— Сколько усилий и средств потрачено! — покачал головой Кобба. — А толку?
— Ну почему же, — не согласилась Яни-Ра. — Кое-что мы успели. Частично разобрались с вашими технологиями. Выяснили, что плоть мира упрочняется, а пленки, как и вся нечисть Мороси, препятствуют этому и питаются из-за пределов Разгона. Заблокировали терминал аху. Построили современные базы. Перенесли мониторинг четырехмирия сюда. Установили постоянное дежурство. Обнаружили и уничтожили всех уцелевших аху, в том числе тех, кто каким-то, впрочем, уже понятным теперь образом сумел спастись в другом мире.
— И доставили сюда виновника катастрофы, — хмыкнул Кобба и посмотрел на Пустого. — Или его сыночка, похожего на младшего инженера Мота как две капли воды.
— Я не аху, — процедил сквозь зубы Пустой. — Что ты знаешь о моем отце?
— После расскажу, — рассмеялся Кобба. — Вот доберемся до Бирту — и расскажу. Только отца твоего звали не Мот. Именем Мот звали одного из аборигенов, которого мы отловили для видовой трансформации. Смею надеяться, что косточки настоящего Мота давно сгнили в глубинах Мороси. Разве только…
Кобба вдруг побледнел.
— Разве только твой отец…
— Он не аху, — кивнула Яни-Ра. — Мы не знаем, кто был его отец. И я ничего не могу сказать насчет катастрофы, которая тут произошла, но мне все чаше кажется, что весь тот ужас, который мы видим здесь последние тридцать пять лет, — это бледная тень того ужаса, который мог бы быть. И, судя по всему, остановил его отец… Пустого.
— Я думал, что он просто ошибся, — пробормотал, опустившись на камень, отшельник. — Я думал, что Мот… что младший инженер Содда просто ошибся. Он что-то перепутал. И сошел с ума. От осознания беды, которую навлек на Киссат. Я едва не пристрелил его тогда, но он скрылся. Он открыл врата и скрылся. За ним рванулся великий мастер, чуть ли не с десяток лучших инженеров, но тут… Тут мне пришлось бежать. Процесс стал неуправляемым. Вы хотите сказать, что его отец, Содда, точнее, нет — обычный глупый и безмозглый абориген с дурацким именем Мот разобрался в работе сложнейшей установки? Да даже я не смог бы ее остановить! Если только сломать!
— Пустой — отличный механик, — заметил Рени-Ка. — Возможно, его отец тоже был хорошим механиком.
— И он, для того чтобы уйти в другой мир, всего-навсего открыл дверь? — расхохотался Кобба.
— Предложи другое объяснение, — развела руками Яни-Ра. — Но открыл он дверь или не открыл — ключа он никому не отдал. В любом случае вряд ли на это был способен младший инженер Содда.
— Для этого вы его сюда тащили? — закричал Кобба. — Для этого вы стирали ему память? Чтобы выудить его наследственные навыки? Чтобы вырезать из его памяти этот самый ключ? Или чтобы он смог разобраться с изобретением ненавидимого вами Киссата? Чтобы вы смогли захватить его в свои руки? Хотите подчинить себе четырехмирие? Или даже выбраться за его пределы?
— Ты зря кричишь, — ответила Яни-Ра. — Да, для того чтобы добраться до сердцевины человека, нужен не скальпель, а хороший эмпат. Йоши-Ка был очень хорошим эмпатом, но даже простой контроль над этим, как ты говоришь, сыном глупого и безмозглого аборигена ему давался с большим трудом. Да, механика мучили боли, но в десятки раз более сильные боли мучили Йоши-Ка. Он едва держался на ногах от этой боли. Все вокруг считали его пьянчужкой. Но память человека подобна панцирю, который скрывает его истинное нутро. Нельзя добраться до нутра, не разобравшись с памятью. К сожалению, иногда не помогает и отсутствие памяти.
— Что ж, — развел руками Кобба, — на Пустом и на мне вы обломали ваши зубки. Отсутствие панциря не помогло раздолбить ни эту черепашку, ни ту. Я, кстати, помню прежнего Йоши-Ка. В Поселке я его едва узнал: работа его здорово состарила. Или боль… Может, он и был отличным эмпатом, но никогда не переставал быть мерзавцем. И вот итог его жизни: обиженная девчонка убивает его в честном бою. Шустрая девчонка. Кстати, что вы тут делаете до сих пор? Тем более теперь, когда вас осталось двое, а ваши базы разгромлены? Подождите, сейчас я угадаю. Вы сказали, что плоть мира затягивается. Точно. Я же забыл! Вы уже просто не можете вернуться домой. Связь еще осталась. А вот дырочка захлопнулась. Но надежда не пропала? Вдруг помогут технологии ужасных аху? Так?
— Не совсем, — ответил, поджав губы, Рени-Ка. — Да, уже больше двадцати лет мы оторваны от нашего мира. Да, у нас есть еще слабая связь. Здесь волею случая задержалась последняя смена, от которой теперь осталось только двое. Но это не значит, что у нас нет задачи.
— И ваша задача — Бирту! — расплылся в улыбке Кобба. — Вы хотите запустить мой проект.
— Остановить его, — процедила Яни-Ра. — Или он продолжает работать, или что-то еще не дает развеяться пленкам, поддерживает Морось!
— Там кто-то есть, — сказал Пустой. — Мелькнула фигура. Я видел человека у терминала аху.
— Может быть, — пожала плечами Яни-Ра. — Где еще спасаться от нечисти? Если сюда прошли мы, мог бы пройти и еще кто-то.
— Посмотрим, — задумался Пустой.
46
Завтрак прошел в молчании. Даже Ярка, которая вдруг начала щебетать о чем-то вполголоса, столкнувшись взглядом с Лентой, испуганно примолкла. Неожиданно с серого неба пошел мелкий дождь.
— Морось — она и есть Морось, — пробурчал Рашпик.
Филя проглотил последний сухарь, запил его сладким отваром, сунул чашку в мешок и вскочил на ноги.
— Разве это дождь? Вот по осени дожди бывают! А уж поближе к Мокрени…
— Никто ничего не говорил о Галаду, — вдруг заметила Лента.
Кобба вздрогнул, поднял голову, посмотрел на девчонку.
— Пошли, — встал Пустой. — Что говорить о Галаду, если он сам о себе говорит. Или эти… которые все время повторяют: «Я слуга Галаду». Или Тарану.
— Ты знаешь слово «Тарану»? — удивился Кобба.
— Вери-Ка стал Тарану, — объяснил Пустой. — И я встречался однажды с чем-то подобным. Но тут есть одна тонкость: когда говоришь с Тарану, то говоришь с кем-то, кто не здесь. С кем-то, кто далеко.
— Чего он от тебя хотел? — спросила Яни-Ра.
— Я уж думал, что вы раскопали все, что у меня в голове, — прищурился Пустой. — Ключ он хотел, о котором тут говорили, кстати. Но никакого ключа у меня нет. Пойдем. Посмотрим хотя бы на дверь. И на то, что там работает.
— Следишь за мной? — обернулся Кобба, к которому Филя пристроился сзади.
— С чего ты взял? — сделал удивленное лицо мальчишка. — Мне никто ничего не поручал.
— Оставь меня в покое, — процедил Кобба. — Прибереги свое рвение для болтов и гаек, потому что против меня ты слишком мал.
— Я вообще слишком мал, — обиженно проворчал Филя и обогнал отшельника.
Кобба никогда особенно не нравился Филе, но после утреннего разговора он перестал нравиться ему вовсе. И не потому, что тот говорил так, будто вокруг все ему были должны. Филе показалось, что Кобба врал. Или недоговаривал.
— Не суетись, — пропыхтел Рашпик, когда Филя поравнялся с ним. — Не усложняй ничего. Все идет своим чередом. Конец пути явно близок. Жаль только, что я не вижу накрытого стола и маленького уютного домика. Или большого домика.
— А мне другое непонятно, — вздохнул Филя. — Как они собираются добираться домой? Ну если я понял, то тут все, кроме тебя, меня, Коркина и Ярки, — все гости. Рук, кстати, тоже. И они вроде бы собираются домой. Как они туда попадут?
— Вот в этом между нами вся разница, — отправил в рот сухарь Рашпик. — Ты думаешь о том, как они отправятся домой, а я о том, что будем делать мы, когда останемся без них.
— Ну это не так все сложно, — задумался Филя. — Мы вернемся к той машинке и доедем на ней до купола светлых. Я знаю, как отключить периметр. Потом постараемся запустить воздушную дорогу. Ну придумаем что-нибудь.
— Все понятно, — кивнул Рашпик. — Ты тоже механик. Только маленький. Высоким ты, конечно, не станешь, но можешь стать толстым. Хочешь, научу?
— Нет, — буркнул Филя и еще прибавил шагу, заметив про себя, что станет он или не станет механиком, через десяток миль точно окажется босым: сапоги держались на честном слове. Нет, с Коркиным расставаться никак не следовало. Или Пустой выгрузил у Хантика несколько пар валенок? Конечно, для лета не самая лучшая обувь, так и до Хантика еще надо добраться. Лучше всего починить воздушную дорогу, оттуда — в горы, потом — в обход Мороси и опять в нее. Только не через лес с беляками, а по холмам. И как же все это? Босиком? Разувать надо было собачников, разувать!
— Дорога.
Пустой остановился. От терминала светлых к пелене пленки тянулась расчищенная от обломков дорога.
— Когда-то была дорога, — ступила на расчищенный камень Яни-Ра. — Было время, тут работало до тысячи светлых. Представляешь, с той стороны — смерти и болезни, а тут — надежда на новый мир.