Узара погладил бороду.
— Интересная идея.
— Попробуйте, получится или нет, — посоветовала Гуиналь.
— Прежде всего мы позавтракаем. — Маг посмотрел на нее. — Тебе необходимо что-нибудь съесть.
— Через минуту. — Не встречаясь с ним взглядом, барышня повернулась к морю. — Хэлис хотела узнать, как дела у южных кораблей. Темар поможет мне с дальновидением. Это также успокоит мою душу.
Узара хотел возразить, но ограничился тем, что предостерегающе взглянул на Д'Алсеннена.
— Только недолго.
Темар посмотрел ему вслед.
— В чем дело?
— Ни в чем. — Гуиналь покраснела и протянула ему руку. — Поможешь мне?
Что-то в ее голосе вызывало беспокойство. Темар осмотрел лагерь.
— Я вижу там Перида. Давай-ка сначала позавтракай, а потом мы вдвоем тебя поддержим.
— Перид весь день будет копировать карты для Хэлис. — Гуиналь потянулась к руке Темара. — Мы справимся сами. Мы уже делали это раньше.
— Когда осматривали верховье реки для Ден Феллэмиона? — Воспоминание развеселило Темара. — Кажется, с тех пор прошла целая вечность. А ведь так и есть, верно?
— Не для меня. — Барышня сжала его руку.
Д'Алсеннен задохнулся.
— Не думаю, что это мудро.
— Позволь мне быть глупой, хотя бы ненадолго. — Гуиналь закрыла глаза. — Я хочу вспомнить что-то лучшее, чем вся эта война.
Воспоминания укутали Темара покоем и довольством. Высоко на косогоре, прямо над заливом, идеальный круг из тщательно подогнанного камня предлагал убежище от самой суровой непогоды, налетающей с океана. На стороне, обращенной к материку, подальше от господствующих ветров, открытые ворота впускали каждого, кто желал получить знания в этом отдаленном месте. Тропинка к тем воротам встречалась с рядами закругленных плиток, прикрывающих трубы, по которым подавалась вода от крытого источника немного выше по склону. За стеной стояли скромные жилища, круглые под коническими шиферными крышами. Вокруг каждого зеленел ухоженный садик. В центре возвышались три больших квадратных здания с высокими крутыми крышами и большими окнами. Зимние шквалы миновали, и ставни были открыты, давая свет сидящим внутри адептам.
Тоскующая память Гуиналь озарила это святилище ласковым солнечным светом. Она жила в простом доме вместе с еще двумя барышнями. Все они были счастливы сбежать от бесконечных условностей придворной моды и этикета. Мысленный взор Гуиналь обратился к библиотеке, где развивающиеся способности к Высшему Искусству завоевали ей уважение, а не кровь и наследство. От ее пронзительной скорби по добрым и давно умершим учителям у Темара защипало глаза.
— Я была так счастлива там, — тихо молвила Гуиналь.
— Ты бы теперь ни за что не узнала Бремилейн, — начал он бодрым тоном. — Когда я был там в прошлом году…
— Я не желаю знать. — Девушка больно сжала его руку. — Тебе не хочется, чтобы все было таким, как прежде?
Поток воспоминаний обрушился на Темара. Зал с потемневшими стропилами, убранный зелеными ветками; огонь, ревущий в огромном очаге; шелка и драгоценности, блестящие в свете свечей, когда танцующие дамы кружились на усыпанном тростником полу, матроны столь же грациозны, как их стройные дочери и племянницы. Кавалеры не уступали им в блеске, золотые и серебряные пуговицы сияли на камзолах, сшитых из мерцающей парчи. Двустворчатые двери распахнулись в широкую залу, где столы ломились от яств, самых изысканных и дорогих, какими только мог располагать знатный Дом. Смех пронесся эхом в голове Темара, плывя над веселым шумом праздника и флирта и набожных благодарностей Полдриону за еще один благополучно прошедший год.
— И праздник тоже совсем не такой, каким ты его помнишь. — Темар попытался свернуть на свои воспоминания о летнем Солнцестоянии, которое он провел в Тормейле. Его усилие было тщетным. Гуиналь упрямо держалась за собственную память, и она была гораздо опытнее в этом, чем он. Темар заскрежетал зубами, призывая образ веселого, яркого, залитого солнцем Тормейла. Он вспомнил свое изумление при виде разросшихся районов, потеснивших старый город их прошлого, обнесенный все той же древней стеной, но кажущийся теперь таким маленьким. Он вспомнил свой восторг при виде роскошных Домов, кольцом опоясывающих столицу. Старые и новые сьеры строили свои дворцы, украшая их со всем изяществом и великолепием, какие можно купить за золото.
— Мир ушел вперед, Гуиналь. Ты сама должна поехать и увидеть это.
— Увидеть что?
Под маской ее неотступного самоконтроля Д'Алсеннен почувствовал горе девушки, тоску по семье, так давно умершей, жгучую обиду на Дом, который так давно забыл свою дочь, а потом отрекся от нее.
— Нет смысла тосковать об утраченном. — Темар сделал все возможное, чтобы заглушить ее скорбь, стараясь показать Гуиналь, как он сам пережил свою боль и ярость. — Мы должны смотреть вперед, а не назад. Тормалин отстроили, возродили заново из руин Хаоса. То же самое мы сделаем для Келларина.
Если у людей Келларина больше нет места в этом новом Тормалине, несмотря на все его надежды на милость Сэдрина, Темар построит им новый дом, создаст новую державу за океаном.
— Это и есть наше будущее? — Тихий голос Гуиналь стал напряженным. — Какая-то пародия на колонию, которую мы планировали, построенная по милости этих сьеров, которые правят этим твоим изменившимся новым миром? О, я устала, Темар, я действительно устала. Я целыми днями лечу больные животы, и перевязываю волдыри, и разбираю эти мелкие ссоры из-за клочков грязи или вонючих животных. Что это за жизнь? Я была принцессой. Имя Тор Приминаля вызывало уважение, оно первенствовало в любом собрании, оно управляло обширными землями и тысячами арендаторов!
— И, насколько я помню, ты сама отказалась от привилегий. — Темар с немалым трудом сохранял непринужденный тон. Он не хотел вызвать у девушки истерику, но, Сэдриновы потроха, он не собирался давать ей спуску.
— Я пожертвовала своим рангом, чтобы изучать искусства заклинаний. Служительница Ларазион, адепт Острина — теперь это ничего не значит, — подавленно ответила Гуиналь. — Я даже не могу потребовать обратно свое собственное Имя, меня просто передали Дому, почти мертвому еще до того, как мы отплыли.
— Благодаря Черной оспе, — холодно молвил Темар. — Тот мор и мой дед преподали мне суровый урок, когда я был очень юным, Гуиналь. Я мог рыдать весь день и всю ночь, но мой отец не слышал меня в Ином мире. Ни братья, ни сестры не могли снова переступить порог Сэдрина, чтобы меня утешить. Все, что я мог, это смириться с дарованной мне жизнью, чтобы почтить их память.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
