента России В.В. Путина в феврале 2007 г. напомнила нашим западным оппонентам, что «для современного мира однополярная модель не только неприемлема, но и вообще невозможна», а также, что «Россия — страна с более чем тысячелетней историей, и практически всегда она пользовалась привилегией проводить независимую внешнюю политику. Мы не собираемся изменять этой традиции и сегодня».
Обнаружив, что Россия выходит из безвременья 1990-х й формирует новый мощный центр силы, политики и дипломаты США и стран НАТО принялись изобретать мифы о якобы возрождающейся «агрессивной» России, которую необходимо сдерживать и контролировать.
Дальнейшее развитие событий показало, что в обозримом будущем проблема сдерживания выходит на центральное место во внешней политике великих держав. Вашингтон к такому курсу подталкивает необходимость консолидации союзников против усиливающейся России и ведущейся ударными темпами модернизация в Китае, продолжающаяся деятельность Ирана по обогащению урана, сохраняющееся участие американцев в военных конфликтах, что создает нагрузку на ВС. В этих условиях стратегии сдерживания противников превращаются в заметный компонент американской национальной и международной безопасности во все более многополярном мире.
По оценкам США, решающий фактор в развитии такой тенденции обусловлен наращиванием Москвой и Пекином военной мощи. Рост этот оказался более значительным, чем прогнозировали американские стратеги, что бросает вызов традиционным американским методам сдерживания путем
